23.11.2015 | Татьяна Становая

Сирийский кризис после терактов: шанс для мирового сообщества

Теракты в Париже значительно изменили контекст сирийского конфликта, создав условия для сближения позиций Запада и России, смягчения риторики с обеих сторон и поиска возможностей для борьбы с единой террористической угрозой. Перед цивилизованным миром открывается окно возможностей для объединения усилий для противостояния распространению ИГИЛ. 20 ноября госсекретарь США Джон Керри заявил, что общими усилиями удалось отбить у ИГИЛ 25% занятой им территории. Франсуа Олланд предложил создать коалицию с участием Франции, США и России. 16 ноября в Париж прибыл с визитом Джон Керри. Французский лидер также анонсировал свой визит в Москву «в ближайшее время», что, кажется, стало неожиданностью для Кремля. Вскоре стало известно, что встреча состоится в Кремле 26 ноября.

Теракты в Париже действительно воспринимаются с точки зрения новых возможностей для сглаживания разногласий между Россией и Западом по вопросам урегулирования ситуации в Сирии. Но их влияние в целом будет амбивалентным.

В первую очередь, в западном сообществе изменилось отношение к действиям России на территории Сирии. До терактов Россия воспринималась и позиционировалась на Западе, прежде всего, как активный защитник режима Башара Асада, в действительности воюющий против его оппонентов, а не ИГИЛ. Однако трагедия в Париже заставила называть Россию важным партнёром в борьбе против терроризма. Важно подчеркнуть, что речь не идет о возросшем понимании роли России или открывшихся глазах на реальную роль Москвы: произошло значительное возрастание цены борьбы против исламского радикализма, что позволяет расширить и палитру задействованных средств. Важно подчеркнуть, что речь идет не об изменении позиции Парижа в отношении действий России, а о расширении границ допустимого в борьбе с национальной угрозой.

Наблюдается некоторое стремление к сближению между Россией и США. Барак Обама и Владимир Путин 30 минут (по другим данным 20-45 минут) говорили в рамках саммита G20. Источник Reuters отметил «дипломатический прогресс», а сам Обама уже на саммите АТЭС назвал Россию «конструктивным партнером» в борьбе с ИГИЛ. Россия может вернуться в G8, если продолжит сотрудничество с Западом по Сирии и если будет разрешен украинский конфликт, заявил в интервью газете Bild глава МИД Германии Франк-Вальтер Штайнмайер (понятно, что для решения вопроса о членстве в G8 нужна позитивная реакция США). Тем более, что количество терактов увеличивается, и они могут произойти в самых разных странах (20 ноября террористы напали на отель в Мали, что повлекло за собой многочисленные жертвы, среди погибших есть шестеро российских граждан – сотрудников авиакомпании «Волга-Днепр»). Однако «конструктивность» заканчивается там, где вопросы выходит за рамки бомбардировок позиций ИГИЛ, и начинается проблема политического урегулирования, и тут как раз разногласия могут усиливаться.

Отсюда - во-вторых. Теракты в Париже меняют и отношение к фигуре Башара Асада. И если Запад с большей готовностью смотрит на Россию как на партнера, вовлеченного в войну против общего врага и готового оказать содействие в достижении общих целей, то это не означает автоматического сближения позиций по судьбе Асада. С одной стороны, Франсуа Олланд сразу после теракта дал понять, что проблема борьбы с ИГИЛ важнее Асада. С другой стороны, по мере постепенного охлаждения в восприятии ситуации, будущее сирийского президента может становиться предметом более острых разногласий, чем ранее. Госсекретарь США Джон Керри уже заявил, что сохранение Асада на посту президента служит препятствием на пути объединения стран региона для борьбы с ИГ. Он также обвинил Асада в покупке нефти у ИГИЛ, что тут же вызвало негодование российского главы МИД Сергея Лаврова.

В-третьих, одним из рисков для России является постепенное упущение инициативы. Сирийская кампания Путина стала относительно неожиданной, участие Москвы сразу изменило баланс сил. Кровавая ночь в Париже дала Франции своего рода моральное право выйти в авангард в сирийском урегулировании, взять инициативу в свои руки. Французская авиация в три раза нарастила интенсивность бомбардировок позиций ИГИЛ. Франсуа Олланд также дал распоряжение значительно активизировать контакты и военную координацию сил с Россией. 19 ноября состоялся и первый контакт начальников штабов армии России и Франции Валерия Герасимова и Пьера де Вилье. Заметим, что Герасимов был награжден тайным указом Путина орденом святого Георгия, писал РБК, - именно за операцию в Сирии. Заметим, что контакты военных России и Франции были прерваны из-за украинского кризиса. Москва и Париж также договорились о расширении контактов спецслужб в анализе сирийского досье, а Путин поручил командованию крейсера «Москва», находящемуся в Средиземном море, наладить взаимодействие с французской военно-морской группой.

Однако позднее ТАСС со ссылкой на военно-дипломатический источник уточнил, что боевые корабли РФ не будут обеспечивать противовоздушную (ПВО) и противолодочную (ПЛО) оборону авианосной группы Военно-морских сил Франции. По его мнению, у французского флота достаточно сил и средств, чтобы самостоятельно справиться со всеми этими задачами. При этом, по словам собеседника агентства, между российскими и французскими моряками будет осуществляться тесное взаимодействие.

В-четвертых, ожидается некоторое снижение роли Германии, где Ангела Меркель занимает одну из самых жестких позиций в отношении России. При Франсуа Олланде Франция заметно уступила свое влияние Германии внутри старой Европы, а Меркель фактически обеспечила единство антироссийской позиции Запада в украинском кризисе. Теперь ситуация меняется и не только потому, что Франция пострадала непосредственно от террористической угрозы, исходящей от радикального исламизма. Влияние Германии внутри Европы в определённой степени подкосил крупнейший в истории Европы миграционный кризис, настроивший негативно против немецкой политики открытых дверей народы и элиты большинства европейских стран. Экономика Германии при этом гарантирует прочное присутствие страны в принятии геополитических решений на европейском континенте, однако пока это влияние может поблекнуть, а восстановление роли Берлина займет некоторое время.

В-пятых, смещаются акценты и в публичной риторике Владимира Путина. Если относительно недавно Россия очень пренебрежительно и иронично отзывалась о сирийской умеренной оппозиции, то теперь российский лидер говорит об установлении прочного контакта с умеренными противниками Асада, а также получении от них данных о позициях, которые следует избегать при осуществлении бомбардировок. 17 ноября стало известно, что Россия впервые нанесла удары по городу Ракка, считающийся оплотом ИГИЛ. Ранее Пентагон обвинял Москву в том, что российская авиация наносит до 80% ударов по умеренной оппозиции, не связанной с ИГИЛ. На саммите G20 Путин впервые заявил, что Россия готова поддержать усилия вооруженной оппозиции в Сирии в борьбе против боевиков «Исламского государства». По мнению президента РФ Владимира Путина, этот шаг может стать базой для дальнейшего политического урегулирования кризиса.

При этом российский лидер подчеркнул, что крайне важно определиться, кого в Сирии считать террористами, а кого политической оппозицией, чтобы создать условия для урегулирования кризиса. Тут как раз и начинаются проблемы. Как координация действий в борьбе против ИГИЛ, так и будущее внутриполитическое урегулирование в Сирии требует определения подходов внешних сил к различным сторонам сирийского конфликта. Однако разница интересов и наличие у разных сил своих «клиентов» внутри Сирии делает эту задачу почти нерешаемой. Так, у государств залива и Турции резкое неприятие вызывают проиранские шиитские группировки, Турция озабочена растущей автономией и созданием отрядов самообороны (фактически, собственной армии) у сирийских курдов: возникает вероятность складывания курдского «квазигосударства» на территории Ирака и Сирии. Россия негативно относится к группировкам «Джейш аль-Ислам» и «Ахрар аш-Шам», считая их террористическими, и, напротив, не считает таковой шиитскую «Хизбаллу». Россия заинтересована в том, чтобы в переговорах о будущем Сирии участвовали «умеренные» организации, которые рассматривают вооруженную оппозицию как не меньшего (а то и большего) противника, чем режим Асада, и выступают с резкой критикой позиции Запада и ряда арабских стран, которые, в свою очередь, не считают их «настоящей» оппозиций. Единственным разумным решением стало согласие поручить Иордании составить и вынести на обсуждение реестр террористических организаций.

При этом Москва не откажется от атак на силы, которые противостоят правительственным войскам в продвижении к Алеппо, от которого Дамаск был отрезан на протяжении месяцев. Установить прочный контроль над трассой Дамаск-Алеппо пока не удается, а Москва интенсифицирует атаки по всем направлениям, включая и тех, кто на Запада рассматривается как потенциальный союзник. Россия сейчас пытается инвестировать в будущую коалицию, которую предложил создать Олланд. Однако тут экспертные оценки военных расходятся: они указывают, что мотивы России по сопровождению продвижения армии Асада имеют практический смысл, в то время как бомбардировки позиций ИГИЛ носят в основном политический характер и призваны показать Европе конструктивность Москвы.

Москва опасается оказаться в ситуации, когда правила игры будут диктоваться ей, без учета ее позиции. Свидетельством этого уже стал комментарий главы департамента МИД РФ по вопросам новых вызовов и угроз МИД РФ Ильи Рогачева в интервью «Коммерсанту», где он не поддержал бомбардировки Франции нефтяной инфраструктуры Сирии (ранее Москва критиковала именно за отсутствие таких ударов со стороны стран Запада). Рогачев указал, что Франция руководствуется правом на самооборону, но действует без санкции ни ООН, ни руководства Сирии. В то же время пресс-секретарь Дмитрий Песков в ответ на вопрос, обсуждал ли Путин с Обамой важность усилить удары по нефтяной инфраструктуре Исламского государства, заявил, что «необходимость этого акцентировалась президентом». Похоже, что прагматичный подход к выстраиванию отношений с Западом сталкивается с сильной антизападной инерцией (вспомним первую реакцию Константина Косачева на эвакуацию британцев из Египта после гибели российского самолета – он счел это решение направленным против России). Эта инерция может еще более усилиться в том случае, если отношения с Западом не начнут улучшаться.

Тем более, и Путин неоднократно говорил, что только Москва имеет официальную договоренность с официальными властями Сирии о нанесении ударов. Остальные действия – нелегитимны. В данном случае даже военные действия с практической точки зрения упираются в вопрос будущего Башара Асада. «Подозреваю, что французские партнеры исходят из неизбежного успешного наступления сирийской армии и скорого возвращения нефтеносных районов, нефтедобывающих мощностей под контроль сирийского правительства. Поскольку Башар Асад и ИГИЛ для них являются одинаково приоритетными противниками, то такими ударами они наносят ущерб одновременно обоим. Заметьте, французы не бомбят аналогичные цели на территории Ирака», – сказал Рогачев в интервью «Коммерсанту».

К сегодняшнему дню как Россия, так и Запад с арабским миром отошли от крайних позиций по этому вопросу: Запад (и арабы) не настаивают на уходе Асада как предварительном условии начала процесса урегулирования. Россия не может игнорировать очевидное соображение: достижение гражданского мира и будущее единой Сирии невозможно, если у власти будет оставаться Асад, а главное – та группировка силовиков, для которой сын Хафеза Асада служит символом легитимной власти. Хотя нынешние венские договоренности скорее являются подтверждением «согласия не соглашаться» по многим принципиальным вопросом, в них все же просматривается зона минимального консенсуса. В течение шести месяцев должен быть разработан проект новой конституции, за которым должны последовать всеобщие выборы. При этом в документе не уточняется, включаются ли сюда выборы президента (ведь конституция может предусмотреть режим парламентской республики, в которой не будет всенародно избираемого главы государства, что уже само по себе ставит под сомнение будущее Башара Асада). Очевидно, что реализация этих планов и даже достижение более конкретных договоренностей отнюдь не гарантирована, но венские переговоры показали первые подвижки в позициях «внешних игроков».

Влияние терактов на сирийский кризис становится разнонаправленным. С одной стороны, сближаются позиции Запада и России в отношении необходимости первоочередного уничтожения ИГИЛ. Тут наблюдается и смягчение риторики, и бОльшая готовность сторон к компромиссам и взаимопониманию. Однако, с другой стороны, отношение Запада к фигуре Асада, как и ранее, характеризуется серьезным неприятием, что затруднит поиск взаимоприемлемых формул будущего политического процесса на территории Сирии. Если же Кремль снова разочаруется в способности Запада действовать конструктивно, как это понимает российская власть, то новый антизападный разворот окажется практически неизбежным. Сейчас, после столь масштабной трагедии в Париже, перед цивилизованным миром открывается узкое окно возможностей, упущение которых может привести к еще более крупным и неуправляемым геополитическим кризисам.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати