15.07.2015 | Сергей Маркедонов

Иран на Кавказе и в Центральной Азии: перспективы после Вены

Иран снова оказался в фокусе информационного внимания. Шестерка международных посредников и Исламская республика 14 июля 2015 года в Вене достигли компромисса и подписали соглашение по урегулированию «ядерного вопроса». Тегеран продемонстрировал готовность соблюдать ограничения на военные аспекты ядерных разработок. В обмен на это с Ирана должны быть сняты санкции.

Естественно, речь идет не об одномоментной акции, а о процессе. Более того, «ядерный вопрос» далеко не единственная тема, где интересы Исламской республики и Запада (в особенности США) расходятся. По-прежнему острой остаются проблемы Сирии, Йемена, где Вашингтон и его союзники из стран Персидского залива имеют свои, отличные от Тегерана подходы к перспективам разрешения имеющихся политических конфликтов. Не разделяет Иран и миротворческого оптимизма относительно нагорно-карабахского урегулирования. Речь, прежде всего, о так называемых «обновленных Мадридских принципах». Которые, впрочем, являются результатом консенсуса между странами-сопредседателями Минской группы ОБСЕ. То есть здесь расхождения не только с Западом, но и с Россией.

Весьма скептически оценивает венские компромиссы Израиль. Да и внутри американского истеблишмента и экспертного сообщества нет единства взглядов относительно итогов договоренностей между посредниками и Ираном. Многие влиятельные конгрессмены и сенаторы склонны винить администрацию Барака Обамы в неоправданных уступках «режиму аятолл». Как бы то ни было, а к «ядерной сделке» шли в течение тринадцати лет. Именно это дало основание многим дипломатам и экспертам заявить об историческом значении соглашений, достигнутых в июле 2015 года в столице Австрии.

Однако с оптимистическими выводами по поводу дипломатического прорыва следует быть осторожными. Наступила «разрядка». Однако в новейшей истории немало примеров того, как «оттепель» не превращается в полноценное лето. История, как известно по линейке не развивается. Не выстраивается она и вне различных политических и социально-экономических контекстов. Поэтому и после «исторического события» никуда не исчезнут различные подводные камни. Среди них и позиция законодательной ветви власти США, и скептицизм Израиля, а также арабских союзников Вашингтона, не заинтересованных в усилении Исламской республики на Ближнем Востоке. Между тем, и Еврейское государство, и страны Персидского залива оказывают влияние и на выработку американских подходов. И любое развитие ситуаций в ближневосточном регионе по негативному пути способно создать дополнительные препоны, мешающие утверждению всеобъемлющей нормализации отношений Ирана и Запада.

И, тем не менее, несмотря на все отмеченные выше трудности, следует признать: стороны, вовлеченные в разрешение иранской головоломки, достигли значимого компромисса. Отношения пошли по пути прагматизации. В любом случае вне зависимости от отношения к Исламской республике и ее внешней политике, очевидно, что без нее трудно распутывать многочисленные политические узлы в странах Ближнего Востока, Афганистане, Центральной Азии и Кавказе.

Как бы то ни было, а уже сегодня ведущие игроки просчитывают возможные последствия выхода Ирана из санкций. Каким может быть роль этой страны для постсоветских соседей Исламской республики? Исторически амбиции Ирана обращены, прежде всего, в сторону Персидского залива. Однако значение Кавказского региона традиционно было и остается для Ирана высоким. Исламская республика имеет 660 километров границы с Арменией и Азербайджаном. Значительный интерес Тегеран проявляет и к среднеазиатскому направлению, учитывая тревожное афганское соседство. Особая статья - это отношения с Россией, самой крупной постсоветской страной, имеющей широкие амбиции на международном уровне и заявляющей о своем «повороте на Восток» вследствие самой масштабной после окончания «холодной войны» конфронтации с Западом.

Сегодня у Москвы, и у Вашингтона есть своя заинтересованность в привлечении Тегерана на свою сторону. Если не как последовательного союзника (для этого есть немало препятствий), то, как полезного попутчика. США, стремящиеся к диверсификации энергетического обеспечения Европы, были рады увидеть предсказуемый Иран в качестве противовеса устремлениям Москвы (которые американцы рассматривают, как «энергоимпериализм»). Россия же после начала украинского кризиса, столкнувшись с дефицитом международного сотрудничества, пытается диверсифицировать свою внешнюю политику. В этой связи неслучайным представляется решение Владимира Путина (13 апреля 2015 года) о снятии запрета на поставки российских зенитных комплексов С-300 для Ирана. Напомню, что по условиям контракта 2007 года Москва обязалась поставить Тегерану несколько таких систем. Однако в сентябре 2010 года руководство РФ присоединилось к резолюции Совбеза ООН 9 июня того же года (она предусматривала ряд запретительных мер по отношению к Исламской республике), что привело к фактическому аннулированию соглашения. Сегодня Россия пытается сыграть на опережение, перетягивая Тегеран на свою сторону, что впрочем, создает для Москвы трудности в отношениях не только с Западом (склонным видеть в российских действиях непозволительную односторонность), но и с Израилем. Между тем, Еврейское государство стремилось держать нейтралитет в украинском вопросе, а в конце января глава МИД этой страны Авигдор Либерман даже предложил свое посредничество для урегулирования противоречий между Москвой и Киевом.

При этом далеко не факт, что Тегеран захочет сыграть только на одной стороне. Не принимая политику Запада, иранцы в то же время не стремятся таскать каштаны из огня для кого-то другого. По словам тегеранского директора Центра стратегических исследований Ближнего Востока Кайхана Барзегара, ситуация на Украине для Ирана не выглядит, как региональный кризис. Это – проблема «соревнования великих держав, каждая из которых вовлечена в важные для нашей страны дела». Отсюда, необходимость для Тегерана «активной нейтральности». Впрочем, и до Украины Исламская республика предпочитала статус-кво изменениям границ (что уже было продемонстрировано на примере Абхазии и Южной Осетии). Еще в феврале 2010 года иранский посол в Москве (в то время им был Сейед Махмудреза Саджади) заявил: «Мы осудили грузинскую агрессию... и объявили о том, что мы готовы выделить средства на восстановление Абхазии и Южной Осетии. Но признание независимости таких объектов в этом регионе пока не входит в основную политику Исламской Республики Иран». Снятие же санкций, среди прочего, поможет Ирану выйти на европейские рынки, что вряд ли станет большим счастьем для Москвы.

Армения, отношения которой с Ираном до сих пор находились под пристальным надзором США (в особенности экономические контакты с учетом фактора санкций), после выхода Тегерана из изоляции может пойти на наращивание контактов с ним и диверсификацию собственной политики. Это актуально для Еревана, учитывая, что из четырех границ с другими государствами у него две закрыты, а две – открыты, но и те зависят от интересов третьих сторон (грузинская от динамики отношений Москвы и Тбилиси, а иранская - от отношений Тегерана и Запада).

Перед новыми вызовами встанет и Азербайджан. «Нефтяной фактор» с полноценным выходом на рынки постсанкционного Ирана может создать проблемы не только Москве, но и Баку. В последнем случае это не только экономические, но и политические вызовы. Многие годы азербайджанские власти повышали свою капитализацию, как участники столь пестуемого Западом «энергетического плюрализма». Формула «нефть в обмен на права человека», конечно же, никогда не провозглашалась открыто, но де-факто она действовала. И Баку в отличие от Еревана и даже Тбилиси гораздо реже подвергался критике за отступления от демократических процедур (взять хотя бы снятие ограничений на количество президентских легислатур для одного человека). Однако после президентских выборов 2013 года реакция Вашингтона и ряда международных структур (как и ответ со стороны официального Баку) была непривычно жесткой. В мае же 2014 года посол США в Баку Ричард Морнингстар (он занял свой пост в июле 2012 года и покинул в начале 2015 года, после того, как Сенат утвердил Роберта Секуту представителем Вашингтона в Азербайджане) давая интервью азербайджанской службе, сделал несвойственное людям его профессии открытое заявление. Он предположил, что власти прикаспийской республики должны извлечь украинские уроки, а киевский сценарий, по его мнению, может повториться, если официальный Баку не откажется от жесткой линии в отношении к гражданскому обществу и оппозиции.

Остроты ситуации прибавляют и экономические прогнозы. Так в своем ежегодном докладе за 2014 году «World Oil Outlook» влиятельное международное объединение стран - экспортеров нефти ОПЕК обнародовало прогноз, согласно которому в течение ближайших трех лет Азербайджану не удастся поднять плану суточной добычи «черного золота» выше 900 тыс. баррелей. В 2019 же году уровень и вовсе снизится до 800 тыс. баррелей. И дальнейшие перспективы прикаспийской республики выглядят, по мнению ОПЕК, столь же пессимистичными. Если представить себе подключение Тегерана (в той или иной мере) к «энергетическому плюрализму», то неизбежно встанет вопрос об особенной модели взаимоотношений Баку с Западом.

Снятие санкций с Ирана может привести к определенным изменениям в Центральной Азии (в широком значении этого понятия). Афганская тема даже в самые тяжелые времена отношений Запада и Тегерана была тем вопросом, по которому была обозначена общность интересов (иранцы рассматривали режим талибов, как своего противника). Интерес Ирана к Таджикистану был заявлен еще во время гражданской войны в этой стране в 1992-1997 гг. И в разрешении этого противостояния Исламская республика сыграла значительную роль. Выход из тени, скорее всего, повысит капитализацию Тегерана и на этом направлении.

Таким образом, достижение компромисса по ядерной программе способно придать дополнительные импульсы внешнеполитической активности Исламской республики, в том числе и на кавказском и центральноазиатском направлении. Она может стать уравнением со многими неизвестными, требующим нестандартных подходов и оценок.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати