20.02.2013 | Сергей Маркедонов

Косово: пятая годовщина неоднозначной независимости

Пять лет назад парламент Косова в одностороннем порядке объявил о независимости бывшего автономного края Сербии. После этого политического решения начался процесс его международной легитимации. Только до конца 2008 года независимость Косова признали 53 государства. На сегодняшний день количество стран-членов ООН, признающих косовский суверенитет и нахождение этой территории вне сербской юрисдикции, равняется 98. Много это или мало? Ответ на этот вопрос зависит от использования тех или иных критериев.

Если сравнивать количество стран, признающих косовскую государственность с числом тех, кто поддержал независимость Абхазии, Южной Осетии или Турецкой республики Северного Кипра (ТРСК), то бывший сербский край, говоря боксерским языком, выигрывает за «явным преимуществом». У Абхазии на счету 6 признаний, у Южной Осетии 5, у ТРСК и вовсе одно (республику признает только Турция). Однако международное признание невозможно описывать исключительно в арифметическом формате. В ООН 193 члена. И даже сегодня после появления впечатляющего списка тех, кто согласился с решением косовского парламента пятилетней давности, он едва превышает половину всех государств мира. Это 50, 8% от списочного состава. 11 декабря 2012 года этот своеобразный экватор был преодолен с помощью Доминики, а 24 декабря последним (на момент написания статьи) государством, признавшим Косово, стал Пакистан. Лидеры Косова неустанно говорят про североатлантическую и европейскую интеграцию, как главную свою цель. Вот и в феврале 2013 года все необходимые по такому случаю оптимистические прогнозы были сделаны. Косовский президент Атифете Яхьяга (занимает этот пост с апреля 2011 года) заявила о готовности выполнить все условия, предъявляемые для вхождения в Европейский Союз и НАТО.

Между тем, даже не все члены НАТО и ЕС признают Косово в качестве отдельного от Сербии государством. До сих пор этого не сделали Испания, Греция, Словакия, Кипр и Румыния. И есть большие сомнения, что эти члены дружной европейской и североатлантической семьи в скором времени поменяют свои подходы. Тем паче, что после прошедших 25 ноября 2012 года региональных выборов в Каталонии большинство получили сторонники изменения статуса этого региона. В январе нынешнего года Каталония была провозглашена «суверенным политическим и правовым субъектом в составе Испании». И хотя сама эта декларация выглядит, по большей части, как символический и психологический акт, он создает определенный прецедент, последствия которого сегодня (особенно в свете готовящегося на 2014 год референдума о самоопределении) до конца трудно просчитать.

Однако при всех разночтениях внутри НАТО и ЕС у Косова есть еще один важнейший препон внутри ООН. Даже если бывший сербский автономный край получит 2/3 от числа членов Организации, то потребуется консенсус в Совбезе, а при нынешней позиции России и Китая, это крайне проблематично. Складывается интересный парадокс. В списке тех, кто признал Косово, есть и бывшие югославские республики. Даже позиция официального Белграда сегодня не выглядит такой уж «железобетонной». Независимость сербские власти не признают, однако принять участие в «высоком диалоге» согласились. При посредничестве Евросоюза встреча президентов Сербии и ее бывшего автономного края уже имела место быть. Заметим, что в ней принял участие не Борис Тадич, которого традиционно рассматривали, как либерала и человека, склонного к излишним уступкам, а Томислав Николич, еще недавно эксплуатировавший имидж «крутого националиста». Кто теперь вспомнит его обещания подумать о признании Абхазии и Южной Осетии!? Но при этом Москва и Пекин пока что не демонстрируют особого желания пересмотреть свои прежние подходы, а без преодоления их вето доступ в ООН для Косова остается недосягаемой мечтой.

Если конечно не провести тотальную реформу Организации в самые сжатые сроки. Но сегодня такой вопрос в повестке дня не стоит. Пекин же (в отличие от России и США, занимающих разные позиции по отношению к различным сепаратистским практикам), последовательно выступает против односторонней сецессии. По словам известного китайского специалиста по постсоветской геополитике Чжана Яо, «в предыдущие несколько веков истории Косово, Абхазия и Южная Осетия имели непростую историю, сложные этнические проблемы. У Китая есть свои проблемы в национальной политике. А потому, с точки зрения КНР, наша страна не заинтересована в иностранном вмешательстве в вопросы китайской национальной политики и территориальной целостности. Но в то же самое время и Китай не вмешивается в схожие проблемы, имеющиеся у других стран». Даже если предположить «смену вех» в настроениях не только у Москвы, но и у Белграда, позиция Пекина вряд ли претерпит кардинальные изменения. В КНР тактическим выгодам предпочитают следование более фундаментальным принципам.

Пять лет назад международная легитимация косовской независимости вызывала бурные споры. На Западе крайне популярным был вопрос «кто следующий?», который обращался к Москве. В особенности после того, как 26 августа 2008 года вслед за «пятидневной войной» Россия признала Абхазию и Южную Осетию. Впервые после распада СССР не союзные республики, а автономные образования получили государственное признание. Однако тотального пересмотра межгосударственных границ бывших советских республик не произошло, что в прочем не гарантирует территорию бывшего СССР от подобных сценариев. Как бы то ни было, а в фокус дискуссии попали не сущностные политические сюжеты, а правовые формальности. В первую очередь речь шла о факторе международного вовлечения в процессы признания.

Так, по словам профессора Джорджтаунского университета Чарльза Кинга, «есть много вещей, по которым казус Косово нельзя просто сравнить с Абхазией или с Южной Осетией. Разные размеры территорий - это первое отличие, присутствие миротворцев с мандатом ООН и постконфликтная реконструкция - другое. Отношение правительства Косова к возвращению беженцев - третье. И четвертое - широкая международная поддержка независимости Косова». По мнению известного специалиста по де-факто государственности, профессора Тартуского университета Эйки Берга, «Абхазию и Южную Осетию можно сравнивать с Косово по разным аспектам, но они сильно различаются по способам достижения признания независимости от остального мира». Между тем, повторимся еще раз, статические методы – не самые оптимальные в понимании динамики вокруг де-факто образований. В конце концов, для самого населения, проживающего в них, количество признаний вторично. Это, скорее психологический, чем содержательный сюжет в их повестке дня. Кроме того, стремление Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья или Нагорного Карабаха к самоопределению развивалось и укреплялось вовсе не с оглядкой на Косово. Косовский опыт стал популярным в Сухуми, Цхинвали, Степанакерте или Тирасполе тогда, когда США и их союзники стали активно использовать его на международной арене, как некий «уникальный случай» для самоопределения. Отсюда и возник запрос на доказательство собственной «уникальности» и «особости».

В конце концов, основой для самого движения за самоопределение была не надежда на признание всего мира, а практика национального строительства, уходящая к временам принципов Вудро Вильсона и Владимира Ильича Ленина. Фиксация этнических различий на территориальной основе, политизация и абсолютизация этничности и, как следствие имманентный этноцентризм и этнократизм. Вот то, что стало мотором и албанского самоопределения в Косово, и серии самоопределений на постсоветском пространстве. И во всех этих случаях доминировало не стремление к правовому и компромиссному урегулированию, а к обеспечению своего этнополитического доминирования. Какими мы бы разными ни были этнические композиции, процентные соотношения различных групп друг к другу и роль внешнего фактора. Во всех случаях территория выступала приоритетом по отношению к человеку, его правам и свободам.

Что же касается международного сообщества применительно к этнополитическому самоопределению на Балканах или в Евразии, то данный фактор сам по себе мало что объясняет, поскольку дело не во внешнем присутствии, как в таковом, а в том, помогает оно самоопределению или нет. В случае с Косово большая часть стран, ведомых США помогла сецессии, а в случае с Абхазией, Южной Осетией, Приднестровьем и Нагорным Карабахом пыталась ее сдерживать. Говорить при этом о каких-то правовых критериях в отрыве от национальных интересов не представлялось (да и сейчас не представляется) возможным. Как только у России возникло понимание необходимости не мешать корректировке статус-кво (сам этот процесс начался за несколько лет до 2008 года), она пошла вопреки воле международного большинства в случае с Абхазией и Южной Осетией, но продолжила следовать в фарватере доминирующей повестки дня в ситуации с Приднестровьем и Нагорным Карабахом.

Сегодня на фоне растущей турбулентности Ближнего Востока и предстоящего переформатирования американского военного присутствия в Афганистане («проблема-2014») косовский сюжет значительно поблек и утратил свою актуальность. То, что данное образование, продолжающее существовать в двух реальностях, остается одним из беднейших в Европе, а этнические меньшинства (в первую очередь сербы) практически сохраняют нелояльность к новому государству, мало обсуждается сегодня. Косово рассматривается, как пройденный, пусть и с издержками, этап. Между тем, драматическая ситуация в той же Македонии почему-то подсказывает, что с «концом истории» на Балканах торопиться пока не стоит. Впрочем, только ли на Балканах? Ведь свое понимание полезности косовского опыта живет и в постсоветских республиках, и в «старой Европе» (взять ту же Каталонию), и на Ближнем Востоке (перспективы Курдистана).

Политическое решение пятилетней давности привело к тому, что принцип этнического самоопределения снова вышел на первый план. В значительной мере принципы Вильсона и Ленина получили новую посмертную реабилитацию. Проблема была и остается только в одном. У всех националистических элит были и есть свои, не совпадающие друг с другом образы «своей земли» и «своей страны». И когда международные отношения перестают следовать хотя бы плохим, но критериям и пусть даже подобиям правил, опасность масштабного «генерального межевания» возрастает. Поспешив с похоронами «Ялты и Потсдама», политики и на Западе, и на Востоке существенно усилили риски такого сценария. Собственно говоря, он уже сегодня не абстрактная реальность, а политическая данность.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати