28.12.2010 | Сергей Маркедонов

Северный Кавказ-2010: рост внутриполитической «капитализации»

В 2010 году Северный Кавказ не перестал быть главной внутриполитической проблемой России. Именно так год назад охарактеризовал этот регион президент РФ Дмитрий Медведев. Однако в уходящем году значимость Северного Кавказа заметно разрослась. Из проблемы «отдельно взятого региона» «северокавказский вопрос» превратился в сюжет общегосударственного значения. И могло ли быть иначе, если главная внутриполитическая проблема страны в декабре 2010 года пришла под самые стены Кремля? Но, как говорится, обо всем по порядку.

«Мягкая сила» вместо жесткой или история несостоявшегося прорыва

Новый 2010 год на Северном Кавказе стартовал не 1 января, как обычный календарный. В политическом плане его начало надо связывать с президентским указом от 19 января о воссоздании в новых границах Северо-Кавказского федерального округа и назначении полпредом в нем (в ранге вице-премьера федерального правительства) растущего политика и управленца Александра Хлопонина. Комментируя назначение бывшего красноярского губернатора на должность президентского представителя в проблемном российском регионе, известный германский кавказовед Уве Хальбах констатировал: «Мы видим «выученные уроки» в плане отхода от одностороннего военного подхода, который демонстрировали «силовики» в решении большинства проблем российского «внутреннего зарубежья». Германия (и Европа в целом) должна активно поддерживать более квалифицированную стратегию России на Северном Кавказу, которая выходила бы за рамки инструментария «силовиков». Однако нам следует понимать как трудно такие подходы будут вырабатываться, и как неустойчива ситуация в регионе». Провалилась ли миссия Хлопонина по «замирению региона» или же она увенчалась хотя бы промежуточным успехом?

Для ответа на этот вопрос надо понимать, какие конкретно задачи ставились перед полпредом, ибо сам представитель президента не может определять генеральную стратегию Северного Кавказа, он лишь реализует стратегию высшего руководства страны. Что же предлагалось ему реализовывать? Два непосредственных начальника Хлопонина были едины во мнении: полпред должен заниматься экономикой, не отвлекаясь на решение политических задач. Среди прочего Хлопонину было поручено регулировать распределение финансовой помощи, включая прямую помощь и государственные инвестиционные проекты, из федерального бюджета субъектам федерации, входящим в состав Северо-Кавказского федерального округа. В общем, как сказал в январе уходящего года президент Дмитрий Медведев: «Денег много, поэтому здесь нужен экономический менеджер, а не жесткий человек». Таким образом Хлопонину обозначили его функциональную нагрузку следующим образом: необходимо, чтобы «условия ведения экономической деятельности и социально-экономические показатели Кавказского региона подтянулись до среднероссийского уровня». Притом, что основные проблемы Северного Кавказа были и остаются политическими. Здесь и проблемы интеграции в общероссийское правовое и социально-культурное пространство, и рост исламизма, и этнический национализм, и коррупция, сводящая на нет все усилия по привлечению инвесторов. И самое главное - отсутствие внятных правил игры и политических гарантий. Однако полпред не получил политических рычагов (будь то прямой контроль над «силовиками» и решающий голос в кадровых вопросах по республикам). Более того, Кремль не отказался и от своей порочной практики выстраивания «особых отношений» с республиканскими элитами будь то Чечня, Ингушетия, Кабрдино-Балкария или Дагестан. В этих процессах полпред становился «слабым звеном». В итоге задача по «замирению региона» была изначально заужена, ограничена экономическими проблемами.

Вопрос о политических реформах не был даже поставлен в повестку дня. Что же в итоге? Сказано немало правильных слов. И о необходимости научного осмысления северокавказской политики, и о повышении качества работы «силовиков, и об организации внутренней миграции трудоизбыточного населения. Но при отсутствии политических рычагов работа полпреда постепенно стала напоминать раболту дореволюционного земства. Вроде бы и нужный институт, да непонятно, как его оптимально использовать. Повторимся, что в первую очередь - это не столько вина, сколько беда Хлопонина, который так и не получил весомые политические полномочия. Без них же самое лучшее, что смогли сделать для экономики региона- это составить далекие от реальности предложения, собранные под одной обложкой «Стратегии-2025».

Старые и новые вызовы

С одной стороны, нельзя сказать, чтобы 2010 год открыл какие-то принципиально новые угрозы, которые бы исходили из Северокавказского региона. Рост политического насилия под исламистскими знаменами начался намного раньше. «Обновленный» этнический национализм (особенно в западной части российского Кавказа) также заявил о себе несколько лет назад. Но с другой стороны, расширение террористической активности (особенно через год после отмены режима КТО в Чечне) неприятно впечатляло в течение всех 12 месяцев уходящего года. Терроризм снова пришел в российскую столицу. Взрывы в московском метро 29 марта 2010 года поставили много жестких вопросов. И не только в плане безопасности. В каком-то смысле они стали тревожным звоночком перед трагедией 11 декабря. На первый взгляд, между этими событиями нет прямой взаимосвязи. Однако при более глубоком рассмотрении оказалось, что общественное мнение крупных российских городов было шокировано взрывами в столичной подземке, но довольно вяло (если не сказать, пассивно) реагировало на трагические инциденты в Кизляре, Владикавказе, Нальчике. О Нальчике, кстати сказать, необходимо более подробно поговорить. В Кабардино-Балкарии, имевшей в 90е годы репутацию северокавказской «спящей красавицы», в 2010 году значительно выросло количество терактов. В этом контексте можно вспомнить первомайский взрыв на ипподроме, а также атаку Баксанской ГЭС (21 июля), которая стала первой атакой большого «техногенного объекта». Только за 2 первых летних месяца в республике прогремело 17 взрывов. В июне 2010 года президент КБР Арсен Каноков дал добро на ввод смешанного контингента по борьбе с экстремизмом в республику, что в свою очередь стало реакцией на рост диверсионно-террористической активности, все больше стирающей грани между восточной (нестабильной) и западной (относительно мирной) частью Северного Кавказа.

2010 год также показал (и не только в Кабардино-Балкарии), что ликвидация знаковых персонажей джихадистского подполья не приносит мира в регион. В уходящем году были ликвидированы такие печально известные лидеры северокавказского терроризма, как Анзор Астемиров (был уничтожен 24 марта), Саид Бурятский (2 марта), Магомедали Вагабов (21 августа). За каждым из них тянулся кровавый след, начиная от атаки на столицу КБР в октябре 2005 года, прошлогодними акциями против РОВД в Назрани, и заканчивая взрывами в московской подземке. Однако точечные «ликвидации» без комплексного изменения среды, порождающей новых «амиров» и новых «шахидов» не стала эффективным средством. Место Анзора Астемирова, ставшее «вакатным» быстро занял Аскер Джаппуев, и как говорится, началась старая песня по новому. Впрочем, в 2010 году мы увидели и иные подходы. Так 9 июня был захвачен в ходе операции Али Тазиев (известный также, как «Магас»), подозреваемый в нападении на Ингушетию (июнь 2004 года) и террористической атаке на среднюю школу в Беслане (сентябрь того же года). Между тем, подобного рода захваты (а также разбирательства этих дел) не стали (по крайней мере, пока) мощным идеологическим оружием против боевиков и их лидеров.

К сожалению, ни государство, ни общество не смогло грамотно осмыслить характер террористической угрозы. Повторение фраз о «бандитах», «чеченских сепаратистах» (это при том, что в 2010 году Чечня опустилась на четвертое место в своеобразном террористическом соревновании) отодвинуло от нас понимание того политического вызова, который был брошен российским гражданам северокавказскими джихадистами. Их идеологии россияне не смогли противопоставить свою консолидированную позицию. Между тем, без уяснения себе целей и ценностных установок различных групп и направлений северокавказских исламистов, трудно рассчитывать на успех в борьбе с ними (поскольку это требует не просто чиновничьей или силовой активности, а выдвижение своих целей и ценностей, а также их активное продвижение). Помимо идеологических аспектов российское политическое сообщество ни на йоту не продвинулось в понимании институциональных особенностей функционирования террористического подполья. Так в августе-сентябре 2010 года два вождя кавказского «Эмирата» Доку Умаров и Хусейн Гакаев не сошлись во мнениях не только относительно разных трактовок Корана. Однако их «развод» не привел к снижению числа террористических атак (та же масштабная атака во Владикавказе или нападение на родовое село Рамзана Кадырова Центорой прошли уже после выхода гакаевцев из подчинения Умарову).

Несколько слов следует сказать и про этнический национализм. Активизация черкесского движения началась не в 2010 году. Оно было «разбужено» многими факторами, среди которых и признание независимости Абхазии, и годами неразрешаемые земельные проблемы (КБР), и вопросы представительства во власти (КЧР). Однако в 2010 году «черкесский вопрос» попал в фокус грузинской внешней политики. Две конференции (март и ноябрь 2010 года), начало обсуждения проблемы признания так называемого «геноцида черкесов» в Российской империи на парламентском уровне (о вероятности признания «геноцида» в своем интервью «Коммерсант-Власть» заявлял и второй человек в грузинской властной иерархии Вано Мерабишвили). Можно как угодно относиться к стилю руководства Михаила Саакашвили и по разному оценивать его эмоционально-психологическое состояние. Но как бы то ни было, а «раскрутка» северокавказской темы в Тбилиси (а тот же президент Грузии с трибуны ООН вывдвинул идею «единого Кавказа») весьма способствует интернационализации дискуссий о самом проблемном российском регионе. Все это требует и от власти, и от общества более грамотных действий. Надо понимать, что «ответный ход» за Абхазию и Южную Осетию может быть более результативным тогда, когда российская политика будет допускать на Северном Кавказе новые ошибки и провалы. И в этом смысле иллюзий быть не должно: по мере приближения зимней Олимпиады в Сочи «адыгская» (черкесская) тема будет все активнее обсуждаться и внутри РФ, и за ее пределами. И Москва должна в самые сжатые сроки найти грамотный ответ на эту проблему. Хорошо бы, чтобы тональность ответа была бы верно выбрана (это был бы и не «зубодробительный удар» и не заискивание перед этнонационалистами из адыгоязычных субъектов).

В Грозном не все так спокойно

2010 год поставил много неприятных вопросов и относительно любимого «стабилизационного детища» на Северном Кавказе Чечни. Две знаковых атаки 29 августа (родовое село президента Чечни) и 19 октября 2010 года (республиканский парламент в Грозном) опровергли стереотип о наступившем мире и спокойствии в отдельно взятом северокавказском субъекте РФ. Добавим также, что в течение года с момента отмены режима КТО (апрель 2009 года) динамика терактов и диверсий не пошла по убывающей линии. На момент начала марта 2010 года, спустя320 дней после отмены КТО, исследования «Мемориала» (проводимые исключительно по материалам открытой печати) зафиксировали следующие результаты: количество погибших в результате боевых столкновений в период после КТО достигло 292 человек (что в 2 раза превышает показатель за аналогичный предшествующий период, который тогда равнялся 154 человекам). При этом в террористическую практику вернулись атаки смертников. Первая такая атака состоялась уже через месяц после 16 апреля 2009 года. В этой связи снова встал вопрос о выгодах и издержках политики «чеченизации власти». Наверное, можно было бы согласиться с тезисом о том, что в обществе, пережившем конфликт, невозможна реализация смелых демократических или либеральных проектов. И, возможно, концентрация всех властных ресурсов в руках одной группировки могла бы оправдываться ее эффективностью в деле «замирения региона». До поры до времени так оно и было. Но сегодня очевидно уже любому неангажированному наблюдателю, что издержки от «приватизации республики» Кадыровым и его командой становятся все более высокими, чем приобретенные выгоды. Мир в Чечне не наступает. В этом плане красноречивы свидетельства депутатов из Свердловской области, которые в составе делегации побывали у коллег из республики в октябре 2010 года (слава Богу, никто не погиб!). Вот что рассказал в интервью «Газете. Ру» заместитель председателя областного собрания уральского региона Анатолий Сухов: «Мы вышли из комнат и сидели в коридоре без окон, который не простреливался. К нам пробрались бойцы чеченского ОМОНа и взяли в кольцо. Когда они начали выводить нас из здания, одного из бойцов ранили. Сначала в ногу, и он отстреливался уже с земли, а потом в руку. Мы его перевязывали потом в своей комнате». Если это «мир» и «устойчивое развитие», то, вероятно, необходимо поискать более удачные определения для слов «война» или «конфликт».

В итоге мы имеем концентрацию власти в руках политической группы, реализующей свой национально-государственный проект за счет российского бюджета, но не решающий в действительности важнейшую национальную задачу для страны - интеграцию Чечни. При этом глава Чечни в октябре 2010 года (буквально в самый канун атаки на парламент республики) провел в Грозном Всемирный конгресс чеченцев, на котором он был избран Генеральным секретарем, то есть обозначил свои амбициии далеко за пределами одной республики. Однако после грозненского теракта стало ясно: Рамзан Кадыров не является небожителем. Он и физически, и политически уязвим, а его монополия уже не столь очевидна, как раньше. Накануне нового 2011 года можно только гадать, как поведет себя окружение Кадырова, когда поймет, что его власть далеко не так абсолютна, как казалось еще вчера. Примеры такого рода мы хорошо знаем хоть по нашей недавней истории, хоть по сюжетам Ближнего Востока или Латинской Америки. Парадоксальным образом, но растущая террористическая активность может подстегнуть публичную политику внутри Чечни. Ведь не только же в Москве думают об издержках «чеченизации» и выгодах от нее! Однако в то время как в Чечне формируются новые вызовы, федеральная власть демонстрирует неготовность реагировать на них. Она, как и прежде, не дает внятной интерпретации событий, занимается самоуспокоением и успокоением сограждан. Между тем, что делать в случае дальнейшей эрозии кадыровского режима, Москва не знает.

Северный Кавказ у стен Кремля

На первый взгляд, трагические события на Манежной площади 11 декабря 2010 года (а также их отголоски в Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, той же Москве 15 декабря) напрямую с этнополитической и религиозно-политической динамикой не связаны. Выступление групп фанатом с русскими этнонационалистическими лозунгами не стало реакцией на тот или иной теракт, диверсию или на несправедливость по отношению к русским в северокавказских республиках. Оно было спровоцировано убийством спартаковского болельщика Егора Свиридова. Между тем, было бы наивано видеть в этом инциденте причину, а не повод для «революционного творчества масс». Разного рода инциденты с участием выходцев из Кавказа многократно возникали и на Ставрополье (взять хотя бы недавний инцидент в Зеленокумске), и в Волгограде, и в детском лагере в Туапсе. Однако «казус Свиридова» стал неким спусковым крючком, переведшим количество в качество. Стало понятно, что в стране отсутствует внятная национальная политика (точнее она подменена фольклорно-этнографической), а жители Кавказа и остальной России имеют друг к другу большие списки претензий. Как бы то ни было, а именно события на Манеже актуализировали и тему апартеида (раздельного проживания русских и кавказцев), и обсуждение возможного отделения всего Северного Кавказа от РФ.

Наверное, к этим темам можно было бы отнестись и без алармистских установок, если бы не последующая реакция высшей российской власти. То, что центральная власть в канун предвыборного года (а еще через год, в 2012 году наступит год выборов) решила сыграть на площадке русских этнонационалистов не может не тревожить. Тем паче, что ранее российская власть так открыто не говорила о возможности и даже желательности регистрации для приезжих в крупных российских городах (при такой интерпретации они становятся русскими городами), а также не противопоставляла две группы своих граждан друг другу. Речь идет о противопоставлении «приезжих», не уважающих «местные законы», и всех остальных (то есть этнического большинства). Таким образом, под конец года северокавказская тема переросла региональные рамки. Ее целесообразно рассматривать в контексте национального проекта «Россия». По какому пути пойдет дальше этот проект? Двинется ли он в сторону этнизации и противопоставления русских всем остальным или же, напротив, будет сделан шаг (не обязательно сверху, может быть и снизу) в сторону преодоления межэтнической вражды и укрепления общегражданской идентичности? Ответ на этот вопрос будет делаться в течение всего будущего года. Фактически он становится главным «домашним заданием» для всех на 2011 год. Отвечать на него должна власть (выступая в роли арбитра между спорящими, а не в качестве участника спора), интеллектуальная элита, как в Москве, так и в Нальчике, Грозном, Владикавказе, Назрани и Черкесске. Очевидно, что уже не годятся эмоциональные побивания друг друга (с одной стороны за неуважение «местных правил», а с другой за невнимание к «правам народов» с неизбежной спекуляцией по поводу «русского фашизма»). Для «творцов смыслов» (экспертов, журналистов, писателей и представителей других творческих профессий) пришла пора сделать вместе серьезный политический аудит и предметно (с цифрами, фактами, наглядными образами) ответить на вопросы: «Зачем нам быть вместе?» и «Что мы должны для этого сделать?», не считаясь со старыми обидами и недомолвками.

В любом случае, в 2010 году внутриполитическая «капитализация» Северного Кавказа выросла. Теперь это уже не проблема отдельно взятой территории и лояльности ее жителей. Это - вопрос о состоятельности российского проекта в целом.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати