05.12.2008 | Виталий Портников

Патриарх перехода

Патриарха Алексия ІІ будут вспоминать в связи с исторической эпохой, на которую пришлось его пребывание во главе Русской православной церкви. И, как это нередко бывает, станут обращаться к последнему периоду – когда авторитет патриарха и церкви казался незыблемым и для власти, и для общества. И именно исходя из незыблемости этого авторитета, станут судить, что удалось Алексию ІІ и чего он не мог сделать, как ни старался.

Между тем, обращаться нужно не к окончанию, а к началу этого патриаршества. Хорошо помню избрание и интронизацию Алексия ІІ. Тогда, в 1990 году, несмотря на достигшую кульминации перестройку, церковь вовсе не казалась важнейшим общественным институтом. Даже в существовавших храмах ощущалось катастрофическое отсутствие средств...и паствы. По сути, Алексий ІІ стал первым работающим патриархом со времен ликвидации патриаршества императором Петром І – и в этом главное значение его миссии. Патриарх Тихон, возглавивший РПЦ в годы большевизма, вынужден был присутствовать при планомерном уничтожении веры и церкви – тут речь шла разве что о спасении того, что еще можно было спасти, но уж никак не о созидании. У патриархов советских времен тоже была особая роль – это были иерархи, контролируемые Советом по делам религий, вынужденные считаться с представлениями о церкви атеистической власти. Кремль тогда хотел превратить патриарха в этакую певчую птицу, живущую в клетке Даниловского монастыря под неусыпным надзором чиновников.

Алексию досталась совершенно особая миссия – миссия восстановления самой роли церкви в обществе и восстановления авторитета мира. Человеку мирскому даже трудно себе представить всю тяжесть этой задачи. И уж тем более трудно выставлять счет за сделанное и несделанное, если понимать, что речь шла о настоящем строительстве на руинах – в прямом и переносном смысле этого слова. И это при том, что власть все еще не оставляет попыток использования церкви в собственных интересах – а церкви, бывшей на протяжении многих столетий государственной институцией, не просто противиться этому соблазну. И это при том, что в мире русской церкви приходится действовать в атмосфере настоящей духовной конкуренции и экуменизма – а власть, как это было в советские времена, не может ни помочь ей, ни ограничить ее. И это при том, что в российском обществе искренняя вера соседствует с показной религиозностью и не менее показным безверием – и теперь это уже сознательный выбор человека, а не рекомендация парткома.

Если вспомнить обо всем этом, представить себе два десятилетия патриаршества, увидеть восстановленные храмы, молодых людей в церквах, новых священников, среди которых появляются уже перестающие быть номенклатурой и служащих исключительно по велению совести – то мы поймем всю значимость исторической роли Алексия ІІ. Поймем, что этот эстляндский немец, детские фотографии которого не оставляют сомнений в культуре, в которой он был воспитан, стал одним из самых выдающихся русских людей ХХ и ХХІ столетия. Такого Патриарха у Русской Церкви уже не будет – потому что уже никогда не будет эпохи, когда Патриарх должен будет нечеловеческими усилиями поднимать Церковь с колен…

Версия для печати