11.07.2001 | Борис Макаренко

Россия, Запад и Всевышний

Не знаю, какая из констатаций более важна: "Россия остается в Совете Европы" или "смертной казни в России не будет". Да столь ли это важно, если справедливо и то, и другое? Президент Путин не просто высказался против смертной казни, но сделал это так, что "сыграть назад" будет невозможно. Юридический статус этой проблемы (как и многих других проблем в России) определяется не чеканным словом закона, не уважением к вековой традиции, а уникальным переплетением несовершенных законов, сложного политического "расклада" и представлений о целесообразности.

По закону смертная казнь не отменена, но в то же время в ближайшие полтора года, согласно решению Конституционного суда, смертные приговоры нельзя выносить, пока повсеместно не появятся суды присяжных.

Политический расклад делает невозможным отмену смертной казни решением парламента - никакая Дума в обозримом будущем не пойдет на решение, столь явно противоречащее настроениям большинства населения России.

Следовательно, все зависит от позиции Президента, который может отменить мораторий на смертную казнь, введенный Б.Ельциным. А раз президент сослался на авторитет Всевышнего (не на Думу, не на Кремль, даже не на российский народ - все это переменчиво, как погода в мае), то изменить эту позицию он вряд ли сможет на протяжении всего своего президентского срока (или сроков).

Итак, мы имеем дело с моральным фактором как орудием публичной политики, причем выбранным, по всей очевидности, сознательно. Моральный фактор в решении вопроса "казнить или не казнить?" в цивилизованном мире оказывался едва ли не решающим. Иногда речь шла либо о "коллективной морали", когда парламентские демократии Западной Европы (другими словами, политические элиты) приходили к мысли о необходимости ее отмены, даже порой вопреки доминирующим трендам в общественном мнении. Порой - как в случае с президентской республикой во Франции - решающим фактором была личная мораль и политическая воля президента Митеррана. Более свежий пример - "демонстрационный эффект" западноевропейской политической морали на страны Центральной и Восточной Европы, которые настолько упорно стремятся интегрироваться в "европейскую семью", что ускоренно воспроизводят юридические нормы, до которых их общества еще только дозревают. Категорическая позиция Совета Европы как "сертификатора" норм в области прав человека заставила все эти общества (не исключая, кстати, и Россию) отказаться от применения смертной казни. В "казнящих" США моралью обосновывают свою позицию и главный сторонник смертной казни, президент Буш, который в бытность губернатора Техаса принципиально отказывался миловать приговоренных к смерти, и его противники.

В России же мораль как фактор политического решения пока еще не очень привычна. Однако определенная логика в ее применении все же есть: ведь сторонники смертной казни тоже активно пользовалось фактором морального свойства. На память приходит метафора Сергея Доренко про роботов, услышавших некий внешний импульс, оживших и начавших работать по давно заложенной программе. Раз сказал президент: "мочить в сортире", значит всё, никакой пощады, моральный климат изменился, в моде опять жесткая линия, а Совет Европы, "клевещущий" на нашу антитеррористическую операцию, нам не указ… Чем не мораль?

После "застрельщика" Геннадия Райкова и "морального авторитета" Александра Солженицына желающих воспользоваться темой смертной казни в популистских целях становилось все больше: ее знамя подхватывали и генеральный прокурор с министром юстиции (которые с большевистской прямотой пытались в очном разговоре "распропагандировать" самого генсека Совета Европы), и кандидат в губернаторы Нижегородской области (который при том не покидал состава самой либеральной и прозападной фракции в Госдуме). Кампания нарастала столь стремительно, что президент счел нужным остановить ее "радикальным" аругментом...

Стоп-стоп: так чем же президент руководствовался - моралью или расчетом? Расчет, несомненно, тоже имел место:во-первых, с точки зрения PR президент сыграл безошибочно: заявление о решительной позиции он начал с готовности удушить нелюдей собственными руками (эквивалент "мочения в сортире") - чтобы никто не обвинял в мягкотелости, и с той же целью он применил аргумент "морального императива";во-вторых, очень ко времени пришлось это заявление. Судебную реформу Дума уже одобрила - значит, можно не играть в популизм. Тем более, что восстановить смертную казнь раньше 2003 года все равно невозможно. А тут на носу Генуя, "большая восьмерка". И в ответ на призыв прошлогодней встречи "восьмерки" по поводу продвижения реформ в России, мы в Генуе предъявим и свеженький закон о борьбе с отмыванием доходов, и реприманд военным за жесткие зачистки в Чечне, и твердое намерение остаться в Совете Европы…

Впрочем, не будем противопоставлять мораль расчету. Счастлив тот политик, который может заставить их работать в одном направлении. Так что если к российской формуле "закон + расклад + целесообразность" прибавится еще и "+ мораль", в выигрыше будем только мы с вами. Кстати, и к Европе станем поближе.

Версия для печати