12.06.2001 | Центр Политических Технологий

Политический режим Владимира Путина в начале второго года правления

Реформа власти, инициированная президентом В. Путиным, предполагала сделать политическую систему максимально «проходимой» для инициатив Кремля. Это было сопряжено с ликвидацией прежней основы политической власти - многоплановой системы «сдержек и противовесов», сложившейся при президенте Б. Ельцине. В результате на смену «полицентричной» политической системе пришла «моноцентричная», в рамках которой большая часть институтов и ключевых игроков утратили статус независимых центров власти и влияния. Новая система задумывалась и выстраивалась как жестко замкнутая на Кремль и достаточно целостная.

Но с осени 2000г. стали проявляться ограничения для «моноцентризма» новой политической системы. Во-первых, она так и осталась «недостроенной». Система «сдержек и противовесов» оказалась разрушенной, но в обществе и в политической системе сохранились очаги автономии. Во-вторых, политический стиль Президента стал более осторожным и компромиссным. На какое-то время замедлились темпы институциональных преобразований и кадрового обновления.

С приостановкой «политического наступления» усилилось внутреннее соперничество в правящей группе. Неоднородность исходной «коалиции Путина», наличие в ней нескольких конкурирующих группировок создавали для этого благоприятные условия. Начался новый раунд соперничества в «верхах», который продолжался до конца марта 2001 г. Вехами этого процесса стали: · обострение борьбы вокруг правительства; · политика «нового компромисса» с элитами; · первые сбои в механизме политического контроля Кремля над Государственной Думой;

Однако в конце марта президент произвел серию назначений в силовом блоке, которые ознаменовали начало нового раунда действий по укреплению «моноцентризма» политического режима. «Кадровая революция» вновь вернулась на повестку дня, причем в достаточно радикальном варианте. Президент сделал заявку на избавление от существенного элемента «ельцинского наследия» - т.н. «семейного клана», расставил в силовом блоке «своих людей» и создал предпосылки для существенной реформы в этих ведомствах.

Таким образом, дальнейшее развитие политического режима во второй год президентства Путина будет определяться двумя тенденциями: господствующей из них останется укрепление «моноцентризма», но свое влияние на ситуацию будет оказывать и стремление различных групп отстоять и укрепить свою автономию, используя объективные ограничители для консолидации.

Консолидация президентского контроля над «силовым блоком».

Кадровые решения Президента по «силовому блоку» изменили кадровый, институциональный и политический баланс в верхах. Уход В. Рушайло, В. Солтаганова и Е. Адамова резко ослабил политические позиции «семейной» группировки. Она потеряла возможность пользоваться властными ресурсами «силовых» министров для политического давления на своих конкурентов.

Политическая и кадровая база Президента в системе исполнительной власти была консолидирована, что открыло дорогу к давно назревшим институциональным преобразованиям в «силовом блоке». Появление Б. Грызлова во главе министерства внутренних дел создает возможность перевода работы этого министерства в режим, более совместимый с новой экономикой. Приход С. Иванова на пост министра обороны позволяет «разблокировать» и делает технически возможной военную реформу. Сам Иванов превратился в авторитетный центр влияния внутри «силового блока». Новые кадровые назначения позволили включить в орбиту влияния Иванова налоговую полицию и министерство внутренних дел (через бывших заместителей Иванова по аппарату Совбеза С. Фрадкова и В. Васильева).

Институциональное равновесие внутри силового блока изменилось. С приходом Иванова влияние министерства обороны выросло. Оно превратилось в главный центр влияния внутри «силового блока». Наоборот, политический вес Совета Безопасности существенно сократился. Можно ожидать, что, по крайней мере, на первых порах сократится и влиятельность министерства внутренних дел, лишившегося своего могущественного патрона. Следует ожидать также возникновения серьезной внутренней напряженности в министерстве обороны и министерстве внутренних дел в связи с приходом в них людей «со стороны» и ожидающимися институциональными преобразованиями (более конкретными и ясными в случае с министерством обороны, и не совсем понятными в случае с министерством внутренних дел).

Парадоксальным образом при помощи назначения бывших военных и близких к ним по «социальному габитусу» людей удалось привнести в «силовой блок» «гражданский имидж». В символической форме Путин подтвердил, что речь идет не просто об укреплении личного контроля и повышении эффективности «силовых» министерств, но и о придании им более современного и цивилизованного облика.

Значение «кадровой революции» в «силовом блоке» выходит далеко за его пределы. Укрепление политических позиций Президента в правительстве заметно меняет режим функционирования правительства, включая премьера и «экономический блок». Политическое влияние Путина на правительство возросло. Консолидация президентского контроля над «силовым блоком» существенно укрепила позиции Путина в диалоге со всеми элитами, в первую очередь - региональной и экономической.

Изменилось и соотношение сил в элите бизнеса. Связи с экономически значимыми звеньями «силового блока» (МВД, налоговая полиция), наработанные наиболее влиятельными отрядами элиты бизнеса, и, прежде всего «семейной» группировкой, оказались разрушены. В то же время поездка в Хакассию и встреча с О. Дерипаской непосредственно перед принятием кадровых решений по «силовому блоку» свидетельствует о том, что Путин не утратил расположения к «предпринимательскому» звену «семейной группировки». Пока речь идет о дальнейшем вытеснении этой группировки из власти и ее локализации в бизнесе, но не полном разрыве отношений с властью.

Не меньшее значение преобразования в «силовом блоке» имеют и для политической системы в целом. По существу, в исполнительной власти было повторено то, что в первый год правления Путин совершил в системе федеративных отношений: автономные центры влияния были ликвидированы, а сама система была преобразована в соответствии с принципом «политического моноцентризма». Исполнительная власть стала более политически однородной, а ее «проходимость» для инициатив, исходящих из Кремля, возросла. В «моноцентричной» политической системе возник новый, «внутренний центр», размещенный внутри стратегически важного «силового блока» и политически подчиненный Президенту.

Новые параметры коалиций

«Революция» в силовом блоке и предвещаемые ею перемены в структуре и составе правительства последовали после достаточного длительного периода «затишья», который был использован основными группировками в окружении В. Путина для укрепления своих позиций. Эти группировки включали т.н. «семейный» клан, «либералов» и «силовиков». В то же время сведение борьбы в «верхах» к соперничеству трех группировок постепенно становится пережитком прошлого.

«Врастание во власть», которое происходило в ходе первого года президентства Путина, привело к реорганизации конкурирующих группировок и изменило конфигурацию борьбы в верхах. «Клики», объединявшие участников на основе общности происхождения и прошлого опыта, возрастной и идеологической близости, теряли былую сплоченность. Связи между участниками начали отстраиваться на новой основе. Вместо логики группировок и «клик», направлявшей конкуренцию в «верхах» в первый год президентства В. Путина, заработала логика институтов, обусловленная должностной и ведомственной принадлежностью участников. Таких примеров достаточно много. В одних случаях «реформаторы» вступали в коалицию с «силовиками» (С. Кириенко - Г. Полтавченко, Д. Козак и В. Сурков - Ю. Чайка, глава Министерства юстиции), в других - с представителями «семейной» группировки (Г. Греф и М. Касьянов совместно выступили против назначения Е. Наздратенко главой «рыбного» ведомства). Нередкими стали случаи, когда «либералы» сталкивались друг с другом в составе конкурирующих коалиций. По пенсионной реформе сторонник либеральных подходов в социальной сфере Е. Гонтмахер выступил против проекта «либерала» М. Дмитриева (определяющим стало то, что Гонтмахер занимает пост главы правительственного департамента социального развития), а по реформе РАО ЕС «либерал» А. Илларионов, ставший советников Президента по экономике, стал жестким оппонентом «либерала» А. Чубайса.

Прежние «клики» постепенно уступали место «ситуативным союзам». В них выделились наиболее сильные и инициативные игроки, которые использовали для своего продвижения разные ресурсы - принадлежность к исходной «клике», институциональные позиции и финансовые интересы.

Вместе с тем конкурирующие группировки в «верхах» пока не успели как следует «врасти» в финансовые интересы. В связи с этим дополнительным источником напряженности становились ситуации, которые трактуются как нарушение принципа «равноудаленности» власти от интересов конкурирующих бизнес-групп. Отпуск Президента в Хакассии на лыжной базе, принадлежащей «Русскому алюминию» О. Дерипаски, был воспринят с сильным раздражением другими представителями бизнес-элиты.

Основные линии конфликтов

Основные линии конфликтов в «верхах» в январе-марте 2001 г. выстраивались вокруг нескольких основных осей: реорганизации в системе исполнительной власти, военной реформы, реформы естественных монополий и приближения «большого тура» институциональных реформ («программа Грефа»). Одним из источников соперничества стала подготовка к реорганизации правительства. Здесь сталкивались интересы в «треугольнике» премьер-министра М. Касьянова, первого вице-премьера А. Кудрина и министра экономразвития Г.Грефа. В прессу просачивались различные версии реорганизации правительства и сокращения количества вице-премьеров, каждая из которых была направлена на усиление влияния автора соответствующего проекта.

Еще одним источником конфликтов, связанных с реорганизацией, стала конкуренция федеральных полпредов (С. Кириенко и Г. Полтавченко) и руководства Администрации Президента (А. Волошина) за влияние на Президента. А. Волошину удалось отстоять свою роль координатора работы президентских структур, но ценой потери части ресурсов (часть аппарата территориального управления была передана полпредам).

На второй линии конфликта в верхах, связанной с приближением «большого тура» реформ, основная борьба развернулась вокруг правовой и пенсионной реформы. Пенсионная реформа, которая является составной частью «пакета Грефа», стала полем столкновения заместителя министра экономразвития М. Дмитриева, отстаивавшего «радикальный» вариант перехода к «накопительной» системе, и главы Пенсионного фонда М. Зурабова (поддержанного впоследствии премьером Касьяновым), предлагавшего более «умеренный» вариант перехода.

Наиболее ожесточенный характер приняла борьба вокруг судебно-правовой реформы, разработанной «либеральным крылом» президентской команды. Основная борьба развернулась между Администрацией Президента (заместитель главы АП - Д. Козак, непосредственно курирующий прохождение реформы, и поддерживающий его другой замглавы АП В. Сурков) и «силовиками», а главным очагом сопротивления стала генеральная прокуратура (Устинов). Борьба между группировками приобрела политический характер. В отношении сторонников реформы выдвигаются политические обвинения, позаимствованные у политической оппозиции (представители генеральной прокуратуры утверждают, что концепция судебной реформы была разработана представителями «антигосударственных сил», а ее реализация отвечает лишь интересам «состоятельных слоев»). Хотя президент и был вынужден отозвать «либеральные» поправки к УПК, в своем Послании Федеральному Собранию он озвучил принципы судебной реформы, близкие к проекту Козака.

Хотя «борьба в верхах» носила достаточно хаотичный характер, некоторые фигуры в ее ходе смогли нарастить свой политический вес. К их числу следует отнести руководителя Счетной палаты С. Степашина и Г. Грефа. «Возвышение» Степашина обеспечивалось усилиями «группы Чубайса», с которой он тесно связан. В активе Степашина есть и другие «козыри» - он «силовик», «петербуржец», бывший премьер и противник «семейной» группировки. Однако эта фигура остается преимущественно виртуальной. «Возвышение» Степашина, скорее всего, происходило с санкции Путина, и использовалось преимущественно для давления на премьера Касьянова.

Укрепление политических позиций руководителя Министерства экономического развития и торговли Г. Грефа также было частью политической интриги, направленной на ослабление М. Касьянова. Греф, равно как и министр финансов Кудрин, служили «противовесами» Касьянову внутри кабинета, причем в качестве главного соперника премьера и главного претендента на его место воспринимался Кудрин. Однако неудача на переговорах с «парижским клубом» и трудности с прохождением поправок в бюджет ослабили позиции министра финансов. В отличие от Кудрина Грефа практически не затронули политические последствия кризисных явлений. Более того, ослабление Касьянова и Кудрина совпало с личным успехом Грефа - прохождением через правительство важной части общего «пакета» мер по реформированию экономики. Все это способствовало увеличению политического веса Грефа на фоне потерпевшего поражение правительства. По сравнению со Степашиным, Г. Греф более компетентен и технологичен, но его фигура отличается еще менее «консенсусным» характером.

Новая конфигурация сил внутри правительства и новые параметры коалиций в «верхах» становятся определяющими факторами в определении стратегии «кадровой революции» и реорганизации правительства.

Путин как «верховный арбитр»

Борьба конкурирующих групп вокруг правительства закрепила и даже усилила исходную фрагментацию в высших эшелонах власти. В этой ситуации на передний план вышло новое политическое амплуа В. Путина - «верховный арбитр».

Допуская межгрупповую конкуренцию в «верхах», более того, расширяя круг потенциальных игроков, Путин демонстрирует реалистическое понимание того, что всех невозможно, да и не нужно «построить», а также умение извлекать политическую и управленческую выгоду из соперничества в своем окружении. Позиция «над схваткой» дает ему спасительную для любого руководителя дистанцию от исполнителей, информацию о реальном соотношении сил, основных центрах и игроках, наконец, позволяет исподволь использовать борьбу в верхах в собственных интересах. Поэтому определенный уровень противоречий в команде на деле не ослабляет, а усиливает «властный ресурс» президента.

Но здесь есть и свои «подводные камни». Во-первых, всегда существует потенциальная возможность, что конкуренция выйдет из-под контроля и сделает ситуацию в верхах неуправляемой. Во-вторых, борьба в верхах может достаточно болезненно восприниматься в обществе. Необходимо учитывать, что в первый год правления Путина был общественный запрос на такую «единую команду» Президента.

Тем не менее новая роль «верховного арбитра» способна принести Президенту больше плюсов, чем минусов. Будучи самостоятельным и, судя по всему, достаточно последовательным игроком, В. Путин, скорее всего, будет использовать возможности «арбитража» для реализации собственных планов, а не только для сохранения властных позиций, как это делал Б. Ельцин. Что касается «беспорядка во власти», то Путин может извлекать политические дивиденды из «верховного арбитража» как человек, раз за разом восстанавливающий «порядок» во властных структурах.

За год правления президенту Путину удалось создать новую вертикаль власти и занять в ней позицию, совмещающую функции главного действующего лица и верховного арбитра, что превращает его почти в «демиурга» российской политики.

ПОЛИТИКА «НОВОГО КОМПРОМИССА»: КРЕМЛЬ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ

Первоначальный разрыв со «старыми элитами» позволил Кремлю восстановить политический контроль над федеральными институтами (Государственной Думой, Советом Федерации, ведущими электронными СМИ). Однако, самоизоляция от старых элит и демонстративная враждебность им начинают постепенно исчерпывать себя. Апелляция к обществу «поверх голов» элит делала политическую базу нового режима достаточно уязвимой.

Во-первых, масштабная поддержка Путина в обществе отличалась неорганизованностью. Рейтинг Президента уже долгое время сохранялся на высокой отметке, но имел преимущественно психологический характер и был лишен необходимого запаса политической прочности. Во-вторых, опора на федеральную бюрократию и социально отсталые слои общества, удельный вес которых в избирательной коалиции Путина повысился за истекший год, обрекали политику Кремля на неповоротливость и иммобилизм. Наконец, в-третьих, институциональная реорганизация первого года президентства серьезно ослабила способность элит оппонировать или саботировать инициативы, исходящие из федерального центра.

В то же время «старые элиты» продемонстрировали свою жизнеспособность. Лишившись политической автономии в центре, они, тем не менее, сохранили свои позиции и ресурсы на региональном уровне. Это было убедительно продемонстрировано в ходе цикла губернаторских выборов 2000-2001 гг. Большинству региональной элиты выборы позволили сохранить властные позиции, независимую политическую базу и легитимность. Бизнес-элита также продемонстрировала высокую приспособляемость к новой политической среде и готовность к возобновлению политического союза с новым Президентом на его условиях.

Объективно способствует взаимному сближению элиты с президентом и внешнеполитический фактор. Все более жесткое давление извне, прежде всего, со стороны новой республиканской администрации США, позволяет Путину более убедительно обращаться к элитам в качестве защитника национальных интересов. Сталкиваясь с изоляцией и дискриминационными мерами за рубежом (знаковые события - отказ принять О. Дерипаску на экономическом форуме в Давосе и арест П. Бородина в США), российские элиты вынуждены искать защиту у российских властей. Причем у самих элит нет большой возможности использовать эту ситуацию для укрепления своих позиций во взаимоотношениях с федеральным центром. Любая попытка торговаться с Президентом с апелляцией к Западу в нынешней политической атмосфере может интерпретироваться общественным мнением как «предательство российских интересов». Именно эта ситуация превратила фигуру В. Гусинского из политического оппозиционера в откровенного «изгоя».

Политика «нового компромисса» с региональными лидерами и бизнес-элитой означает начало модификации политического режима Путина. Взят курс на реинтеграцию старых элит, на включение их в политическую базу режима. В то же время место «старых элит» в политической базе режима остается неясным. Вряд ли есть основания ожидать второго издания «ельцинского пакта». Курс на сотрудничество реализуется на новой политической и институциональной основе, при доминирующей роли государства и федеральной административной элиты. Вместе с тем необходимость учета интересов губернаторского корпуса и лидеров российского бизнеса ограничивает политическую экспансию федеральной бюрократии.

Остается также неясным, насколько возобновление политического союза со «старыми элитами» удастся совместить с заявленной тактикой «прямого общения» президента с обществом. При Б. Ельцине тесный альянс политического руководства с элитами породил «олигархические» тенденции и разрушил первоначальный союз «антикоммунистического режима» с обществом. Такая опасность остается актуальной и сейчас: власть и собственность лишены четких институциональных рамок, продолжают тяготеть к слиянию, которое блокирует экономический рост и порождает широкомасштабную социальную безответственность правящих групп.

Политическая база режима Путина усложняется. Это наделяет его дополнительным запасом прочности и одновременно создает новые очаги напряженности и потенциальных конфликтов. В перспективе устойчивость режима зависит от того, будут ли элиты неукоснительно соблюдать новые правила игры (доминирования федерального центра власти при ограниченной автономии региональной элиты и расширении корпоративной автономии бизнес-элиты). Невыполнение этих условий способно породить кризис между элитами и политическим руководством или во взаимоотношениях нового политического режима и общества.

Активизация элит: начало «позиционной борьбы»

Политика «нового компромисса» с элитами способствовала размыванию незавершенного политического «моноцентризма». Во-первых, взяв курс на политическое маневрирование и диалог, Кремль сам содействует появлению на политической площадке новых игроков со своими интересами. Во-вторых, у элит постепенно проходит психологическое оцепенение перед фигурой президента, характерное для первого года правления. Элиты адаптируются к новой политической ситуации и начинают активно выстраивать свои стратегии. На всех участках политической системы появляются новые и активизируются старые «очаги автономии» и противодействия федеральной политике.

Региональные лидеры

Со второй половины 2000 г. Путин начинает поворот к сотрудничеству с региональными элитами. Основным местом «корпоративной торговли» и согласования интересов на некоторое время стал недавно образованный Госсовет. Кремль пошел на впечатляющие уступки региональным лидерам, как символические, так и реальные. В их числе: · подключение региональных лидеров к государственному строительству (гимн и символика); · поручение президента создать концепцию экономической реформы, «альтернативной» программе Г. Грефа (группа Ишаева); · привлечение к разработке концепции реформы естественных монополий (группа Кресса по реформе РАО ЕС); · предоставление губернаторам права переизбираться на третий срок; · корректировка законопроекта о земле в соответствии с позицией региональных лидеров (исключение из Земельного Кодекса главы об обороте сельскохозяйственных земель, который будет регулироваться в регионах).

Почувствовав сдвиг в тактике центра, отдельные региональные лидеры предприняли попытку возобновить «политическую торговлю» как инструмент выстраивания отношений с Кремлем. Откровенную заявку на возобновление «региональной фронды» сделал М. Шаймиев. В своем обращении к республиканскому Госсовету президент Татарстана выдвинул собственную модель федеративной реформы (ранее предложения Шаймиева были вынесены на обсуждение Госсовета при Президенте РФ, но сняты с повестки под давлением Кремля.) · Шаймиев выступил против того, чтобы «по предметам совместного ведения принимались федеральные законы, которые регламентируют все и вся»; · было предложено два «ограничителя» для действий центра: принимать соответствующие законы только после поддержки их большинством субъектов Федерации и сделать их «рамочными» (а не прямого действия, как сейчас); · вновь прозвучала ранее высказывавшаяся Шаймиевым мысль о том, что не только региональное законодательство надо приводить в соответствие с федеральным, но в ряде случаев федеральные законы должны корректироваться по образцу региональных.

Предложения М. Шаймиева заведомо неприемлемы для федерального центра. Их реализация фактически приравняла бы федеральные законы по «предметам совместного ведения» к конституционным поправкам и существенно затруднила бы законодательную деятельность центра (причем не только президента, но и Думы). Скорее всего, эти предложения следует рассматривать как позицию для торга, цель которого - дальнейшее смягчение федеративной реформы для «сильных» регионов. Момент для этого выбран достаточно удачно: власть определяет подходы к серии непопулярных реформ (жилищно-коммунальной, пенсионной и др.) и вряд ли будет ссориться с влиятельными региональными лидерами. Исходный политический вес и свежая легитимность, полученная на недавних президентских выборах, способны превратить фигуру Шаймиева в новый полюс притяжения для недовольных федеральной реформой региональных элит.

Не случайно в Послании Президента Федеральному Собранию содержалась скрытая полемика с подобными идеями. В.Путин высказался за то, чтобы «демаркация» сферы совместного ведения осуществлялась исключительно федеральными законами (т.е. не по воле региональных властей), чтобы межбюджетные отношения «выравнивали» стартовые возможности регионов (что объективно противоречит интересам сильных регионов-доноров), а муниципальные образования получили большие бюджетные полномочия (что ограничивает влияние губернаторов). Единственный «пряник», который губернаторы получили в Послании - предостережение Путина против вмешательства федеральных ведомств в сферу исключительной компетенции субъектов федерации.

Поворот к сотрудничеству с бизнес-элитой

Другим отрядом российской элиты, подключенном Кремлем к политике сотрудничества, стали руководители ведущих бизнес-структур. На федеральном уровне вехами на пути начавшейся интеграции бизнес-элиты в политическую базу нового режима стали Совет по предпринимательству, возобновление постоянного диалога с Президентом и переход к РСПП ключевой роли в корпоративном представительстве интересов.

Задуманное авторами экономической реформы наделение «саморегулирующихся» организаций бизнес-сообщества важными экономическими функциями способно институционально закрепить сотрудничество государства с «организованным» бизнесом в рамках российской разновидности «неокорпоративной» модели.

Кремль и Государственная Дума: проблема модификации контроля

Свою политическую автономию попыталась расширить и крупнейшая политическая партия страны. Руководство КПРФ инициировало кризис во взаимоотношениях Государственной Думы и правительства, первый за весь период правления В. Путина.

Политический контроль Кремля над Государственной Думой стал первым основанием моноцентрического политического режима, а роль главного инструмента в его становлении сыграла КПРФ, участие которой в «переменном большинстве» было закреплено январским соглашением о разделе думских постов. Целый год это соглашение давало возможность Кремлю достаточно эффективно работать с парламентом, позволяя проводить через ГД практически любую инициативу, блокируясь попеременно то с коммунистами, то с центристами и либералами. Оно сделало возможным утверждение правительства М. Касьянова с сильным «либеральным крылом», начало федеральной реформы, демонтаж Совета Федерации, реалистичный бюджет и возвращение советского гимна.

Чрезвычайно удобный для Кремля, новый политический статус Государственной Думы создавал большие проблемы для представленных там политических сил, в особенности, если они не отождествляли себя полностью с политикой нового Президента. Для КПРФ политическое сосуществование со сверх-популярным Президентом порождало угрозу для политической идентичности. Приближение «большого тура» новых либеральных реформ еще более увеличило цену мирного сосуществования с новой властью, а поражение правительства, вынужденного корректировать бюджет, создало подходящий повод.

Инициировав заведомо обреченный на неуспех вотум недоверия правительству, коммунисты рассчитывали подтвердить собственную идентичность и напомнить Кремлю о своей политической автономии. Реакция Кремля была предельно жесткой, а диапазон возможных ответных мер выглядел весьма впечатляющим - от изменения «формулы большинства» и передела думских постов в ущерб коммунистам до поддержки вотума недоверия правительству «прокремлевскими» силами, роспуска Государственной Думы и проведения досрочных парламентских выборов.

Попытка КПРФ расширить зону политической автономии создала принципиально новую ситуацию в Государственной Думе. Прежняя формула «переменного большинства» с участием коммунистов утратила былую надежность. Кремль был поставлен перед необходимостью модифицировать политический контроль над Государственной Думой. Решение этой проблемы будет делом достаточно сложным.

Вариант досрочных выборов использовался в дни кризиса лишь как угроза КПРФ и «страшилка» для колеблющихся фракций (которые, за исключением аграриев, категорически отвергли идею вотума недоверия). Тем не менее, кризис выявил логику определенной части президентского окружения, считающей, что для сохранения и укрепления контроля над Государственной Думой, выборы надо производить в благоприятных условиях. Поскольку ожидается, что ко времени очередных выборов ситуация может ухудшиться (на 2003 год приходится выплата «неподъемных» долгов Парижскому клубу), то лучше провести досрочные выборы пока цены на нефть высоки, а непопулярные реформы еще не начались.

Вместе с тем позиции Кремля на досрочных выборах были бы не столь прочны, как это утверждают его пропагандисты. Президент Путин сохраняет высокую личную популярность. Но внеочередные выборы будут не президентскими, а парламентскими. Надежной партийной опоры у Путина так и не появилось. В обществе уже накопилось усталость и разочарование, которые, правда, пока не вышли на поверхность, а образуют, так сказать, подводную часть незыблемого пока президентского рейтинга. Вряд ли удастся повторить эффект конца 1999 года, когда авторитет Путина помог «Единству» добиться беспрецедентного политического успеха: роль «президента всех россиян» скорее всего не позволила бы Путину столь же однозначно «подкрепить» «Единство». Кроме того, досрочные парламентские выборы противоречили бы ключевой для большинства россиян ассоциации правления Путина с политической стабильностью, наступившей после сплошного политического кризиса времен Б. Ельцина. Наконец, избирательная кампания вынудит брать на себя определенные обязательства перед обществом и региональными лидерами, что для нынешней власти, вплотную подошедшей к новому туру болезненных экономических реформ, также совсем не с руки. Все эти соображения подразумевают, что проблема лояльности Думы не имеет столь «прямолинейного» решения как досрочные выборы.

Более реальным представляется вариант реорганизации власти внутри Думы, хотя и он не лишен «подводных камней» для власти. Теоретически возможны два сценария «передела», каждый из которых «ущемляет» КПРФ, но в разной степени.

Вариант формирования «нового большинства» предполагает переориентацию Кремля на союз с правыми и центристскими силами - СПС, «Яблоком», ОВР, «Регионами России» и лишение КПРФ (и их аграрных союзников) всех или большинства председательских кресел в комитетах Думы. «Новое большинство» окажется более совместимым с экономической реформой, чем прежнее. Однако этот вариант «нового большинства» сопряжен с возникновением новых и серьезных проблем. По сравнению с прежним, новый «коллективный союзник» Кремля будет разнородным, неустойчивым, более «капризным» и менее управляемым. Свобода маневра Кремля и Белого дома в Государственной Думе существенно сократится, а политическая поддержка не будет надежной. Кроме того, переход к новой «формуле большинства» предполагает окончательный разрыв с КПРФ, а это способно нанести прямой ущерб самому Кремлю.

К каким последствиям может привести переход КПРФ в оппозицию? Во-первых, Кремль не сможет рассчитывать на лояльность коммунистов при проведении через ГД своих инициатив (включая утверждение нового правительства). Во-вторых, в Компартии возобладает линия на последовательную оппозицию не только правительству, но и президенту. Это значит, что могут появиться трещины в пропрезидентском большинстве в обществе, составной частью которого стала периферия коммунистического электората. Под угрозой окажется важнейший политический ресурс нового режима - президентский рейтинг.

Поскольку «плюсы» этого варианта относительно невелики, а «минусы» существенны, вряд ли Кремль пойдет на этот вариант, чреватый острым конфликтом с КПРФ.

Вариант «пакетного соглашения» через укрупнение структуры комитетов выглядит на этом фоне менее болезненным. Этот вариант предполагает сокращение количества думских комитетов с 28 до 16-17 с последующим их разделом по «пакетному принципу», пропорционально размеру всех фракций и групп. В ходе реорганизации коммунисты могут потерять контроль над двумя комитетами, в которых будут обсуждаться реформаторские законопроекты правительства - по экономической политике (председатель - С.Глазьев) и по труду и социальной политике (председатель - В.Сайкин). Один из недостатков этого проекта - неизбежное относительное ущемление интересов «Единства», но похоже, Кремль решиться пойти на это, если удастся решить остальные задачи - «осадить» коммунистов, наладить союзнические отношения с «центром» (ОВР и «Регионами») и не рассориться с СПС и «Яблоком». Так что главное препятствие на пути реализации этого варианта - сложность достижения соглашения сразу с несколькими новыми партнерами. Этого не удалось добиться в январе 2000г., но теперь, центристы и правые могут оказаться более сговорчивыми, поскольку для них «пакетное соглашение» все же подразумевает улучшение их позиций в Думе по сравнению с предыдущим годом.

Наконец, возможен еще один вариант решения проблемы контроля над Государственной Думой, который условно можно назвать «минималистским». Ни «передела», ни «укрупнения» не происходит. Кремль сохраняет отношения сотрудничества с КПРФ, но в ограниченном объеме. Ненадежность коммунистов компенсируется более тесным союзом с «центром» и гибкой политикой в отношении правых, а также «точечным» экономическим давлением на КПРФ и ее союзников в сообществе бизнеса (типа давнего партнера коммунистов «Росагропромстроя» или МИКОМа, принадлежащего Михаилу Живило).

Но вне зависимости от того, какой вариант решения проблемы политического контроля над Государственной Думой будет избран, этот контроль уже не будет столь прочным и надежным, как прежде. Отныне Кремлю будет труднее удерживать доминирующие позиции, а для не связанных с ним политических сил расширилось пространство для маневра.

Политические партии: затянувшаяся адаптация

Вместе с элитами и парламентом политические партии оказались одной из основных жертв «моноцентрической» политической системы. Однако в отличие от них, партии приспосабливались к новой политической системе с гораздо большим трудом. Главная причина состоит во внутренней слабости политических партий, представленных в нынешней Государственной Думе. Основные показатели слабости политических партий: · невысокая укорененность в обществе и элитах; · зависимость от заемных политических ресурсов (включая внешние источники финансирования); · падение роли публичной политики в общественной и политической жизни страны; · неуверенность в своем выживании: почти все партии прошли в нынешнюю Думу, либо с трудом преодолев 5% барьер (СПС, «Яблоко», ЛДПР), либо благодаря «административному ресурсу» своих патронов («Единство» и в значительной степени - ОВР); · единственная сильная партия, КПРФ, занимает периферийное положение в элитах и относительно изолирована в обществе.

Контролируемое Кремлем «переменное большинство» в Государственной Думе резко ограничило свободу маневра парламентских партий. Это подрывало их автономию и даже разрушало их политическую идентичность. Правда, к концу прошлого года была выработана формула сосуществования с сильным и популярным Президентом - «лояльность президенту при оппонировании правительству» (одним из конкретных проявлений этой формулы стали «теневые кабинеты», созданные КПРФ и ОВР). Но перспективы политических партий в моноцентрическом режиме выглядели не очень обнадеживающими: впереди - укрупнение партийной системы, предполагаемое новым законом о партиях, сокращение возможностей для публичного соперничества и усиление зависимости от государства.

Первая попытка наиболее сильной политической партии, КПРФ, защитить свою идентичность в Государственной Думе продемонстрировала пределы устойчивости «моноцентрической» политической системы. Последствия кризиса, разразившегося в связи с решением коммунистов вынести вотум недоверия правительству, остаются пока не до конца ясными, но они выходят далеко за рамки «внутридумского» политического события. Во-первых, была продемонстрировано, что политический моноцентризм «работает» далеко не всегда: его участники имеют свои особые интересы и располагают возможностями их защищать. Во-вторых, был нанесен серьезный удар по «переменному большинству». В-третьих, было продемонстрировано отсутствие единства среди «прокремлевских» сил: по важнейшему политическому вопросу «Единство» и «Народный депутат» выступили с противоположных позиций. Наконец, в-четвертых, главными жертвами оказались, хотя и в разной степени, политические партии, выступавшие опорой «политического моноцентризма» - «Единство» и сама КПРФ.

«Единство». Эта фракция пострадала в наибольшей степени. Она оказалась жертвой слишком тесных отношений с Кремлем и позволила использовать себя для проведения противоестественной политической комбинации (против правительства в одной «упряжке» с коммунистами). Выступив несамостоятельно, вопреки собственной идентичности и даже политическим интересам, «Единство» подтвердило, что оно является политическим инструментом в чужих руках, а не полноценной партией.

Несмотря на устойчивость своих электоральных позиций (по данным ВЦИОМ - 22% потенциальных избирателей на конец февраля 2001 г.), «Единство» оказалось явно не готово к досрочным выборам. Подтверждением тому стали действия фракции во время политического кризиса: разобщенность членов фракции, расколотое руководство (Б. Грызлов и Ф. Клинцевич против Л. Слиски и С. Шойгу), отсутствие ясного понимания своих политических интересов, наконец, просто «неполитическое» по своему содержанию поведение.

По итогам думского кризиса «Единство» полностью проиграло. Оно оказалось единственной политической силой с разрушенной идентичностью. «Единство», похоже, окончательно лишилось статуса монопольного претендента на роль «партии власти», освободив дорогу своему конкуренту - депутатской группе «Народный депутат». Уход Б. Грызлова, время от времени лично встречавшегося с Президентом, с поста лидера фракции в связи с назначением на пост министра внутренних дел способен закрепить снижение статуса «Единства» в составе «прокремлевской группировки» в Государственной Думе. Не случайно на этом фоне стали возникать проекты «подкрепления» «Единства» союзом с «Нардепом» или даже ОВР, а новому руководителю фракции, кто бы им ни стал, отводится чисто техническая роль - реального политического лидера (даже уровня Б.Грызлова) во фракции не нашлось.

«Народный депутат». Это единственное депутатское объединение, которому удалось повысить свой политический статус. Группа с самого начала выступила против вотума недоверия и действовала в полном соответствии с политической идентичностью лояльной правительству силы. На время кризиса она превратилась в представителя корпоративных интересов той части Государственной Думы, которая не была вовлечена в конфликт, разгоревшийся между ведущими силами внутри «переменного большинства» - КПРФ и «Единством».

Первоначально политический потенциал группы снижался менее выигрышной, чем у «Единства», основой для партстроительства (структуры поддержки депутатов-одномандатников). Но на основе группы «Народный депутат» было создано одноименное политическое движение. Кризис позволил группе укрепить свои политические позиции в Государственной Думе. После провала вотума недоверия «Народный депутат» постарался перехватить инициативу у «Единства». Группа выдвинула план более «мягкого» выхода из кризиса, предложив провести реорганизацию структуры Государственной Думы.

«Народный депутат» стремится демонстрировать «партийное поведение»: сформированная из депутатов-одномандатников группа начинает вести себя как фракция и навязывает своим членам режим консолидированного голосования (несколько депутатов были исключены за его нарушение). Позиции группы дополнительно усиливает наличие у нее сильного покровительства в кремлевских структурах. Политическим патроном группы считается замглавы АП А. Сурков, а финансовое обеспечение приписывается «Альфа-групп».

Столкновение «Народного депутата» с «Единством» можно считать проявлением тенденции к обострению конкуренции в «верхах». Благодаря кризису группа «Народный депутат» окончательно «вышла из тени» фракции «Единство» и получила возможность укрепить свои позиции в качестве альтернативной «партии власти».

КПРФ. В отличие от большинства политических партий КПРФ сумела реализовать большую часть своих целей в период политического кризиса в Государственной Думе. Она подтвердила репутацию самой влиятельной автономной политической силы: выступила с независимой инициативой (идеей вотума недоверия правительству), дистанцировалась от власти и подтвердила свою идентичность. КПРФ удалось сохранить лицо и перед угрозой роспуска Государственной Думы. После встречи Зюганова с В. Путиным было объявлено, что коммунисты не отказываются от идеи вотума недоверия правительству.

КПРФ оказалась единственной партией, способной достаточно спокойно пережить досрочные выборы. По данным ВЦИОМ на конец февраля 2001 г. коммунисты могли рассчитывать на поддержку 35% избирателей (на 10 пунктов больше, чем в декабре 1999 г.). Они лишились конкурентов на левом фланге (В. Илюхина, А. Макашова, А. Подберезкина), которые на прошлых выборах перешли в разряд политических аутсайдеров. Губернаторские выборы 2000-2001 гг. продемонстрировали устойчивость электоральной поддержки КПРФ. Поддержанные коммунистами кандидаты сохранили свои посты везде, кроме Воронежской области, и одержали победы в трех новых областях - Камчатской, Ивановской и Курской.

Тем не менее, в результате вотума недоверия правительству, КПРФ не удалось достичь главной цели - восстановить оптимальное для нее «кентаврическое» положение, сочетающее присутствие во власти с оппозицией к ней. Подтвердив оппозиционную идентичность, она лишилась части своего властного ресурса. В системе «переменного большинства» КПРФ занимала привилегированное положение. Теперь прежние отношения с Кремлем оказались разрушены, а политический статус в Государственной Думе утратил определенность. Правда, по сравнению со всеми другими парламентскими партиями КПРФ обладает гораздо большим запасом прочности. Тем не менее, ее новые отношения с Кремлем, вне зависимости от их характера, станут более сложными и потенциально конфликтными.

ОВР-СПС-Яблоко. «Малые» парламентские партии, находившиеся на периферии моноцентрической системы, нельзя отнести к числу явно выигравших или явно проигравших по итогам политического кризиса. Кризис не привел их ни к резкому снижению политического статуса, как у «Единства», ни к его повышению, как у «Народного депутата». Кризис также не был для них сопряжен с потерей, по крайней мере, части потенциальных политических дивидендов, как для КПРФ.

«Малым» парламентским партиям кризис позволил решить минимальные задачи - занять четкую политическую позицию относительно вотума недоверия и подтвердить свою идентичность, послав сигналы избирателям и элитам. Вместе с тем, кризис выявил и слабые стороны «малых» партий, продемонстрировав их неготовность к досрочным выборам.

По данным ВЦИИОМ на конец февраля 2001 г., несколько «малых» партий оказались в опасной «полупроходной зоне»: ЛДПР мог рассчитывать на голоса 5% избирателей, ОВР - 6%. Несколько лучше положение было у СПС и Яблока: каждая политическая организация пользовалась поддержкой по 9% избирателей. Но к досрочным выборам они, тем не менее, не готовы, хотя и по разным причинам - СПС переживает период реорганизации, а Яблоко - внутреннего раскола. Нет ясности с финансированием и информационной поддержкой. Кроме того, не совсем понятно, каким образом эти партии, еще недавно вовлеченные в объединительный процесс, будут позиционироваться относительно друг друга на конкурентных выборах.

Перспективы «малых» парламентских партий зависят от того, насколько ослабление моноцентрической системы позволит им, во-первых, использовать расширившееся пространство для маневра в Государственной думе, и, во-вторых, повлияет на их успехи в партийно-политическом строительстве. Пока ни на первом, ни на втором направлении особых продвижений не заметно. Можно лишь предположить, что несколько повысилась привлекательность ОВР как потенциального партнера власти (фракцию называют возможным партнером «Единства» в создании устойчивого «пропрезидентского» большинства в ГД).

Это обусловлено особенностью политического позиционирования и объясняется разнонаправленными связями двух лидеров ОВР: Ю. Лужкова - с тяготеющими к повышенной автономии региональным лидерам Татарстана и Башкоторстана, и Е. Примакова - с частью окружения В. Путина, включая его «силовую» составляющую. ОВР в известном смысле, также можно назвать «политическим кентавром», только в отличие от КПРФ расположенным полностью внутри «системы». Политика «нового компромисса» В. Путина создает ОВР пространство для маневра между Кремлем и активизирующимися региональными элитами.

Возможности СПС и «Яблока» в Государственной Думе в значительной степени зависят от того, когда и в каком виде правительство внесет в Думу законопроекты экономических реформ, и соответственно - насколько они окажутся востребованными для принятия решений по этим вопросам. За пределами Думы перспективы СПС и «Яблока» определяются их способностями решить свои внутренние проблемы. На этом направлении СПС продолжает опережать Яблоко, вплотную приблизившись к превращению в полноценную правую партию с единым лидером.

Одной из проблем СПС становится определенное напряжение, возникающее между лояльными Путину правыми избирателями и «правозащитной» риторикой главного кандидата в лидеры Б. Немцова. Другая проблема - неясные перспективы «Новой силы» С. Кириенко, располагающей тесными отношениями с Кремлем и старающейся сохранить особое положение внутри СПС и после его преобразования в политическую партию. К разрыву с СПС приближается и Российская партия социальной демократии (РПСД), которую с прошлого года возглавляет губернатор Самарской области Константин Титов.

В настоящее время К.Титов ведет переговоры о воссоздании газеты «Русский телеграф» как органа, близкого к РПСД. В СМИ утверждалось, что к проекту проявил интерес ряд представителей крупного бизнеса, в том числе Владимир Потанин, спонсировавший «Русский телеграф» в 1997-1998 годах, и Олег Дерипаска, известный давними деловыми связями с К.Титовым.

В отличие от СПС, Яблоко оказывается все больше заперто в оппозиционном гетто, в которое его загоняет приток «правозащитно»-ориентированных избирателей. Усиливается контраст между статусными депутатами-яблочниками (типа Иваненко и Арбатова) и их маргинализирующимися избирателями. Электорат Яблока тяготеет к объединению с СПС, но позиция подавляющей части активистов и самого Явлинского предельно затрудняет объединение. Рейтинговые позиции Яблока также скорее не стимулируют объединение с СПС, а препятствуют ему, поскольку у лидеров «Яблока» сохраняется некоторая надежда на политическое выживание в одиночку. Сами активисты расколоты на сторонников Явлинского и В. Игрунова, в недавнем прошлом - «серого кардинала» партии. Политическое будущее «Яблока» вызывает большие сомнения.

Ослабление контроля Кремля не привело к серьезным изменениям в Государственной Думе. Главным результатом стала перегруппировка сил с неясными пока результатами. Статус «Единства» понизился, «Народного депутата» - вырос, привилегированный статус КПРФ ослаб. Единственный дивиденд, который парламентские партии коллективно извлекли из новой ситуации, сводится к затягиванию принятия навязанного Кремлем закона о партиях, в который вносятся все новые поправки.

Предполагалось, что в ходе принятия законопроекта во втором чтении борьба развернется вокруг нескольких принципиальных положений, определяющих реальную степень подконтрольности партий. Это порядок приостановления деятельности партии (предлагается оставить это право лишь за судом, а не за Генпрокуратурой, исключить возможность дерегистрации думской партии по основаниям недостаточной численности и т.п.). Предполагалось также, что произойдет отказ от государственного финансирования партий. В настоящее время главным камнем преткновения стали «региональные положения» законопроекта.

Границы «нового компромисса» с элитами

Решительные действия Кремля по ликвидации кризиса в Государственной Думе свидетельствуют, что политика «нового компромисса» с элитами будет проводиться в жестких политических рамках. Главное ограничение - сохранение доминирующего положения Кремля на федеральном политическом пространстве.

Во-первых, уступки делаются ограниченному кругу игроков, в число которых включены региональные лидеры и бизнес-элиты, но практически отсутствует партийно-политическая элита и элита СМИ. Элиты, включенные в переговорный процесс, принадлежат к числу наиболее сильных и влиятельных, и, что также является весьма показательным, позиционированы за пределами публичного пространства.

Во-вторых, уступки делаются только в отдельных областях, но не затрагивают федерального политического пространства, на котором Кремль стремится остаться если не единственным, то доминирующим игроком. Попытки элит сделать предметом переговорного процесса любые вопросы, связанные с распределением властных полномочий, наталкиваются на жесткое противодействие Кремля. Подтверждением этому служит снятие с обсуждения в Госсовете разработанного М. Шаймиевым плана нового распределения полномочий между федеральным центром и регионами, а также принятие Государственной Думой закона, отменяющего обязательное согласование назначений руководителей региональных органов МВД с властями регионов.

В-третьих, уступки, сделанные региональным элитам, не носят необратимого характера. Показательна история с предоставлением главам 69 субъектов РФ права избираться на третий срок. Сразу же после подписания соответствующего закона Президентом, появились инициативы, которые, в случае их реализации, существенно ограничат возможности региональных лидеров воспользоваться предоставленным правом. · в Конституционный суд был направлен запрос придерживающегося «прокремлевской» ориентации спикера Государственной Думы Г. Селезнева, в котором ставится под вопрос конституционность принятого закона; · ЦИК подготовил законопроект, лишающий губернаторов права участвовать в новых выборах в случае добровольного ухода в отставку; · в Госудаственную Думу внесен и принят в первом чтении законопроект, предложенный депутатом от «Яблока» С. Митрохиным и предусматривающий обязательную двухтуровую систему при выборах глав регионов; · в Государственную Думу был внесен законопроект представителем фракции «Единство» В.Ледником, который предложил отменить всенародные выборы глав субъектов федерации. Проект был провален, но он послал сигнал региональной элите о том, что такой вариант в принципе не исключен.

В-четвертых, модифицируется характер отношений с элитами, конкретное распределение ресурсов, но не институты, обеспечивающие новой политической системе «моноцентрический» характер. Кремль стремится сохранить разделение труда между Госсоветом и новым Советом Федерации, отводя первому место согласования интересов и закрепив за вторым площадку для проведения своих законодательных инициатив. Новым инструментом реализации этого замысла призвана стать группа «Федерация», созданная в верхней палате Федерального собрания уже после начала политики «нового компромисса».

В-пятых, Кремль выстраивает отношения с элитами на консультативной основе и стремится не допустить их политизации. Совет по предпринимательству при правительстве и институт периодических консультаций членов бюро РСПП с президентом носят подчеркнуто «корпоративный» характер. В таком же статусе президентские структуры стремятся удержать и Госсовет, пресекая попытки превратить его в место для политической торговли региональных лидеров с руководством федерального центра.

Другими словами, даже взяв курс на сближение с элитами, Кремль стремится сохранить полный контроль над федеральными институтами власти и публичным пространством. Позиции в этих двух областях явно рассматриваются как «стратегические» и не становятся предметом переговоров и торговли. Кремль стремится воспользоваться преимуществами, которые открывает перед ним политика «нового компромисса» с элитами.

Кремль рассчитывает переиграть элиты и корпоративные группы, сделав ставку на создание переменных коалиций в высококонкурентном политическом поле, где сталкивается множество разобщенных интересов. Консолидация президентского контроля над «силовым блоком» укрепила позиции Кремля в диалоге с элитами. Обозначилась конечная точка трансформации политического режима Путина, которую можно описать формулой: «единство власти при плюрализме элит».

СОСТОЯНИЕ МАССОВОГО СОЗНАНИЯ: ИДЕЙНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ «МОНОЦЕНТРИЗМА»

Новый идеологический климат

Парадоксальным образом, дополнительные ограничения на возможность проведения Кремлем независимого экономического и политического курса накладывает и важнейший ресурс политического режима Путина - идейно-психологическая база «моноцентризма».

Зарождение «моноцентричной» политической системы было тесно связано с серьезными сдвигами в массовом сознании, породившими феномен «нового идеологического климата». Вехами на пути его становления стали «шок» после августовского кризиса 1998г., острая реакция на войну в Косово и, наконец, реакция на взрывы в Москве и вторую чеченскую войну.

Национальное самоуничижение уступило место патриотическим настроениям. Доверие общества к власти, казалось безвозвратно утраченное, было восстановлено. Экономика («рыночная реформа») сохранила свое значение в качестве важнейшего общественного приоритета, но главным фокусом массовых ожиданий стало возрождение государства. На В. Путина оказался спроецирован общественный запрос на «цивилизованный порядок», подразумевающий восстановление дееспособности власти при сохранении основных прав и свобод граждан.

Новый идеологический климат стал важным фактором политического развития в «эпоху Путина». Он превратился в основу политической стабилизации и легитимизировал «моноцентрическую» систему власти. Новый идеологический климат также решает психологические проблемы общества, испытавшего многочисленные «трансформационные» шоки и потрясения, прежде всего, проблемы самоуважения и идентичности.

Первый год правления Путина привел к новым изменениям в идеологическом климате. Доминирующим мотивом, который все больше определял содержание массовых настроений, стало ощущение одиночества во все более враждебном мире (в данном случае не столь важно, реальное это одиночество или иллюзорное). Это ощущение питается многочисленными психологическими комплексами и фобиями, как новыми, так и унаследованными от прошлого.

Восстановились «образ врага» и понятие «враждебного окружения». Неустойчивая национальная самооценка быстро окрасила возвратившееся самоуважение в тона национальной исключительности. Стал набирать силу этноцентризм: «все наше - это только самое-самое». Комплекс «социальной слабости», глубоко укоренившийся в значительной части общества, усилил патерналистские ориентации на государство. Общественный запрос на «элементарный порядок» начинает превращаться в социальную санкцию на ограничение некоторых свобод.

В обществе стал формироваться широкий консенсус, основанный на «оборонительных» и «охранительных» настроениях. Этот новый консенсус маргинализирует и вытесняет на обочину другие идеологии, прежде всего - антикоммунизм, либерализм, западничество.

Им на смену идут «новый патриотизм», государственничество, идеология «национальной безопасности». Армия, спецслужбы, милиция, дисциплина и государственные интересы стали предметом новой идеологической моды. Растущая опора государства на церковь, широкое использование символических ресурсов православия и привлечение РПЦ для решения прикладных задач по «идеологическому воспитанию» общества открывают дорогу «тихой» клерикализации официальной идеологии.

Новый идеологический климат порождает и новые проблемы. Возобновившееся отождествление с государством, которое после длительного перерыва вновь стало ощущаться как «свое», положило конец затяжному расколу общества, часть которого не могла признать режим Ельцина «своим», «национальным» лидером. С преодолением (причем, очевидно, безвозвратным) раскола создаются возможности для продвижения как к цивилизованному и современному «гражданскому национализму», так и в сторону усиления разрушительного «этнического национализма».

Политическая риторика, символика и публичные ритуалы новой власти активно впитывали в себя наиболее сильные массовые эмоции. Но последствия официализации «охранительных» настроений массового сознания были противоречивыми. С одной стороны, включение подобных настроений в государственную риторику способствовало снижению градуса радикализма «державнической оппозиции». Рекордные показатели «Единства» на парламентских выборах 1999 г. были обеспечены за счет электоральной периферии партий, служивших эпицентрами подобных настроений - КПРФ и ЛДПР. Вторая военная кампания в Чечне и жесткая риторика власти, обращенная против ключевых символов социального раздражения - «чеченских сепаратистов», «олигархов» и Запада - выполнили функцию компенсаторной разрядки. Агрессивная составляющая массовых эмоций снизилась.

С другой стороны, официализация в определенной степени содействовала и легализации идеологических установок, которые совсем недавно считались недопустимыми для «мейнстрима» политической жизни. Настроения и взгляды, ранее запертые на социальной и политической периферии, стали активно проникать в общество. Например, по данным Фонда «Общественное мнение», с ноября 2000 г. по март 2001 г. число сторонников введения государственной цензуры в СМИ увеличилось с 49% до 57%. Расширилось распространение «новонационалистических» настроений среди молодежи.

Новый идеологический климат создает благоприятные возможности для укрепления позиций административной элиты федерального центра (прежде всего - руководителей силовых структур). Активизируются традиционалистские идеологические и культурные элиты, ориентированные на «державность» и патернализм. Им нечего предъявить для решения современных реальных проблем, но возобновление социального запроса на их «продукцию» рождает у них надежды на реванш. Напротив, либеральные политики фактически лишились возможности претендовать на лидерство за пределами исходной политической ниши. Глубокие изменения идеологического климата загоняют таких политиков в «гетто», обрекают на положение меньшинства и политическую изоляцию, заставляют искать союза с государственными структурами.

Новый идеологический климат делает все более неопределенным вектор дальнейшего развития страны. Возвращение атрибутов и символов советского времени (знаковое событие - реставрация советского гимна в конце 2000 г.) легитимизирует «ностальгию» по идеализированному советскому прошлому. Новый идеологический климат сегодня выполняет уже не только функцию адаптации к переменам. Он постепенно вступает в противоречие с «модернизационной» составляющей «проекта Путина», ориентированного на сильное современное государство и продуктивную рыночную экономику, т.е. именно на ту составляющую, которая задала тон послания Президента Федеральному Собранию.

«Пропрезидентское большинство»: ресурс или ловушка?

Центром кристаллизации новых настроений, которые изменили идеологический климат в обществе, стала фигура Путина. Возник феномен «пропрезидентского большинства», ставшего главной опорой «моноцентричной» политической системы. В свою очередь, глава государства превратился в важнейший психологический ресурс общества.

Глубокая укорененность в общественных настроениях и стала главной причиной устойчивости рейтинга Путина. Исследования, проведенные Центром политических технологий, показывают, что к настоящему времени Путин превратился в символическую фигуру, с которой связываются абстрактные надежды «на лучшее», но не конкретные ожидания.

«Путин-символ» воплощает новый эмоциональный баланс в обществе, установившееся после длительного периода массовой фрустрации. Это обретенное психологическое равновесие удерживается надеждами на неухудшение социальной ситуации и удовлетворением преимущественно компенсаторных потребностей, порожденных ощущением одиночества, слабости и незащищенности.

Основной функцией Путина внутри «пропрезидентского большинства» стала «терапия» - «врачевание душ». В этом своем качестве фигура Путина спасает общество от массовой декомпенсации и депрессии. Путин говорил травмированному обществу то, что оно хочет от него услышать. Яркий пример такой «психотерапии» - изложение «чеченской темы» в Послании Президента. Сознательно нарушая жанр выступления, В.Путин почтил память погибших военнослужащих, подчеркнул, что войска выводятся, и «снизил ожидания», отметив долгосрочный характер решения чеченской проблемы.

Самое главное, что хочет знать такое общество - это то, что власть о нем помнит. При этом конкретные проявления «заботы», не говоря об их эффективности, отступают на второй план. Важен сам факт постоянного и уважительного внимания первого лица государства по отношению к обществу.

Функция «терапевта» наделила фигуру Путина новым комплексом политических свойств. В их числе:

· «самоценность»; Путин ценен не тем, что он конкретно делает, и что у него получается; общественную ценность представляет сам факт существования такого политика (важно то, что «он есть у нас»); · дополнительный запас политической прочности - иммунитет от общественной критики и политической оппозиции; «самоценную» политическую фигуру общество будет максимально защищать, выводить из зоны критики и удерживать в поле позитивных оценок независимо от того, что происходит в стране; · рельефная «человеческая составляющая»; общество максимально «утепляет» Президента, фигуру, ставшую для него чрезвычайно ценной; · ослабление лидерских качеств: качественные социологические исследования показывают, что за время первого года правления масштабность и сила Путина как политического деятеля заметно сократились

Первый год президентства не породил никаких отступлений от «моноцентрической» конструкции массового сознания. Напротив, изменения, которые произошли в массовом сознании за этот период, фактически вывели фигуру Путина из зоны критики и способствовали лишь закреплению политического «моноцентризма».

Тем не менее «пропрезидентское большинство» следует рассматривать не только как ресурс Путина, но и в качестве возможного ограничителя. Амплуа «терапевта» отличает два серьезных недостатка. Во-первых, эта роль способствует ослаблению лидерского начала. Во-вторых, «терапия» дает простор для экспансии «охранительных» тенденций и жестко привязывает участников к ситуации «статус-кво». «Терапия» успешна при сохранении экономической ситуации в рамках, исключающих серьезное ухудшение. Но в случае принятия решений, сопряженных с социальными лишениями, массовому сознанию будет сложнее удерживать фигуру Путина вне зоны критики.

Таким образом, к началу второго года президентства преобладающей стала тенденция к идеологическому обеднению «пропрезидентского большинства». Это большинство становится более однородным: консервативным по психологическому настрою, а по идеологии и ценностям - «охранительным» и «реставраторским». Для Путина «пропрезидентское большинство» приобрело двойное качество - политического ресурса и, одновременно, политической ловушки. Разрешение этого противоречия будет во многом определяться политическим стилем Президента во второй год правления.

ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО КУРСА В. ПУТИНА: «ЛЕВ» ИЛИ «ЛИС»?

Совершив «кадровую революцию» в «силовом блоке», В. Путин повел себя как настоящий «лев» (в соответствии с классической типологией В. Парето, разделившего всех политиков на «львов», предпочитающих решительные действия, и «лисиц», склонных к осторожному поведению). Стало ясно, что никакого «застоя» в российской политике, о возможности которого стали поговаривать в последнее время, не предвидится. Молодой, популярный и дееспособный президент отводит себе роль главного действующего лица российской политики. В связи с этим возникают два принципиальных вопроса: возможна ли «кадровая революция» в «экономическом блоке» правительства, аналогичная той, которая произошла в «силовом блоке», и какой станет экономическая и социальная политика правительства и курс Путина в целом.

Логика изложения этой темы в Послании Президента Федеральному Собранию предполагает и значительную ломку структуры правительства (обвиненной в «консервации порочной традиции» и стагнации), и принятие достаточно радикальной программы реформ (созвучной «пакету Грефа»). Однако в том же послании содержится и мысль противоположного толка: любые перемены должны быть оправданы обстоятельствами, а цикл революций и контрреволюций в России завершен. Это позволяет предположить, что кадровые и структурные перемены, равно как и утверждение нового, достаточно радикального курса будут носить преимущественно «мягкий» характер, а «радикализм» будет применяться «точечно».

Существуют два основных варианта кадровой и структурной реорганизации правительства, запланированной на апрель-май - радикальный и умеренный. «Радикальный вариант» предполагает резкое увеличение аппаратного веса главного «мотора» экономических реформ внутри правительства - Г. Грефа, вплоть до назначения его на пост премьера. В организационном отношении «радикальный» вариант сопряжен с крутой ломкой нынешней структуры правительства - резкое сокращение количества вице-премьеров и укрупнение министерств, включая создание нескольких «суперминистерств». «Кадровая революция» в «силовом блоке», а также известная близость Г. Грефа к Президенту делают «радикальный» вариант обновления правительства психологически и политически возможным.

«Умеренный» вариант изменений в правительстве предусматривает назначение на пост премьер-министра политически более «консенсусных» фигур, типа С. Степашина и И. Клебанова, либо сохранение этого поста за М. Касьяновым. Соответственно, и изменения структуры правительства предусматриваются менее кардинальные и болезненные: вместо одного вице-премьера остается два или три, а укрупнение министерств проводится в меньших масштабах и затягивается на более длительную перспективу. Аппаратный вес Г. Грефа и другой реформаторской фигуры в составе правительства, А. Кудрина, увеличивается не столь значительно.

Но даже вне зависимости от того, по какому сценарию пойдут кадровые и структурные изменения в правительстве, существуют достаточно серьезные ограничители на «радикальный» вариант экономической и социальной политики. Многие из заявленных экономических реформ носят исключительно сложный характер: они затрагивают основы функционирования экономики (реформа естественных монополий) и важнейшие участки социальной сферы (пенсионная и жилищно-коммунальная реформы). Поспешность здесь может быть оплачена высокой политической ценой.

Похоже, что для Путина поддержание социальной стабильности действительно является одним из первостепенных политических приоритетов. Он уже не раз публично заявлял, что намерен двигаться вперед, сохраняя социальную стабильность. Заметим, что именно широкая политическая поддержка Президента в российском обществе и удерживает в равновесии все институты созданной в первый год правления системы власти. «Пропрезидентское большинство» в значительной степени включает социально-слабые группы, которые станут первыми жертвами «радикализации» экономического курса. Во взаимоотношениях с обществом Президент, скорее всего, постарается сохранить роль «психотерапевта», который говорит то, что от него хотят услышать. Пока эта роль политически функциональна и, судя по всему, психологически комфортна для самого Путина.

Вряд ли есть основания ожидать и прекращения недавно начатого «нового диалога» с элитами. Сейчас они находятся уже в новом институциональном поле. И появилась возможность без больших потерь подключить эти реорганизованные элиты к формированию государственной политики. А это - еще один ограничитель для «радикальной» экономической политики. Во взаимоотношениях с элитами Путин, скорее всего, постарается быть «арбитром» и «мягким лидером», а именно - избегать прямого вмешательства в борьбу группировок в верхах, предпочитая извлекать из нее политические и управленческие дивиденды, вести активный диалог с элитами, идти на уступки, подчас важные, но не затрагивающие основ созданной в первый год правления политической системы, достаточно жестко замкнутый на Кремль.

Но в одном, кажется, можно быть почти уверенным уже сегодня. Курс Президента, скорее всего, будет отличать одно важное свойство. Вне зависимости от темпов, это будет комплексная и последовательная политика, ориентированная на достаточно глубокие и масштабные преобразования. Другими словами, «лис» будет проводить политику в соответствии с планом, разработанным «львом».

Версия для печати