17.12.2008

Алексей Макаркин: «Для того, чтобы стать Патриархом Кириллу необходимо, во-первых, убедить российскую власть…»

Смерть Патриарха Алексия II открывает множество вопросов о роли Русской православной церкви в жизни общества и государства, о ее перспективах развития и новом Патриархе «Политком.Ру» побеседовал с Алексеем Макаркиным, вице-президентом Центра политических технологий.

- Я думаю, что многие читатели хотели бы поподробнее узнать о деятельности Алексия II, о его вкладе и ориентирах развития РПЦ.

- Здесь стоит отметить, что, во-первых, Алексий II сохранил церковь. Если мы вспомним начало 90-х гг., то тогда очень многое говорилось о возможности распада церкви. Распасться, как распалась многонациональная страна, распасться из-за внутренних противоречий. Считали, что уйдет Прибалтика, уйдет Украина аналогично политике. Ведь традиционно церковь в России очень сильно связана с государством. У нас не было католической традиции, где провозглашается независимость церкви и государства. В средневековье можно было говорить о симфонических отношениях, когда было сотрудничество, а потом государство все более доминировало в этих отношениях. И искаженный вариант такого доминирования мы видели после 1927 года в Советском Союзе, когда церковь была вынуждена принять условия государства.

Потом государство рухнуло, а церковь осталась. Более того, если мы посмотрим итоги патриаршества Алексия II, мы увидим, что большинство православных верующих на Украине осталось в юрисдикции Украинской православной церкви Московского Патриархата. В Эстонии, несмотря на то, что Константинопольскую юрисдикцию активно поддерживала власть этой страны, Эстонскую православную церковь, входящую в состав Московского Патриархата, 10 лет отказывались регистрировать, но большинство верующих осталось именно в ней. Допустим, правящий архиерей Елецкой епархии владыка Хризостом поддержал борьбу литовцев за независимость, но при этом занял очень четкую позицию, что Елецкая епархия будет в составе Московского патриархата. Удалось выстроить отношения с руководителями различных стран СНГ. Таким образом, единство церкви не было нарушено. Прошло несколько даже не расколов, а отколов: откололся митрополит Филарет (Денисенко), который позднее был отлучен от церкви, откололось некоторое количество священников в самой России, но это очень небольшой процент.

Если не произошло раскола, то произошел обратный процесс: был ликвидирован действительно существовавший еще с 1920-х гг. и возникший по политическим причинам разлад между Русской православной церковью и Русской православной церковью заграницей. Произошло объединение этих двух церквей, между которыми не было догматических разногласий, которых разделяла исключительно политика, отношение к советской власти. РПЦЗ была церковью иммигрантов, церковью белогвардейцев. И РПЦЗ считала Московский Патриархат «красной» церковью. О глубине разногласий можно было судить по тому, что даже священники зарубежной церкви не признавали правильности обрядов, совершенных здесь в России, Московском Патриархате. То есть такая была пропасть между двумя церквями. И вот при Алексии II эту пропасть удалось преодолеть, хотя в РПЦЗ тоже были недовольные, но большинство вернулось. Тогда тоже много говорили, что зарубежная церковь идет в ловушку, что утрачивает свою независимость, что представители Москвы захватят ее храмы, ее имущество. Но этого не произошло после того, как скончался первый иерарх этой церкви митрополит Лавр, при котором и было достигнуто соглашение об объединении, новым первоиерархом был избран его ученик митрополит Иларион, который являлся одним из видных деятелей именно зарубежной церкви. То есть не произошло какого-то поглощения, захвата и так далее. И право на собственную идентичность уважается. Алексий II показал себя очень умным и толерантным главой церкви. Я думаю, что в этом очень велика его заслуга.

Еще одна его заслуга состоит в том, что на переломных этапах российской истории, он не идентифицировал церковь с властью. Алексий умел договориться с властью, умел учесть ее интересы не в ущерб церкви, но в кризисных ситуациях, например, в январе 1991 года, когда союзные силовики предпринимали попытку свергнуть литовское правительство в Вильнюсе, в августе 1991 – ГКЧП, в октябре 1993 – гражданский конфликт в Москве, везде Патриарх дистанцировался от занятия провластной позиции. При этом Алексий II не был в оппозиции, поэтому Патриарха не очень любила оппозиция, он не хотел отождествляться и с оппозицией. Он не был против власти. В тех ситуациях, когда власть действовала не в соответствии с теми моральными стандартами, которые отстаивала церковь, Алексий фиксировал и заявлял об этом. Но не втягивался в политику на одной из сторон. В этом тоже его большая заслуга.

-Раз мы заговорили об отношениях РПЦ и государства, то как стоит относиться к разговорам о том, что церковь становится инструментом государства во внешней политике. Как Вы считаете, правомерны ли такие заявления?

- Я думаю, что в ряде ситуаций церковь действительно сотрудничает с государством во внешнеполитической сфере, причем здесь сотрудничество взаимовыгодно. Когда происходило объединение церквей Московского патриархата и зарубежников, то значительную роль здесь сыграла российская государственная власть. Просто она смогла убедить зарубежников, что она не является преемником большевиков. Зарубежники очень боялись, что сейчас в Росси продолжает существовать большевистская власть, только замаскированная, а на самом деле антиправославная. Здесь власть приложила не мало усилий, чтоб показать, что она изменилась. Соответственно, это сыграло большую роль в позиции зарубежников.

Что касается других аспектов, есть, конечно, стремление церкви поддержать какие-то векторы внешней политики российской власти. Самый яркий пример это, конечно, визит митрополита Кирилла в Латинскую Америку, который был в этом году, и особенности этого визита. Не только сам факт того, что он состоялся, но и встреча владыки с Фиделем Кастро, с Уго Чавесом, с другими нашими и старыми, и новыми друзьями на латиноамериканском континенте. Здесь чувствуется, что РПЦ является союзником власти…

- Именно союзником?

- Именно союзником! Здесь, скорее, попытка быть востребованной в качестве союзника, потому что одновременно, когда церковь в 60-е, 70-е, 80-е гг. была вынуждена громить американский империализм, и защищать все инициативы товарища Брежнева, Андропова, Черненко и т.д., то она действовала как клиент власти. Тогда власть ей указывала, а церковь была вынуждена действовать, чтобы сохранить возможность легального существования, чтобы сохранить возможность крестить, венчать, отпевать - хотя бы сохраниться в атеистическом государстве на каком-то минимальном уровне - была вынуждена уступать власти.

Но сейчас есть вполне объективная задача: допустим, митрополит Кирилл едет в Латинскую Америку и открывает там приходы. Да, это коррелируется с интересом государства в Латинской Америке, но это соответствует реальным запросам верующих, которые там живут. Они заинтересованы в том, чтобы там строились храмы, в которые они могут ходить и церковь заинтересована в этих духовном кормлении. Решаются разные задачи, поэтому я говорю о союзнических отношениях. Это не государство посылает митрополита в Латинскую Америку, а это митрополит едет в Латинскую Америку в интересах присутствия там Русской православной церкви и одновременно реализует задачи, которые находятся в интересах власти. То есть это такая двойная функция.

Кроме того, давайте скажем, что внешняя деятельность церкви не замыкается на Латинской Америке, например, сейчас активно развиваются связи с русской католической церковью. Допустим, Патриарх Алексий II, будучи в Париже, молился перед терновым венцом, одной из реликвий христианства, в Соборе Парижской Богоматери. Это вызвало очень сильное негодование со стороны наиболее реакционных групп Русской православной церкви. В частности, Диомида, экс-епископа Чукотского, которого сейчас лишили сана. После избрания римским понтификом Бенедикта XVI эти связи очень сильно интенсифицировались. И Москву посещают высокопоставленные представители Римской католической церкви. Диалог, вполне возможно, приведет к встрече руководителей двух церквей. При Алексии II это было невозможно, потому что очень многие вопросы не были решены, но была создана основа. Для того, чтобы встреча произошла, необходима длительная подготовка. Вот, наверное, при Алексии II после прихода Бенедикта XVI появилась такая основа.

- Многие эксперты говорят, что сейчас РПЦ совместно с государством проводит проект под названием nation-building, а именно, создание или актуализация консервативного патриотизма в целях создания российской нации. Что Вы думаете на этот счет?

- Я думаю, что церковь претендует на роль строителя нации, но опять-таки в церкви есть разные течения. В РПЦ есть ультраконсерваторы, которые отрицают саму возможность взаимодействия с властью, которая не является православной. Для них идеал это православная монархия, где монарх является покровителем церкви и гонителем всех ее конкурентов. В церкви есть люди, которые считают, что не стоит активно взаимодействовать с государством, потому что это не функция церкви, что церковь не должна формулировать идеологию, а должна заботиться в первую очередь о своей пастве, в которой есть люди разных взглядов и либеральных, и консервативных, и даже коммунистических.

То о чем, Вы говорите, связано с деятельностью патриаршего местоблюстителя, очень активного митрополита Кирилла, который как раз формулирует определенный набор идей, которые можно считать консервативными. Здесь есть очень интересный нюанс: в светских публикациях Кирилла называют либералом, но это совершенно неправильно! Кирилл консерватор, но он консерватор, который, во-первых, способен к диалогу с представителями других взглядов, а, во-вторых, он консерватор, который признает новые формы продвижения своих идей в современном обществе. То есть сейчас стоит вопрос о том, должна ли церковь говорить с верующими языком раннего средневековья или она должна говорить с верующими на современном языке. Как я понимаю, владыка Кирилл в большей степени склоняется ко второму подходу, поэтому у него есть много сторонников и много противников. Церковь очень традиционный институт. Священник, проповедующий на концерте современной музыки, для многих верующих является слишком экзотичной фигурой.

Я думаю, что государство воспринимает церковь как одного из генераторов идей, то есть те представители динамичного консерватизма воспринимаются как источники возможных идей. Когда речь идет о том, чтобы опираться на традиционные ценности, государство солидаризируется с этой частью церкви. Если же речь о практических шагах, государство осторожно. Например, в вопросе об уроках основ православной культуры в средней школе государство учитывает религиозное многообразие России и считает, что подобные занятия могли бы носить факультативный характер, но не обязательный, иначе это может создать дополнительный конфликт, а котором государство совершенно не заинтересовано. Есть общее, что объединяет государство и церковь, но, безусловно, есть и различия.

- Своеобразный динамичный баланс…

- …достаточно сложный баланс интересов. Государство в тех вопросах, в которых считает возможным, стремится договориться с церковью, учитывает ее интересы. Именно учитывает! Государство у нас многоконфессиональное. Есть градации конфессиональное, неконфессиональное. В Испании есть такое определение как аконфессиональное, то есть государство, которое не признает ни одну из конфессий в качестве государственной, и разрешает свободу вероисповедания, но одновременно имеет привилегированное отношение с некоторыми конфессиями. В России сложилось теория традиционных конфессий: православие, ислам, буддизм, иудаизм, - у них привилегированное отношение с государством.

При Алексии II государство понимало пределы. Например, те же самые уроки православной культуры были своеобразным пределом. Некоторое время назад была идея возвращения церкви земельных имуществ. Идея сама по себе странная, потому что, как известно, масштабная секуляризация произошла в XVII при Екатерине II, получается, что если вернуть имущество, отобранное большевиками, то не стоит ли вернуть имущество, отобранное Екатериной. Кроме того, возникал вопрос, кто будет управлять этим имуществом, не будет ли оно потом отчуждено, не пойдет ли оно в руки земельных спекулянтов и т.д. К тому же богатая церковь была бы далека от евангельского дела. Здесь государство также предъявило разумную осторожность, показательно, что Патриарх, безусловно, отстаивая церковные интересы, не давил на государство. Алексий II был человеком, также понимающим пределы возможного для церкви в отношениях с государством. Вот эти разногласия не омрачили церковно-государственных отношений. Опять-таки можно занести в актив Патриарху.

- Прежде чем перейти к нынешней ситуации с выборами нового Патриарха, хотелось бы попросить Вас обозначить те ориентиры развития РПЦ, которые Алексий создал?

- Благодаря политике Алексия II, церковь, как я уже сказал, сохранилась и стала плюралистичной. В церкви традиционно существуют авторитарные тенденции. И у церкви есть соблазн навязать свою волю, как это было в XVII веке, когда этот соблазн обернулся расколом. Тогда Никон монархически навязал церкви реформу, и это привело к драматическим последствиям, которые не изжиты. До сих пор старообрядцы не признают Московский патриархат. Алексий II был толерантным патриархом. Например, в Москве мог существовать крайне консервативный, не принимавший даже ИНН, приход – это храм Николы на Берсеневке, храм, в котором службы ведутся по многу часов и по старым книгам. В то же время может существовать храм Косьмы и Дамиана в Шубине, куда ходят многие представители интеллигенции, - храм, ведущий огромную миссионерскую работу, храм, где человек либеральных взглядов может чувствовать себя комфортно.

При этом нельзя сказать, что у Алексия не было собственных взглядов. Он был, скорее, умеренным консерватором, неоднократно фиксировал это, выступая перед столичным духовенством со своими ежегодными обращениями. Но он не навязывал свои взгляды, и если человек придерживался несколько других взглядов, то за это не следовало никаких канонических санкций. Санкции следовали за поступки, то есть если человек, например, епископ Диомид, просто откровенно вел себя как раскольник, то любая церковь пошла бы на организационные решения, но это был крайний случай. Эта достаточно плюралистичная система - то, что Патриарх оставил в наследство своему преемнику.

- Какая ситуация сейчас в РПЦ, скажем, какая расстановка сил относительно будущего патриарха? И каковы шансы нынешнего местоблюстителя Кирилла?

- Обычно церковные люди не любят об этом говорить, но мы люди вполне светские, поэтому имеем возможность обсудить расстановку сил. Я думаю, что владыка Кирилл стал местоблюстителем за счет своего очень серьезного влияния в Синоде, в котором он состоит в течение двух десятилетий, в качестве постоянного члена, как глава отдела Внешних церковных связей. К тому же Кирилл известен как ученик владыки Никодима, знаменитого и очень противоречиво воспринимающегося верующими митрополита Ленинградского и Новгородского, умершего в 1978 году. Этой осенью была такая скорбная дата 30-й годовщины со дня его кончины, и была конференция в Петербурге, где присутствовало сразу три постоянных члена Синода: владыка Владимир Санктпетербуржский, владыка Ювеналий Крутитский, ну, и конечно же, владыка Кирилл Смоленский, который произнес очень чувственную речь о Никодиме. Конечно, это тоже сыграло свою роль в его избрании, потому что сторонники владыки Никодима, ученики его, соратники сильнее в Синоде, чем в церкви вообще.

Это является и проблемой для Кирилла: для наиболее ортодоксально настроенных групп в церкви он «никодимовец», он для них чужой, хотя бы потому, что он воспитанник, а позднее ректор, Ленинградской духовной академии при Никодиме, тогда как большинство епископов, по крайней мере, служащих на территории Российской Федерации, выпускники более консервативной Московской духовной академии. Я еще раз отмечу, что и Кирилл тоже является консерватором, он не либерал, но стилистические отличия здесь достаточно существенны, а в церкви это, наверное, играет еще большую роль, чем в политике. В церкви многими ценится традиционное благочестие, которое предусматривает такие качества как смирение, часто подчеркнутое, как следование традиционному лексикону. Иногда в общении со священнослужителем человек начинает переходить на непонятный язык, более близкий к церковнославянскому. А Кирилл говорит на современном языке, и это вызывает противоречивое отношение в церкви. Его происхождение, его энергия, его динамизм, его стремление адаптировать церковь к современности, где есть люди, которые считают, что, наоборот, церковь должна адаптироваться к современности. Когда в 1988 году владыка Кирилл на Поместном соборе, посвященном Тысячелетию Крещения Руси, высказался по поводу того, что надо немножко внести изменения в богослужение, чтобы оно было более понятно тем людям, которые только приходят в церковь и не знают церковнославянского языка, это сразу вызвало довольно резкую реакцию. Так что отношение к Кириллу очень сложное.

Конечно, местоблюстительство дает ему дополнительные шансы, как говорят в политике, но не безусловные. Я думаю, что для Кирилла важно убедить российскую власть в том, что он может быть серьезным партнером власти. У нас иерархия прислушивается к власти: понятно, что элемент конформизма достаточно высок. С другой стороны, это украинское направление – значительная часть членов Собора будет из Украины. Это связано, в частности, с тем, что целый ряд православных епархий в Украине были разделены, и так как от каждой приезжает равное число делегатов Собора, то понятно, что процент украинцев еще более увеличивается. Допустим, только что в церковном смысле Крым разделили на две части. В общем, Кириллу надо убедить украинских православных в том, что он будет оптимальным патриархом. Ну, и, в-третьих, убедить церковь в том, что ей нужен такой патриарх. Если он не сможет это сделать, если власть отстранится от этого процесса, не будет даже никаких сигналов давать в этом контексте, если конкуренция усилится, то могут быть и другие сценарии. Уже называют владыку Клемента в качестве возможной альтернативы, альтернативы более традиционалистской, более понятной. Клемент не склонен даже к стилистическим изменениям и выступает, скорее, за сохранение статус-кво. Возможны другие варианты, например, отложенное решение. Дело в том, что и владыка Кирилл, и владыка Клемент, люди достаточно молодые по церковным понятиям. Не исключено, если будет сильная конкуренция, может появиться компромиссная фигур из пожилых иерархов.

Подготовила Ольга Мефодьева

Версия для печати