01.06.2007

Как нам интернационализовать Ливан

Совбез ООН одобрил создание международного трибунала, который займется делом об убийстве в 2005 году экс-премьера Ливана Рафика Харири. Это убийство привело к «революции кедров» и резкому ослаблению влияния на Ливан соседней Сирии, которую подозревают в организации покушения. Эффективным ли окажется трибунал? И насколько оправданным является сам институт международного суда, вмешивающегося в дела суверенных стран? Мнение первого заместителя генерального директора Центра политических технологий Бориса Макаренко.

- То, что любой международный трибунал суть вмешательство во внутренние дела страны, чьи граждане оказываются под следствием – очевидная истина. Вопрос в другом: в каких случаях такая «интернационализация Фемиды» оправданна или неизбежна, и с какими издержками это связано.

Сразу отметем как уникальный и не подлежащий повторению пример трибуналов в Нюрнберге и Токио, когда военных преступников судили международным судом. Война была мировой, а коалиция победителей – слишком большой и неоднородной, с непримиримыми «национальными» представлениями о правосудии. Другого пути для наказания нацистов и милитаристов в тех условиях просто не было. По итогам менее глобальных войн победители предпочитают передавать проигравших на суд собственной страны, как это сделали американцы с Саддамом Хусейном (любому арабисту было ясно, что экс-диктатор не проживет и двух суток после смены американского караула у его камеры на иракский).

Но есть и другие ситуации, когда национальная судебная система просто не может вершить правый суд. Причины для этого могут быть разными.

Первая, достаточно типическая ситуация, это когда подозреваемый – «государственный человек», но его государство не потерпело военного поражения, а сам он не «взят в плен». Тогда либо под внутренним, либо под внешним давлением процесс выносится за границу. Примеры – трибунал ООН в Сьерра-Леоне, судящий экс-президента Либерии Ч.Тейлора за преступления в ходе гражданской войны, или суд по «делу Локерби», когда Ливия, зажатая международными санкциями, была вынуждена выдать обвиняемых во взрыве американского пассажирского самолета – но не Англии или США, а голландским судьям. Кто-то внутри страны может быть недоволен тем, что «своих выдали», но при этом большинство населения готово платить такую цену за то, чтобы международная юстиция «закрыла страницу», позорящую страну.

Вторая ситуация более сложна: когда масштаб преступлений слишком велик и выходит за национальные границы. Это и международный трибунал по Руанде, и трибунал по Югославии. Кто кого должен судить: хорваты сербов, а сербы хорватов? Или каждый – своих? Кто должен судить преступников народности хуту? Свои же хуту, хуту из другой страны или судьи народности тутси? Как ни суди, обиженных на любой приговор будет не меньше, чем довольных им. Такой суд похоронит под своими обломками любую государственность. Единственный выход – суд международный.

Ливанский же случай, кажется, вобрал в себя почти все сложности описанных выше ситуаций, но имеет и немало своих уникальных. Все дело в беспрецедентной по хронологической протяженности и масштабу значения внешнего фактора для ливанской государственности.

Ливан утратил суверенитет еще до того, как обрел его, т.е. стал независимым государством. С середины XIX века католическая Франция взяла под покровительство христиан-маронитов, Россия – естественно, православных, Англия – друзов. В прошлом веке к этой картине добавились новые измерения: Сирия, которая до конца так и не смирилась с тем, что историческая область Ливан стала самостоятельным государством, а не частью «Великой Сирии»; палестинцы, которые создали в Ливане свое «квазигосударство»; Израиль, которому эти палестинцы угрожали; Иран, помогающий шиитам. За каждой внутриливанской силой всегда стояла какая-то внешняя. А потому ни одна сила не могла одержать полную победу: поражение другой стороны слишком сильно «задело» бы ее внешних покровителей. После гражданской войны 1958 года в ливанской политике установился принцип «Ля галиб уа ля маглюб» - «ни победителей, ни побежденных», а в войне 1975-1990 гг. в Бейруте действовало непреложное правило: ни одна сторона не может контролировать все соседние со столицей высоты – чтобы на артобстрел с одной стороны могли ответить пушки с другой.

В этих условиях международный трибунал – это суд не незаинтересованной третьей стороны, а «сборной покровителей». Представьте, что председатель суда – дядя потерпевшего, а его заседатели – двоюродные дедушки подсудимого. А если еще выяснится, что за убийством стояла Сирия (а сирийцы еще с 70-х годов подозревались в подобных вещах – вспомним ненаказанное убийство Камаля Джумблата)? А Сирия «тянет» за собой и весь ближневосточный узел, и Ирак, и проблему борьбы с терроризмом. А как воспримут приговор все ливанские «стороны», конфигурации которых меняются как в калейдоскопе? Ливанский случай – беспрецедентен по своей сложности. Велик риск, что он подорвет легитимность самого понятия международного суда.

В сокращенном виде статья опубликована в газете «Коммерсант», 1 июня 2007 г.

Версия для печати