31.10.2008

Генри Резник: «Надо перестать лукавить и реально обеспечить независимость судов»

В первой половине 2008 года Центр политических технологий провел исследование, посвященное причинам обращений российских граждан в Европейский суд, а также проблемам российской правовой системы, которые заставляют их искать справедливости не в собственной стране, а в Страсбурге. На эти и другие вопросы в интервью «Политком.ру» ответил Президент Адвокатской палаты Москвы Генри Резник.

- С Вашей точки зрения, насколько российское законодательство соответствует принципам Европейской конвенции по правам человека и как обстоит дело в области правоприменительной практики?

- Мы сталкиваемся со старой проблемой, о которой еще в позапрошлом веке поэт сказал: «законы святы, да применители лихие супостаты». Надо признать, что у нас в целом "продвинутая" Конституция, но обществу до нее еще расти и расти долгие годы. Наше государство пока еще не правовое и не социальное, более того, под вопросом и его демократичность, хотя еще пару лет назад у меня по этому поводу сомнений не было. В то же время наше государство и не тоталитарное. Я называю его политическим, в том смысле, что политика сильнее права.

Если говорить о правах и свободах человека, то они детально прописаны в Конституции, и с этой точки зрения Конституционный суд поработал, на мой взгляд, очень неплохо. Таким образом, законодательство в целом у нас сейчас в приемлемом состоянии. Но — чего скрывать! — на бумаге записано одно, а в жизни мы имеем совсем иное. Думаю, я ответил на Ваш вопрос.

- По общему числу жалоб в Страсбургский суд в последнее время Россия занимает одну из лидирующих позиций. Как бы Вы это прокомментировали?

- Жалоб больше поступает из тех стран, граждане которых считают, что нарушаются их права, закрепленные в Европейской конвенции. Насколько мне известно, таких жалоб больше всего из России, из Турции, вообще из стран — в прошлом марионеточных режимов Восточной Европы, но это и понятно: приведение реальной практики в соответствие с европейскими стандартами требует времени, ломки укоренившихся стереотипов.

А вообще-то жалобы поступают практически из всех стран, и здесь можно наблюдать любопытные картины. Например, в связи с нарушениями ст.10, касающейся свободы мнений, постоянно поступают жалобы из Австрии — и, как правило, удовлетворяются. Австрийские суды упорно отказываются проводить различия между фактами и оценочными суждениями. Я обратил внимание на данную статью конвенции не только потому, что мне данная норма интересна не только как адвокату, но и ученому-правоведу. Решения Европейского Суда по жалобам австрийских журналистов в значительной мере повлияли на нашу судебную практику, которая грешила теми же ущемлениями свободы мнений.

Если оценивать в целом обращения в Европейский суд, то здесь можно констатировать два существенных момента: большой поток жалоб, безусловно, свидетельствует о реальных нарушениях прав граждан в стране, но очень часто требования, предъявляемые к их законности и доказательности, заявителями не соблюдаются, поэтому они отклоняются. Что касается содержания жалоб российских граждан, то больше половины связаны с неисполнением судебных решений — такова особенность нашего государства.

- То есть косвенно Вы признаете низкий уровень правовой культуры в России?

- Я бы сказал, что речь идет не только о правовой культуре населения, но и об уровне юристов. Второе уже можно отнести к правоприменительной практике, поскольку именно юристы ответственны за оформление и направление жалоб, которые потом отклоняются Европейским судом, и высокий процент отказов — это, к сожалению, неоспоримый факт.

- У россиян бытует представление, что Страсбургский суд – это некая высшая инстанция. Какова ситуация на самом деле и что надо сделать, чтобы сформировать у населения правильное понимание функций и прерогатив Европейского суда по правам человека?

- Ответ достаточно банален: требуется правовое просвещение. Хотя, честно говоря, я не представляю, каким образом сделать так, чтобы наш рядовой гражданин был информирован и подкован по части возможности обращения в Европейский суд, но другого пути я не вижу. Нужно хотя бы минимально просветить людей по части того, по каким вопросам они могут обратиться в Европейский суд. А как это сделать и есть ли для обращения реальное основание — это должны объяснять профессионалы, юристы.

- Что толкает людей подавать иски и жалобы в Европейский суд?

- Полное разочарование в отечественной юстиции. Я проведу нестрогую историческую аналогию. Куда писали жалобы при Советской власти? Писали на съезды партии. Каждому съезду шли потоки писем, потому что люди знали: это та инстанция, жалоба в которую способна возыметь действие. Считайте, что сейчас появилась похожая инстанция – Страсбургский суд. Он далеко, вне зоны влияния национальной власти — почему туда не написать? А вдруг поможет? Порой такую необоснованную надежду поддерживают юристы, участие которых необходимо для того, чтобы у обращения в Страсбургский суд — как, впрочем, и в Конституционный суд — был надлежащий уровень правового обеспечения. Иначе эти обращения обречены быть отклоненными.

- На Ваш взгляд, можно ли считать Страсбургский суд эталоном правосудия, или это ангажированный институт?

- Ничего в отдельных случаях исключить нельзя, но я твердо считаю, что политической составляющей применительно к деятельности Европейского суда можно пренебречь. Там работают юристы очень высокой квалификации, в том числе и представители от России. Судья Анатолий Ковлер, полагаю, составит честь для любой страны. Страсбургским судьям приходится разрешать подчас очень сложные дела. И особые мнения судей, несогласных с принятым решением, - там не редкость.

Надо учитывать, что практика Европейского суда тоже не стоит на месте, меняется сообразно веяниям времени. Я могу сказать на примере статей 10 и 11, что некоторые дела, разрешенные там 25 лет тому назад, сейчас могли иметь иной результат, потому что право постоянно развивается: меняются представления, основания, которые судьи учитывают в том или ином споре. Например, есть дела, решение по которым было принято большинством в один голос. То есть, бывают очень спорные ситуации, решения по которым трудно признать безоговорочно правильными. Но в целом решения Европейского Суда имеют благотворное влияние на практику национальных судов и отечественное законодательство. Тем не менее, такие решения есть. Поэтому здесь речь как раз идет о том, что право развивается с учетом прецедентов.

Приведу лишь один пример из практики Европейского суда. Существует конкуренция двух ценностей: с одной стороны – свобода самовыражения, свобода прессы, с другой – защита репутации конкретных лиц. За многолетнюю практику рассмотрения споров на этой почве приоритет Европейского суда сместился в пользу свободы прессы и обязанности предоставлять гражданам информацию –30 лет назад дела такого рода решались иначе, баланс склонялся в сторону защиты репутации, но здесь нет тенденциозности, нет давления чьей-либо государственной политики.

- Известно, что большинство жалоб россиян касаются шестой статьи Конвенции. Таким образом суд фактически констатирует, что в России систематически нарушается законодательство, касающееся прав человека. Что можно сейчас реально сделать, чтобы изменить ситуацию?

- Совершенно верно: это констатация системных нарушений 6-й статьи. Могу сказать: у нас по-прежнему осталось пыточное следствие, имеют место масштабные нарушения гарантий прав личности на предварительном следствии. Я уже говорил, что наша Конституция в разделе о правах человека в системе разделения властей отлична, но она содержит изначальный перекос в сторону исполнительной власти в других разделах. У нас принцип разделения властей не действует: он не превратился в систему сдержек и противовесов. Все подавляет исполнительная власть. Почему? Это было закономерно. В 1993 г. Конституция принималась спустя два месяца после расстрела мятежного Верховного Совета. Она принималась не под конкретную личность — Бориса Ельцина, а под президента-реформатора. Президент – глава государства и глава исполнительный власти – имеет такие широкие полномочия, которые делают нашу республику суперпрезидентской. В то время этот изначальный перекос пошел во благо, потому что президент продвигал реформы, были приняты законы для противодействия коммунистической Госдуме, решалась задача государства, которое было ослаблено. Сейчас же этот перекос нужно выправлять. Главное, что наши верхи не заинтересованы в независимой судебной власти.

- Какие конкретные рекомендации Вы могли бы дать для повышения эффективности судебной системы?

- Надо перестать лукавить и реально обеспечить независимость судов, перестать на них давить. А то ведь позиция какова? Суд, конечно, должен быть независимым и справедливым, но по некоторым делам, в которых есть политический интерес, следует выносить решения, угодные государству. И так на всех уровнях – и федеральном, и местном.

Да, большинство дел – политически нейтральных и не "подмазанных" - разрешаются по закону, вполне справедливо. Но есть определенная категория дел, по которым, собственно говоря, и складывается общественное мнение о нашем правосудии. А оно формируется не по тому, что более распространено, а по тому, что наиболее порицаемо. Вот такая в итоге получается неприглядная картина.

Что касается предварительного следствия и уголовного правосудия, то у нас в судах общей юрисдикции вообще не работает презумпция невиновности. Только ленивый не говорит о том, какое у нас низкое качество предварительного следствия. Но как тогда объяснить, почему в судах меньше 1% оправдательных приговоров. Как повышать качество? Только угрозой, что кое-как сляпанное дело в суде не пройдет. А поскольку суды все кушают, то стимула для повышения качества предварительного следствия, в общем-то, нет.

У нас сохраняется пыточное следствие. Я полагаю, что до Европейского суда доходит только малая толика таких дел. Широко распространены и провокации, и подброс оружия или наркотиков. Как с этим бороться? Только одним путем - суды не должны выносить обвинительные приговоры по делам, расследованным с нарушением закона. Можно сослаться на международный опыт. В США, например, действует твердое правило: если обыск проведен с нарушением закона, то у следствия нет никаких надежд. Там однозначный приоритет конституционных прав и достоинства личности над раскрытием конкретных преступлений. А у нас обратная ситуация: раскрытие преступления любой ценой, даже путем его фальсификации.

- Какие еще острые проблемы существуют в российской правовой системе?

- Главная проблема – независимость судов. Надо помнить: коррупция в судебном ведомстве – не только мзда, но и выполнение политического заказа. Что касается взяточничества, я бы внес уточнение.

В судах общей юрисдикции взяточничество ограниченно, хотя, конечно, «берут». Более коррумпированы оперативные службы и следственные органы. На этой стадии есть реальные возможности повлиять на ход дела: возбудить или не возбудить, допрашивать "как надо", квалифицировать так или эдак, посадить или не посадить, направить ходатайство в суд или выдержаться. В уголовном суде таких возможностей меньше, об этом говорит и низкий процент оправдательных приговоров. Но в арбитражных судах, насколько могу судить по источникам, заслуживающим доверия, проблема стоит очень остро.

В настоящий момент сложилась любопытная ситуация. Известно, что независимость судей связана и с их психологией, взглядами, установками. У нас по-прежнему искаженное формирование судейского корпуса. В США, например, его формируют, главным образом, адвокаты, юристы, которые поработали с людьми в частных фирмах и узнали жизнь, человеческие проблемы, т.е. юристы с правозащитными, либеральными установками. А у нас судебная система в значительной степени сама себя воспроизводит. Бывшие секретари судебных заседаний учатся у своих старших коллег, перенимают их негативный, обвинительный опыт. Кроме того, последние годы в судьи все чаще идут прокуроры, налоговики, следователи, таможенники и пр. В федеральных судах практически нет бывших адвокатов — и одного процента не наберется. Обозначился мелкий ручеек в мировые судьи – не иссяк бы.

- На Ваш взгляд, нужно ли часть функций Европейского суда переводить на национальный уровень? Может ли эта мера как-то способствовать сокращению числа обращений граждан в Страсбургский суд?

- Так ставить вопрос не корректно. Функции перевести нельзя. Европейский суд рассматривает нарушения Европейской конвенции по правам человека — наши суды не могут этим заниматься. Это не их компетенция. Они могут рассматривать нарушения норм отечественного законодательства. В принципе я приветствую практику обращения россиян в Европейский суд и убежден, что у них не должно быть препятствий для этого. Если у нас будут признаваться нарушения прав граждан и выплачиваться достойная компенсация, то это убыстряет решение проблемы. На самом деле люди вовсе не ради тщеславия обращаются в Страсбург. Уверен: если их сразу поймут в родном городе, они выше никуда не пойдут. То же самое, если разберутся на уровне областного суда. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы Верховный суд по какой-то упрощенной процедуре принимал такого рода жалобы и их быстро разрешал.

- Насколько надзорная инстанция соответствует Европейской конвенции?

- Я считаю, что надзор в принципе нужен, но в несколько измененном виде, особенно по гражданским делам. Что касается уголовных дел, то здесь надзор абсолютно необходим. Это как раз тот случай, когда национальные особенности, связанные прежде всего с нашими колоссальными пространствами, препятствуют введению в судах общей юрисдикции апелляционного производства. Ведь что такое апелляционное производство? Это когда вышестоящая инстанция заново пересматривает приговор первой инстанции. Применительно к приговорам мировых судей это реализуемо: все в одном здании. На первом этаже – мировой судья, на втором этаже – федеральный судья. А теперь представьте себе ситуацию с приговорами федеральных судов в глубинке. Красноярский край, какой-нибудь глухой район в тысяче километров от областного центра, где должен проходить пересмотр дела. Как здесь можно ввести апелляционную инстанцию? Все свидетели из района должны ехать в Красноярск? Абсолютно нереализуемо.

Кроме того, отсутствие надзора отсечет наши регионы от Верховного суда. По делам, которые политически мотивированы на уровне регионов, правду найти можно только в Верховном суде. Например, знаменитое дело Ольги Китовой. Три года я ее защищал. Журналист была неправедно осуждена за свою профессиональную деятельность, аж, по 5 статьям: там были и клевета, и оскорбление, и применение силы против сотрудников милиции. Все обвинение было выдумано. Она была осуждена условно – посадить все же не решились - с запретом избираться в представительные органы законодательной власти. Вы понимаете, что это такое? Лишена конституционного права. И такой позорный приговор вынес Белгородский областной суд. Китова была полностью реабилитирована Президиумом Верховного суда.

Я не воспеваю Верховный суд — политическая составляющая бывает в его решениях тоже присутствует, но, тем не менее, по многим делам гражданин может найти правду лишь там. Убирать надзор и оставлять только вновь открывшиеся обстоятельства – это значит обрекать на произвол и беззаконие очень многих людей.

- Как Вы оцениваете отказ Госдумы от ратификации 14-го протокола и нужен ли России этот протокол?

- Я определяю это одним словом: позор. Это позор для российского государства, позор для думцев. Присоединение к данному протоколу ускорило бы процесс рассмотрения жалоб российских граждан и восстановление их попранных национальной юстицией прав. Конечно, России нужно подписать этот протокол.

Генри Резник - Президент Адвокатской палаты Москвы

Версия для печати