05.03.2014

Игорь Бунин: «Чтобы система взорвалась, нужно, чтобы выступили не радикалы, а подданные»

Третий год очередного президентскогосрока Владимир Путин встречает в противоречивой обстановке: одновременно стриумфом сочинской Олимпиады последовали бои в Киеве, затем – ссора с Западомиз-за Крыма, обвал рубля и биржевых индексов. Что ждет режим Путина в ближайшиегоды? За прогнозом мы обратились к президенту фонда «Центр политическихтехнологий» Игорю Бунину, которого называют «отцом российской политологии».

- Игорь Михайлович, около года назад вместе с АлексеемКудриным вы опубликовали доклад, в котором говорилось о необходимости нового,либерального, договора между властью и обществом. Вы усматриваете какие-топриметы этого договора? 

- То, что мы написали, былопредположением. Реальный договор выглядит сегодня совсем по-другому.Первоначальный контракт, который был заключен в нулевые годы, сводился кследующему: государство старается обеспечить гражданам минимальные социальныестандарты, желательно с повышением их доходов,  в то же время оно невмешивается в частную жизнь: читайте что хотите, думайте как угодно, любитекого заблагорассудится, только не лезьте в политику. Вдобавок звучала мысль отом, что мы идем в цивилизованный мир, просвещенную Европу, правда,нетрадиционным способом, по-своему. Но идем. 

Теперь возникла другая рамка: главное –патриотизм. Отсюда – антизападный и вообще антилиберальный настрой: мы носителиистинной нравственности, «духовных скреп». Это делается властью, чтобыконсолидировать свой электорат, это основная задача. Остальное – образование,медицина, ЖКХ и так далее – вторично, поскольку этими элементами программыэлекторат не консолидируешь. 

В результате евроориентированные,либеральные избиратели, наоборот, оказались под ударом больше всех, потому чтодля них очень важно самовыражение, а в патриотической концепции возможностисамовыражения ограничены – например, в личной жизни. В этой сфере появляютсяпризнаки ориентации на домостроевский подход. Это, в частности, выражается взапрете пропаганды гомосексуальных отношений среди детей: считается, что дажереплика «я гомосексуалист» уже затрагивает нежные детские уши. Этот жеконсервативный подход ударяет по либеральному восприятию истории, некоторые еефрагменты и их оценки оказываются под запретом. Скажем, сейчас пактРиббентропа-Молотова уже не антиморальный, а соответствующий политическимреалиям конца 30-х годов. 

При этом экономический рост, в отличиеот прошлых лет, ограничен 1-2% в год. Понятно, что зарплаты будут ниже запросовбольшинства общества, это будет создавать дополнительную психологическуюнагрузку, которую тоже надо решать за счет дополнительной антизападной,антилиберальной пропаганды с опорой на «духовные скрепы».    

-  Эти «скрепы» на самом деле имеют место быть или это нечтонадуманное для преодоления кризисного периода?      

- Многие великие социологи, политологи рассматривали Россию некак отдельную цивилизацию, но как подтип европейской. Я солидарен с этой точкойзрения: Россия имеет свои особенности, но в корне не отличается от европейскойцивилизации. Правда, сами европейцы воспринимают Россию как восточного варвара. 

- Что сам народ думает о себе? Новый идеологический курс властисоответствует ожиданиям населения? 

-  Мы и сами, и вместе с «Левада-центром» проводилисоцопрос и предлагали выбрать из четырех вариантов: европейский путь, путьсовременной России, то есть путинский, советский путь и путь «железной руки»,сталинский. Кстати, на последний вариант указали 15-20%; впрочем, они выбиралине Сталина и не сталинизм – они выбирали аскетичного вождя, автократа, которыйбьет бояр, когда они пытаются что-то прикарманить; то есть «сильная рука» - это, скорее, артефакт. 

Но самое интересное заключается в резком росте выборасоциалистического, советского. Пиком европейского выбора были 2010-12 годы,особенно 2012-й, когда люди решили, что такая возможность есть, казалось, чтовот-вот – и мы пойдем по западному пути. Сейчас же доля сограждан, одобряющихсоциалистический путь, дошла до 39% - хотя раньше было и 19%, и 29%. Эти людине видят европейской альтернативы и предпочитают прошлое, которое кажется имлучше настоящего, оттуда они черпают свои идеалы. Если в начале 90-хпсихологически они были ориентированы на то, чтобы попробовать, прорваться(отсюда был такой рост предпринимательства), то сейчас главная установка –адаптироваться к нелюбимому режиму, от которого никуда не деться. Да, 85%считают элиту коррумпированной, но стремятся выжить, став подданными этогорежима. 

Все это говорит о том, что доля тех, кто еще верит в европейскийпуть, постоянно снижается. По нашим данным, она упала с 36% до 30%, а поопросам «Левада-центра» еще больше (замеры проводились до конфликтов вокругКрыма – ред.). Но кого при этом консолидирует власть? Не активные массы, а тех,кто пассивно воспринимает мир, понимает, что не может совершить подвига, ищетлидера и готов за ним идти. 

- Во всем виноват Путин? Или такова природа русскогочеловека?    

- Я бы не стал ссылаться наприроду русского человека. Русские, попадая в другую среду, легко адаптируютсяк нравам, к практике других цивилизаций и достаточно быстро достигают тамуспехов. Они проявляют такие же способности, как, скажем, евреи, только евреибольше стараются сохранить свою общность, а русские растворяются, идеальноадаптируются к новым условиям. Сама сложность российской жизни выработала этуспособность меняться, это кожа, которая быстро перестраивается. 

А если в группе русских больше 5-10 человек, они создают свойклимат – хаос, веселье. Один мой хороший знакомый вел в 90-е годы семинар подЛондоном, в замке, куда приезжали наши директора, которые обучались западномуопыту. Он рассказывал, что когда заезжали русские, замок превращался во что-товарварское: слуги прекращали говорить «сэр», шло бесшабашное веселье. И послеих отъезда на то, чтобы восстановить порядок, уходило несколько дней. 

Соответственно, оставшись здесь, благодаря все той жеадаптивности ты приспосабливаешься к существующей здесь системе: становишьсякоррумпированным, крутишься-вертишься, договариваешься, живешь по неформальнымзаконам, по понятиям, иначе ты погибнешь. Не надо ругать русский характер – онгибкий, творчески одаренный, способный совершать чудеса. Просто он живет в техусловиях, в которых живет. 

- А что делать остальным, кто все-таки ориентирован на Европу?Уехать, совершить внутреннюю эмиграцию, устроить восстание, как в Киеве? 

- Нельзя сказать, что власть их совсем уж забыла: вот, назначилиПанфилову уполномоченным по правам человека, сохранили «Эхо Москвы». Властьсчитает, что либеральное крыло общества – это 3-5%, поэтому получите 3-5%эфира, 3-5% внимания президента и так далее. 

- Это же несправедливо мало. 

- Но я должен сказать, что среди кандидатов в президенты у 30%евроориентированных граждан тоже с большим отрывом, больше 30%, побеждаетПутин.

- Это от пессимизма, который есть политический реализм?   

- Путин – фигура когнитивного консонанса. Если мы изымаемпрезидента, общество становится индивидуалистичным и распадается на сегменты.Президент, что ни говори, символическая фигура, объединяющая нацию. Когдазадавался вопрос «кто может заменить Путина?», никто не попадал в этукатегорию: Шойгу и Кудрин не были премьер-министрами, а действующийпремьер-министр не воспринимается как настоящий мужчина и тоже не можетобъединять всю нацию. Поэтому хотя сейчас за Путина готовы голосовать не более20-25%, когда мы придем на президентские выборы в 2018 году, выяснится, чтоальтернативы нет. Так как никто из значительных фигур истеблишмента не будетвыдвигаться против Путина, а остальным – Навальному, Прохорову и другим - нехватает презумпции силы, власти, мощи, они легковесны для большинстваизбирателей. Тот же Навальный – фигура чисто московская и крупных городов, а впровинции его не знают и голосовать там за него не готовы. А без этогопатерналистского электората подданных избраться невозможно. 

- А если к пассивности большинства и разочарованию меньшинствадобавятся объективные трудности в экономике? 

- Мы очевидно находимся в ситуации стагнации, ежегодный рост непревысит 1-2% . Рассуждая не как экономист, каким я не являюсь, а скорее какпсихолог, я вижу, что тот активный порыв, который наш предпринимательский классдал в 90-е годы, практически исчерпался: те, кто сейчас у руля бизнес-империй,создавали их в начале 90-х годов, порой в опасных для жизни условиях, ивыходили из них. Сегодня им 55-65 лет, некоторые отошли от дел, а новыхпредпринимателей мало. Новые поколения представлены только в технологическихотраслях, больше нигде новых бизнесменов нет, а если и появляются, то рядомоказывается группа рейдеров, которые отнимают у них бизнес. Кроме того, частьнаших бизнесменов стали интернациональными, живя за границей и вкладывая деньгив международные проекты. Результат – бегство капитала, которое на самом делеесть бегство от некомфортной жизни, где тебе не гарантирована безопасность, гдетебе постоянно угрожают рейдеры, где плохое здравоохранение и не лучшееобразование. Так возникают «запасные аэродромы», лишающие российскую экономикуважнейших инвестиций. За этими бизнесменами потянулся средний класс, который неможет жить в Лондоне, но живет в Латвии, Болгарии, Финляндии. Таким образом,наше общество, наша экономика обескровливаются, предпринимательская энергетика,необходимая для развития экономики и общества, исчезает, уходит в другие сферыили эмигрирует, и начинается застой. Предпринимательство – это тонкий слой,5-6%, который трудно восстановить. И вот это, как мне представляется, главнаяопасность, все остальное – большие мелочи. 

- Мы приходим к тому, что курс развития страны определяет у насверхушка, «элита», «аристократия»: активные слои уезжают, а массы пассивны.Вместе с тем экономические показатели не блещут, возможностей для реализациипассионарности немного – ни в политике, ни в бизнесе, при этом рядом, черезграницу – Майдан. Как вы думаете, какие выводы сделает наша «элита» из Майдана,хотя бы исходя из чувства самосохранения?        

- Наш Майдан закончился в 2012 году. Вернее, это был не Майдан,а состояние эйфории, когда люди радовались коммуникации, всеобщему равенству,свободе, возможности обвалять власть в грязи. У нас это все равно проходиттихо, спокойно – и то пугает власть. Один из лидеров оппозиции сказал мнеоднажды: мы действительно думали, что сейчас возьмем Кремль. И главное – Кремльдумал так же. На самом деле все это быстро закончилось, люди осознали, чтотаким образом изменить власть они не могут, одни замкнулись в себе, другиезанялись благотворительностью, и лишь немногие оказались в автозаках. Правда, сэтого и начинается радикальный протест. Как это произошло после суда над«Землей и Волей», когда сотни людей ни за что ни про что отправили в ссылку ипосле этого появились народовольцы. Я не говорю, что возникнет политическийтеррор, но появятся (и уже появились) люди, которые будут жить жизньюпрофессионального революционера – не стреляющего, а ходящего на митинги, поплощадям, в суды. Они будут чувствовать себя жертвами, поднимать себя всобственных глазах... 

- Вы как раз описали затишье перед киевским Майданом… 

- Все будет зависеть от количества людей, которые выйдут: в1968-м против вторжения в Чехословакию вышли единицы, а в 1991-м все кончилоськрушением системы. Чтобы взорвалась система, нужно, чтобы против нее выступилине радикалы, а подданные. А чтобы выступили подданные, нужна ситуацияНовочеркасска -  когда обеднение масс наслоится на чувство обиды. Сейчастакую ситуацию сложно воспроизвести. 

- Но в Киеве-то это случилось, а ситуации там и у нас - схожие. 

- Там другая политическая культура, эта страна за последние годынесколько раз пережила смену власти. Там четко выраженные субкультуры. Наша европейская субкультура не очень сильно отличается от субкультурыподданных. Мы проводили исследование и выяснили, что «разница температур» несильная. А в Украине – очень четко выраженная субкультура подданных сюго-востока  и резко, до агрессивности проявляющая себяевроориентированная субкультура. Далее, это страна очень бедная: 20 тыс.долларов ВВП на человека в России и 7 тысяч на Украине. Очень сильная, бОльшая,чем у нас, социальная дифференциация. И потом, Янукович понасовершалвидимо-невидимо ошибок. Сначала пообещал Европу, потом ее закрыл, стал разгонятьМайдан, издал ряд драконовских законов и, наконец, применил силу. 

Это несопоставимо с нашими «Болотной и Сахарова». Я не вижутакой угрозы в нашей стране. И если власть не будет совершать грубых ошибок,она сможет пережить 2016 год и переизбраться. Чтобы ситуация в корнеизменилась, власть должна совершить очень много грубых ошибок, как Янукович –одну за другой, или как в свое время Николай или Керенский. Я говорю о ситуацииближайшего периода. Говорить о том, что будет через десять лет, я не могу. Хотя порой все происходит очень быстро: в России власть в 1917 году, как сказалИван Бунин, «слиняла» в три дня (это повторилось и в 1991-м). 

- А ссора с Западом из-за Восточной Украины и обвал рубля ибиржевых индексов не из разряда грубых ошибок? 

- Думаю, что это было эмоциональное решение. Причины его понятны– в России активную игру Запада в Украине, поддержку прозападных политическихсил, приход этих сил к власти восприняли фактически как непрямую агрессию, ударпо сфере интересов и ответили – жестко, в стиле XIX века. Но мир сталглобальным, и издержки оказались большими - и экономические, и политические. Идело не только в обвале рубля – в современном мире одним из главных ресурсовявляется доверие, в данном случае между Россией и Украиной, Россией и Западом.И его придется долго и трудно восстанавливать. Кроме того, Россия своимидействиями сплотила традиционно разрозненную и внутренне конкурентнуюукраинскую элиту – по сути дела, сложилась украинская идентичность, причем напротивостоянии с Россией. 

- Что ж, из всего надо извлекать уроки. А с точки зрения таких уже«перезревших» вещей, как  борьба с коррупцией и «национализация элит»,Майдан ничему не научит наши верхи? 

- Что такое наша антикоррупционная кампания? Она носитвыборочный характер: погибает тот, у кого нет «крыши», надежного покровителя.Очень много профанации, яркий пример – Сердюков: казалось, что он мог статьобразцом борьбы с коррупцией, а сейчас этот «образец» амнистируют. Элитаподсуетилась: она разводится с женами, создает сложные цепочки экономическихсвязей. Идея «национализации элиты» уже забыта, она прозвучала и исчезла. Сталопонятно, что «национализировать» нашу элиту невозможно. Оказалось, что даже уМизулиной  сын живет в Бельгии и работает адвокатом в компании, поддерживающейЛГБТ-сообщество. Думаю, борьба с коррупцией и дальше будет носитьвоспитательный характер. Те, кто будет нарушать правила игры и не иметь приэтом покровителей, будут ликвидироваться, но реальной борьбы, когда будутуничтожаться сами условия для коррупции, не будет, даже воли такой у властинет. 

- А у населения? Его ведь одними «духовными скрепами» немобилизуешь?

- А зачем его мобилизовывать? Если они примутся мобилизовыватьнаселение, это будет концом всего. Потому что мобилизационное обществосмертельно опасно для такой власти. Да и потом, люди индивидуалистичны,трепетно относятся к своей частной жизни, не хотят, чтобы их мобилизовывали наабстрактные цели. Создать из них мобилизационное общество невозможно.

- Все-таки я никак не могу взять в толк, на чем основываетсяуверенность режима в своих силах. Экономика упала, «низы» тревожатся, а «верхи»не собираются ни бороться с коррупцией, ни вообще как-то меняться… 

- Из избирательных циклов 2012-13 годов даже «Единая Россия»,«партия жуликов и воров», сумела выйти чистенькой, ее результат вполне приемлемдля власти. И даже на выборах мэра Москвы, которые проходили болеедемократично, никакого страха не возникло: как было запланировано, так иполучилось. Страх прошел в 2012 году, сейчас, за исключением Москвы, гдедействительно сложные выборы, для власти все не так уж плохо. На улицы народбольше выходить не будет. И почему в этой ситуации власть должна чего-тобояться? 

«Единая Россия» не расколется, я думаю, что на парламентскихвыборах 2016 года она споет свою последнюю, «лебединую», песню, получив 30-40%.«Народный фронт», предполагаю, всерьез проявится лишь в 2018 году как движениев поддержку президента. И ничем себя не запятнавшим «оппозиционным» партиямвсегда найдется место в парламенте. Свои 10-12% получит КПРФ, 6-7% - ЛДПР.Разве что «Справедливая Россия» потеряет половину избирателей, котораяголосовала за нее как за партию оппозиционную (другая половина голосовалабольше как за партию, приближенную к власти). Часть ее электората достанетсядругим партиям, таким как «Гражданская платформа», которая при определенныхусловиях может пройти 5-процентный барьер. Хотя, с учетом личных жизненныхориентиров Михаила Прохорова, я сомневаюсь в успехе. Его интерес к политикерезко уменьшился, он понял, что как фигура, способная быть мостиком междувластью и оппозицией, он элиту не интересует.  

- Вы нарисовали картину откровенного застоя. Самого ВладимираВладимировича она устраивает? 

- Не надо путать Владимира Владимировича с Иваном Грозным,Петром Первым и Сталиным. Владимир Владимирович – человек с сильнойноменклатурной и клиентельной закалкой, своих не сдает. Никаких чисток небудет, только точечные изменения. Нынешняя власть поставила себе задачей спастине общество, не Россию, а режим. Вот режим она хорошо спасает. Что касаетсядолгосрочных программ типа «модернизации», все выброшено и забыто, все это неимеет большого значения для нынешней власти, она занимается только своимипроблемами. 

- Неужели они не понимают, что через какое-то время им простонекуда будет деваться? Меняйся – или умри. 

- А они не собираются уступать власть. И уверены, что неуступят.  

Интервью опубликовано на интернет-портале Znak.com 5 марта 2014 года

Версия для печати