23.07.2012 | Сергей Маркедонов

Между демократией и безопасностью

В непризнанной Нагорно-Карабахской Республике (НКР) 19 июля состоялись выборы президента. Эта избирательная кампания в силу многих причин заслуживает серьезного внимания к себе. Целый ряд комментаторов поспешили назвать ее «выборами без интриги», и борьбой с «заранее известным результатом». Так, политический редактор специального ресурса «Сommonspace.eu», посвященного рассмотрению армяно-азербайджанского конфликта, отметил, что июльская кампания в НКР «мало что изменила как внутри страны, в Карабахе, так и в контексте текущих переговоров по урегулированию конфликта. Политика в Нагорном Карабахе в значительной степени находилась в стагнации в течение последних пяти лет, и благодаря усилиям кандидата от оппозиции Виталия Баласаняна избирательная кампания пережила небольшое волнение впервые за многие годы. Результат, тем не менее, был вполне ожидаемым. Маловероятно, что Карабах увидит какие-либо серьезные изменения в нынешнем контексте». Но насколько оправдан подобный пессимизм?

В самом деле, констатировать определенную внутриполитическую стагнацию в НКР недостаточно. Необходимо понять причины, которые привели к подобному результату. И настолько ли сильна стагнация, если в ходе выборов главный оппонент действующего президента при всех имеющихся административных ресурсах получает почти треть от числа тех, кто принял участие в голосовании? И вообще, достаточно ли при анализе итогов выборов опираться на одну лишь электоральную арифметику?

В самом деле, прошедшие выборы в НКР по сравнению с недавними кампаниями в других де-факто образованиях постсоветского пространства, принципиально отличались по части отсутствия сюрпризов. В Карабахе не произошло смены лидера, как это случилось в Приднестровье или в Южной Осетии, где многолетние хозяева президентских кабинетов Эдуард Кокойты и Игорь Смирнов были вынуждены уйти. Заметим, уйти при серьезном давлении со стороны оппонентов. И при серьезном сопротивлении уходящих политиков. Вкупе с, мягко говоря, неоднозначной позицией Кремля. То есть в жесткой конкурентной борьбе. Игорь Смирнов проиграл президентскую кампанию (он не вышел даже во второй тур), а Эдуард Кокойты, не имея возможности побороться за свою третью легислатуру, попытался неудачно реализовать операцию «преемник». Как результат, невиданное с начала 2000-х годов общественное пробуждение Южной Осетии, появление ярких оппозиционных лидеров (в особенности Аллы Джиоевой) и приход к власти нового президента (Леонида Тибилова) вместе с радикальными кадровыми перестановками внутри правительства и интенсификацией партийного строительства. В Приднестровье на первые роли вышла новая президентская команда во главе с молодым лидером Евгением Шевчуком. Несколько особняком в этом ряду стоят прошлогодние выборы президента Абхазии, поскольку они были внеочередными из-за ухода из жизни Сергея Багапша, одержавшего свою последнюю электоральную победу в декабре 2009 года.

Однако и абхазские президентские выборы были игрой без заранее объявленного результата. Три основных конкурента (будущий бенефициарий Александр Анкваб, Сергей Шамба и Рауль Хаджимба) вели борьбу до последнего дня без стопроцентной уверенности в чьем-либо успехе. Еще более конкурентными стали парламентские выборы в Абхазии в 2012 году. Депутатский корпус, начиная со спикера Нугзара Ашубы, значительно изменился. Только трое из 35 народных избранников подтвердили свой статус. При этом надо отдать должное и республиканской администрации. Она, похоже, почувствовала запрос на перемены и отказалась в итоге спасать тонущую лодку «партии власти» «Единой Абхазии». На этом фоне «смены лиц» и определенных попыток «смены вех» нагорно-карабахская избирательная кампания – 2012 в своей предварительной и начальной стадии не выглядела интригующим событием. Все парламентские фракции поддержали действующего президента республики Бако Саакяна. Тем самым был повторен «творческий опыт» пятилетней давности, когда депутаты уже высказывались в поддержку «единого кандидата». Впоследствии один из участников предвыборной кампании Валерий Хачатрян, снявший свою кандидатуру, заявил также о поддержке именно Саакяна. Интересная коллизия возникла и в отношениях между «Дашнакцутюном» и экс-министром обороны и одним из претендентов на президентский пост Виталием Баласаняном. Баласанян в течение многих лет входил во фракцию дашнаков, однако, перед стартом президентской кампании старейшая армянская партия приостановила свое сотрудничество с ним. Единственной партией, поддержавшей экс-министра обороны, стало «Движение-88», не представленное в нынешнем составе нагорно-карабахского парламента (избранного в 2010 году).

Стагнация налицо? Не будем спешить с наклеиванием ярлыков и с окончательными выводами. С одной стороны есть большой соблазн связать выборы-2012 года и предыдущие кампании (президентскую 2007 года, в которой Бако Саакян набрал 85, 12%, и парламентскую 2010 года) в некий единый тренд. Следует обратить внимание на то, что по уровню конкуренции выборы 2010 года отличались по сравнению с предыдущими кампаниями в худшую сторону. Многие яркие оппозиционные политики не принимали участия в борьбе за депутатские мандаты. В частности, кампанию пропустил серебряный призер президентской кампании 2007 года, экс-заместитель министра иностранных дел НКР Масис Маилян, запомнившийся жесткой полемикой с Бако Саакяном в ходе президентских выборов. Накануне выборов, комментируя внутриполитическую ситуацию, Маилян констатировал: «Думаю, выборы пройдут нормально и в парламенте будет провластное большинство, поскольку три из четырех партий точно пройдут». Касаясь вопроса общественных предвыборных настроений, он подчеркнул, что население «очень спокойно относится к ожидающимся выборам», поскольку реальной борьбы между властью и оппозицией не предполагается. Этот факт не преминули заметить внешние наблюдатели. Так, в ежегодном докладе «Свобода в мире», подготовленном «Freedom House»» НКР была отмечена как «несвободная страна», сравнявшись, таким образом, с Азербайджаном, хотя раньше всегда занимала более высокие строчки рейтинга.

Но с другой стороны, нельзя не заметить нескольких моментов принципиальной важности. Во-первых, определенный общественно-политический спад в НКР в последние годы напрямую связан со снижением безопасности в этой остуженной, но не потушенной «горячей точке» Евразии. Взять хотя бы нынешнее лето! Инциденты на линии соприкосновения продолжались даже во время визита госсекретаря США на Южный Кавказ! Силовое прощупывание позиций оппонента сегодня стало намного более важным компонентом переговорного процесса. И мы видим, как каждое новое заявление о «достигнутых компромиссах» и «прогрессе» практически неизменно сопровождается очередной порцией нарушения соглашений о прекращении огня. В этой связи проблемы безопасности вытесняют на второй план демократические резоны. Схожий опыт с определенными поправками и оговорками переживали и другие де-факто государства постсоветского пространства. Так, прямым следствием обострения в Кодорском ущелье в Абхазии стал перенос на 2 марта 2002 года парламентских выборов, намеченных на 24 ноября 2001 года. Но, пожалуй, самым ярким примером в этом плане является Южная Осетия. В условиях «разморозки конфликта» в 2004-2008 гг. вся внутренняя повестка дня в республике была фактически свернута. И возрождение конкурентного политического процесса началось уже после признания республики Россией и минимизации «грузинского фактора». Можно спорить о том, правильным или нет, было решение Москвы от 26 августа 2008 года, но оно помогло Южной Осетии обеспечить тот минимум безопасности, который позволил появиться на политической арене и Алле Джиоевой, и Леониду Тибилову, и в итоге разрушить монополию Эдуарда Кокойты. Хотя Кремль вряд ли имел какие-то стратегические намерения по демократизации республики. Но при всем своем мощном влиянии на ситуацию в Южной Осетии, даже он далеко не всесилен.

Во-вторых, в случае с НКР намного более важным сюжетом является кризис так называемой «соревновательной демократизации». По справедливому замечанию британского специалиста Лоренса Броерса, «как непризнанные образования, де-факто государства прошли значительный путь, чтобы продемонстрировать соответствие формальным “маркерам” демократии (регулярные выборы, процедурная корректность) и продвигать демократический имидж во внешний мир. Можно было бы определить… динамику “соревновательной демократизации”, попытку продемонстрировать поверхностно узнаваемые индикаторы демократии западным наблюдателям, как значимые в сравнении с государством-метрополией. Такая ситуация, наверное, была в середине первого десятилетия нового века. Но динамика изменилась значительно к концу 2000-х годов. Норма «сначала стандарты, а потом статус» была сильно дискредитирована после признания независимости Косово. И это восприятие было закреплено в 2008 году, когда великие державы признавали де-факто государства в соответствие со своими геополитическими резонами, а не потому, что эта независимость была де-факто образованиями “заработана”». Политическая элита НКР долгие годы рассматривала демократию, как важный ресурс политической конкуренции с Баку. Долгие годы, согласно рейтингам известной международной организации «Freedom House», уровень свободы в НКР был выше, чем у Азербайджана. Это давало возможность политикам не только в непризнанной республике, но и в Армении, а также представителям диаспоры и экспертам на Западе говорить о том, что важной причиной для самоопределения Карабаха является более высокий уровень свободы в нем, чем в «материнском государстве». Сегодня благодаря известному равнодушию и безразличию Запада к вопросам демократизации в НКР данный ресурс выглядит уже не слишком эффективным.

И, тем не менее, выборы-2012, начавшись без всякой интриги, не превратились во всепобеждающее торжество административного ресурса. Виталий Баласанян составил серьезную конкуренцию действующему лидеру и в борьбе с ним получил 32, 5%. Для сравнения. На прошлых выборах «серебряный призер» набрал чуть больше 12 %. Сам же Саакян по сравнению с результатом пятилетней давности снизил свои показатели до 66, 7% голосов. При этом главным вопросом предвыборной дискуссии в отличие от других де-факто образований стала проблема политической субъектности НКР. «Если я буду избран президентом, то Нагорно-Карабахская Республика станет стороной переговоров – не объектом, а субъектом переговоров», - заявил во время своей предвыборной кампании Баласанян. И именно защита особых, отличающихся от «большой Армении» подходов была одной из центральных тем оппозиционного кандидата. Таким образом, при всех имеющихся соблазнах, не стоит спешить с выводами об оформлении тренда «стагнация». Нового президента НКР не получил. Но вот нового сильного оппозиционного лидера, способного к консолидации протестных настроений, вполне возможно. Хотя сегодня подобные прогнозы еще преждевременны.

Выборы в НКР в отличие от кампаний в Абхазии или в Южной Осетии не являются предметом оживленных дискуссий между ведущими международными игроками. Здесь нет и острой конкуренции оценок. И Запад, и Россия не признают законность карабахских избирательных кампаний. Однако все это не снижает интереса к непризнанным выборам со стороны общественных активистов и даже политиков из различных стран, чья география (опять же в сравнении с другими непризнанными республиками Евразии) намного шире. Так в 2012 году за ходом голосования наблюдало 88 человек из 22 стран, включая США, Канаду (в НКР наблюдать за выборами прибыл известный канадский политик, депутат-либерал Джим Каригьяннис), Уругвай, Израиль, Аргентину. Это внимание, далеко не всегда жестко связанный с теми или иными государственными интересами, помогает сохранять вокруг НКР определенный ореол демократического романтизма, с помощью которого нагорно-карабахские политики и общественники могут минимизировать издержки от возможных стагнаций.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати