25.07.2012 | Сергей Минасян

НАТО на Южном Кавказе: приход прагматизма или прощание с иллюзиями?

Еще несколько лет тому назад тематика роли НАТО в региональной политике на Южном Кавказе была одной из ключевых в оценках и заявлениях многих вовлеченных в регион политиков, экспертов и журналистов. Августовская российско-грузинская война 2008 г., мировой финансово-экономический кризис, «арабская весна» и возвращение «классической» геополитики в регион изменили приоритетность восприятия Североатлантического Альянса на Южном Кавказе. НАТО уже воспринимается южнокавказскими странами совсем не так, как это было в первой половине 2000-х гг. В свою очередь, Брюссель также уже не столь амбициозно нацеливается на Южный Кавказ.

Попробуем рассмотреть, насколько фундаментальны и устойчивы данные тренды. Являются ли они просто более реалистичной оценкой сложившейся политической ситуации, результатом прагматизации и оптимизации собственных сил и возможностей, или же символизируют прощание брюссельских чиновников и южнокавказских элит с стереотипным образом НАТО на Южном Кавказе?

Динамика меняющегося восприятия

Следует отметить, что завышенные ожидания о возможностях НАТО на Южном Кавказе, плавно переходящие в неоправданные иллюзии, у некоторых региональных элит (особенно в Грузии, но и частично в Азербайджане) всегда значительно разились с готовностью самого Альянса по институциональному вовлечению в регион. При этом и в Тбилиси и в Баку вплоть до августа 2008 г. странным образом старались не замечать фактора России, существенно сдерживающего активность Альянса в регионе, и с которой сам Брюссель всегда был вынужден считаться, причем не столько в силу влияния Москвы на Кавказе. Более важен был учет взаимной заинтересованности в сотрудничестве на более высоком уровне общности приоритетов между Москвой и Брюсселем, с широким спектром вопросов от Афганистана до систем ПРО, на фоне которых Южный Кавказ являлся может и важной, но не решающей темой.

Самым наглядным образом это подтвердилось в ходе Бухарестского саммита НАТО весной 2008 г., когда, по мнению многих комментаторов, Грузия за все эти годы находилась, наверное, ближе всего к реализации вожделенной мечты получить Программу Действий по членству в НАТО (Membership Actions Plan – MAP). Ну а после августовской войны 2008 г., когда ни НАТО ни США так и не пришли на помощь воюющим в Южной Осетии против российской армии грузинам, восприятие Североатлантического Альянса и возможного присоединения к нему стран регион изменилась. У некоторых иллюзии исчезли настолько быстро, что, к примеру, Азербайджан очень скоро не только перестал говорить о своем желании вступить в НАТО, но даже вступил в Движение неприсоединения.

Конечно же, в зависимости от частоты саммитов НАТО, визитов натовских чиновников и результатов реализации департаментом Публичной дипломатии НАТО информационно-пропагандистских проектов время от времени интерес к региональной активности блока в публикациях местных СМИ вновь повышается. Но уже можно констатировать, что прагматизм, причем со стороны Брюсселя более осмысленный, заслонил собой идеалистичные иллюзии оценок места и роли Альянса на Южном Кавказе. Не случайно, что активность Альянса заметна отнюдь не в тех сферах, где страны региона желали бы видеть большую военно-политическую вовлеченность блока (например, в вопросе перспектив их членства в Альянсе или активного участия НАТО в урегулирование замороженных этнополитических конфликтов на Южном Кавказе). И, наоборот, там где само НАТО нуждается в услугах стран региона (транзит грузов через Грузию и Азербайджан для натовской группировки в Афганистане, привлечение воинских подразделений из Южного Кавказа для участия в совместной миротворческих действиях в этой стране, иранско-каспийское направление), блок выражает намного большую готовность к сотрудничеству с южнокавказскими странами, дистанцируясь от чувствительных вопросов перспектив членства или вовлечения в региональные конфликты формальными заверениями.

Подтверждением данной меняющейся динамики стали итоги Чикагского саммита НАТО в мае 2012 г. По его результатам Грузии опять так и не была предоставлена Программа членства в НАТО (открывающая возможность старта бюрократической процедуры по началу приема страны-аспиранта в этот военно-политический блок). Принятые в ходе данного саммита формальные документы также лишь мельком коснулись проблематики Южного Кавказа, подтвердив уже достаточно заметную и устойчивую динамику смещения приоритетности этого региона в оценках и восприятиях Североатлантического Альянса.

Для лучшего понимания роли и перспектив НАТО в регионе попробуем в самых общих чертах проанализировать нынешний этап взаимоотношений Альянса со всеми тремя международно признанными странами Южного Кавказа, с которыми организация уже почти два десятилетия развивает сотрудничество.

Нынешний уровень отношений НАТО со странами Южного Кавказа

Существует устойчивое заблуждение, что Грузия значительно опережает остальные страны Южного Кавказа по уровню своего сотрудничества с НАТО. В реальности, в институциональном плане и в соответствие со стандартами самого Североатлантического Альянса, Грузия, в лучшем случае, лишь на «полшага» обгоняет Армению и Азербайджан. Другое дело, что на уровне публичной двусторонней риторики, зафиксированной даже в официальных документах Альянса, Грузия действительно рассматривается как возможный кандидат в члены этого военно-политического блока. Конечно же, риторика на каком-то этапе вполне может превратиться в политическую реальность (а о возможностях нынешнего грузинского руководства по использованию политического пиара как важнейшего политического рычага и инструмента нечего и говорить).

Однако до получения Программы членства в НАТО (MAP) эта страна все еще продолжает оставаться в одной «весовой группе» с соседями по региону. Впрочем, сам факт возможного в перспективе присвоения Грузии Программы действий по членству в НАТО также еще не является стопроцентной гарантией скорого принятия этой страны в Альянс. Как точно подмечает известный эксперт по региональной политике Сергей Маркедонов, к примеру, MAP уже много лет назад был предоставлен также и Македонии, но она до сих пор так и не стала членом НАТО.

Как результат, если раньше представители НАТО заявляли о необходимости коренных преобразований в сфере безопасности Грузии для дальнейшего прогресса в переговорах с Брюсселем, то сейчас формальным поводом для откладывания решения по этой стране называется необходимость проведения на должном уровне назначенных на 2012 г. и 2013 г. парламентских и президентских выборов. Однако, как представляется, вопрос не только и не столько в уровне развития демократических институтов или качества проведения выборов, и так являющийся весьма спорным для нынешней Грузии. Ни один из натовских чиновников (впрочем, как и грузинских) до сих пор так и не смог внятно ответить на важнейший вопрос, возможно ли в принципе принятие в члены Альянса страны, не контролирующей часть своей территории, на которой находятся военные базы ядерной сверхдержавы, в свою очередь признавшей Абхазию и Южную Осетию как независимые государства. Вразумительного ответа на вопрос, а как возможно вообще членство Грузии в НАТО после решения России от 26 августа 2008 г. о признании Абхазию и Южную Осетию пока нет ни у кого, - ни в Брюсселе ни в Тбилиси. Заявления же грузинских официальных лиц, что Грузия рано или поздно войдет в состав НАТО вместе с этими территориями после их «деокуппации», звучат в настоящее время, мягко говоря, несколько риторически.

Что касается взаимоотношений НАТО с Азербайджаном, то надо отметить, что после вхождения этой страны в Движение неприсоединения все разговоры о возможности ее членства в Альянсе, как отметил в одном из своих интервью глава МИД Эльмар Мамедъяров, стали уж «очень гипотетическими», т.е. в обозримом будущем фактически нереалистичными. С другой стороны, как минимум до 2014 г. основной формат сотрудничества этой страны с Североатлантическим Альянсом будет состоять в обеспечении транзита в Афганистан натовских грузов с использованием территории и инфраструктуры Азербайджана (по некоторым расчетам, чуть ли не треть от всего объема поставляемых натовскому контингенту в Афганистане грузов). Наряду с этим, похоже, в Баку также исчезли иллюзии относительно вовлечения НАТО в карабахское урегулирование. Скорее, наоборот – Баку уже с некоторым раздражением воспринимает комментарии Брюсселя относительно карабахского конфликта, т.к. они в основном касаются озабоченности по поводу инициируемой и инструментализированной Азербайджаном напряженности на линии соприкосновения конфликтующих сторон.

Впрочем, у Азербайджана есть весьма важный политический и лоббистский ресурс во взаимоотношениях с НАТО, каковым является играющая не последнюю роль в структурах Альянса Турция. Фактически, непосредственно в военной и военно-технической сферах взаимоотношения Азербайджана с НАТО давно уже имеют скорее двусторонний формат, где Турция играет особую роль в развитии азербайджанской армии и попытках хотя бы в общих чертах перевода ее на натовские стандарты. Однако, тем не менее, даже турецкий фактор (как и нефтегазовая и геополитическая значимость Азербайджана, сознательно преувеличиваемая официальным Баку) не обеспечивает критических преференций преимущества этой стране в довольно сбалансированных долговременных стратегических приоритетах НАТО на Южном Кавказе. Во всяком случае, это вполне заметно в сознательной политике балансирования Альянса во взаимоотношениях как с Азербайджаном, так и с Арменией.

Переходя к проблематике Армения – НАТО отметим, что Армения фактически ничем не уступает Азербайджану во взаимоотношениях с НАТО, если даже не превосходит. Это вызвано, в первую очередь, соображениями политического порядка. Азербайджан по многим параметрам не может сравниться с Арменией в восприятии натовских чиновников и оценках правительств европейских членов Альянса (необратимость демократического развития, плюральность внутриполитического поля и реальное функционирование института выборов, уровень двусторонних отношений с рядом ключевых стран НАТО, в частности с США и Францией, особые взаимоотношения с Грецией). По военным аспектам Армения также абсолютно не уступает Азербайджану как по уровню сотрудничества с Альянсом, так и достигнутым результатам (например, состояние военно-гражданских отношений и контроля над военной сферой, вторая после Грузии среди постсоветских стран численность миротворцев в составе натовского контингента в Афганистане, и т.д.). Естественно, турецкий фактор внутри НАТО играет свою негативную роль, но он компенсируется вышеуказанными преимуществами, имеющимися у Армении по сравнению с Азербайджаном.

Естественно, возникает резонный вопрос, а как быть с членством Армении в ОДКБ, и не является ли оно непреодолимым препятствием на пути сотрудничества Еревана с Брюсселем? Однако представляется, что до тех пор, пока само НАТО институционально еще не присутствует на Южном Кавказе (и еще долгое время не будет присутствовать, до тех пор пока членство Грузии под вопросом), ОДКБ не будет являться сдерживающим фактором для Армении в развитии ее взаимоотношений с Альянсом. Более того, в определенных случаях членство Армении в ОДКБ и тесное армяно-российское военно-политическое сотрудничество могут даже представлять определенную практическую ценность в региональных приоритетах Североатлантического Альянса, время от времени сталкивающегося с проблемой нахождения общих точек соприкосновения с Россией по многим вопросам безопасности на постсоветском пространстве.

Таким образом, можно утверждать, что в настоящее время происходит достаточно серьезная переоценка роли и места НАТО в региональной политике и безопасности на Южном Кавказе. И главным трендом как внутри структур НАТО, так и в самих региональных акторах является прагматизация восприятия Североатлантического Альянса на Южном Кавказе, с освобождением всех вовлеченных сторон от излишних иллюзий, необоснованных страхов и нереализованных надежд.

Своеобразной наглядной иллюстрацией этой тенденции могут стать, например, итоги презентированного в июле 2012 г. в Тбилиси Американским национально-демократическим институтом (NDI) социологического исследования, осуществленного на средства Агентства международного развития Швеции (SIDA) и проведенного грузинским отделением Центра исследовательских ресурсов Кавказа (CRRC). Примерно 30% опрошенных жителей Грузии высказались в поддержку предложения одного из лидеров оппозиционной партии «Грузинская мечта» отказаться от членства страны в НАТО взамен на возвращение Абхазии и Южной Осетии. При этом лишь 28% опрошенных посчитали данное предложение неприемлемым, а 40% так и не определились с ответом. Как представляется, столь яркая «инструментализация» и «прагматизация» роли НАТО во внутриобщественных восприятиях наиболее мотивированной в вопросе членства в Альянсе страны Южного Кавказа говорит само за себя.

Сергей Минасян - к.и.н., руководитель департамента политических исследований Института Кавказа (Ереван, Армения)

Версия для печати