16.12.2009 | Алексей Макаркин

Смерть Гайдара

Умер Егор Гайдар. Умный и мужественный человек.

Егор Гайдар не был политиком – политической деятельностью он занялся во многом вынужденно, не испытывая вкуса к интригам и ни разу в жизни не опустившись до безответственного популизма. Он был экономистом, который рационально и жестко оценивал ситуацию и принимал те решения, которые считал необходимыми. Политик интуитивно чувствует, когда можно отвернуть в сторону, уйти в тень, чтобы не связать свое имя с имиджево проигрышным проектом. Для Гайдара таких ограничителей не было. Осенью 91-го многие мудрые политики не решились войти в состав правительства, понимая, что оно имеет много шансов быть сметенным народным гневом. Гайдар решился, взял на себя ответственность – и навсегда остался в памяти миллионов россиян как автор шоковой терапии, лишившей людей собиравшихся годами по рублику вкладов в Сбербанке.

Все разумные аргументы, что эти вклады давно существовали только на бумаге, что страна фактически являлась банкротом, оставались (и для многих так и останутся) словами, которые не могут объяснить сильнейшую обиду народа на реформаторов. Психологически их понять можно – людей слишком долго обманывали, говоря о развитом социализме постепенном переходе к коммунизму, а затем – о возможности перейти за несколько лет к обществу, где работаешь по-советски, а получаешь по-американски при шведских социальных гарантиях. И когда произошел обвал, это стало шоком, который не забывается. Соответственно, виновными стали не многочисленные красные директора и советские министры (многие из них превратились в праведных критиков Гайдара), а молодой экономист, принявший трудное решение.

Гайдар абсолютно рационально понимал, что если не провести либерализацию цен, то страна действительно рухнет. Время для решительных действий по эволюционной модернизации страны было упущено еще в конце 70-х, когда страна вместо этого строила БАМ и под громкие речи о мире втягивалась в афганскую войну. Время для относительного смягчения шока упустили уже при Горбачеве, когда пытались ограничиться паллиативными мерами, а потом возникло союзно-российское двоевластие, парализующее любую разумную экономическую политику. Теоретически совершенно верно, что либерализация цен должна следовать за демонополизацией, но проводить последнюю, когда счет шел уже на недели в условиях приближающейся зимы, было уже поздно.

Гайдар не только не был популярен – он не искал популярности. Ни в 91-м, когда вошел в правительство. Ни в 93-м, когда призвал людей выйти на улицы, чтобы противостоять макашовцам и баркашовцам, которые уже почти торжествовали победу и были готовы уничтожить молодую российскую демократию. Ни в 94-м, когда осудил войну в Чечне и отрезал себе дорогу для возвращения во власть. Ни позднее, когда, вновь занявшись своей профессиональной – экспертной – деятельностью – предупреждал о высоких рисках, которые связаны с использованием благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры при забвении структурных реформ.

Что останется после Гайдара? Его умные книги, ярко написанные и содержащие тщательно обоснованные, часто выстраданные суждения ученого-эрудита. Созданный им институт, ставший за полтора десятилетия одним из ведущих экономических экспертных центров страны, выдержавший испытание временем. Его соратники, потерявшие наставника и друга. Российская рыночная экономика, многие институты которой реально начали свое становление именно при правительстве Гайдара. А еще память миллионов людей, которые голосовали за «Демвыбор» в 95-м, несмотря на всю хулу в адрес его лидера. И, возможно, благодарность потомков, которые смогут более спокойно и беспристрастно оценить его деятельность.

Версия для печати