11.08.2016 | Сергей Маркедонов

Российско-армянское союзничество: старые и новые смыслы

«Армения для нас – стратегический партнер в Закавказье, и мы последовательно строим союзнические отношения, причем по всем самым чувствительным линиям и на международной арене». Этими словами Владимир Путин открыл свою встречу с Сержем Саргсяном.

И хотя в последние несколько месяцев количество встреч с участием первых лиц России и Армении заметно возросло, рабочий визит армянского президента в Москву, прошедший 10 августа, невозможно отнести к числу обычных протокольных мероприятий. Для этого, есть, как минимум, три основные причины.

Во-первых, хотя на линии соприкосновения в Нагорном Карабахе после апрельской эскалации не зафиксировано инцидентов, сопоставимых с «четырехдневной войной», до стабильности там далеко. Нарушения режима прекращения огня стали рутинными, на них уже просто не обращают особого внимания. И угроза повторения «горячего апреля» не снята с повестки дня, несмотря на попытки сохранить переговорный формат и мирный процесс.

Во-вторых, неурегулированный конфликт в Нагорном Карабахе в очередной раз стал катализатором социально-политической активности (и даже турбулентности) внутри Армении. Вопрос о возможных уступках и цене мира показал готовность части армянского общества к радикальным действиям, включая и открытое выступление против власти. Является ли это террористической угрозой или «революционным творчеством масс» – тема отдельной дискуссии. Зафиксируем лишь, что такая готовность имеется. Сама же рефлексия по поводу защиты «нашего Карабаха» выходит за рамки армянской внутриполитической повестки дня. Она затрагивает Россию и проблему цены другого вопроса – союзничества Еревана и Москвы. Можно сколько угодно говорить (и говорить обоснованно) об опасности и вредности многих иллюзий относительно «избавления от российского контроля» как оптимальном пути для скорейшей победы в борьбе за Карабах. Но такие иллюзии есть, и питаются они не в последнюю очередь отсутствием ясной динамики в российско-армянских отношениях, а также понимания приоритетов Москвы. Истина, между тем, не новая. Если ты не высказываешься по тому или иному вопросу и не навязываешь свою интерпретацию, за тебя это делают другие – и не факт, что в твоих интересах.

В-третьих, в последние месяцы заметны серьезные изменения того, что принято называть «фоновыми факторами» региональной политики. После того, как в конце прошлого года Россия и Турция от «стратегического партнерства» перешли к конфронтации, многие авторы, прогнозировали поляризацию сил в Закавказье. По мнению польского востоковеда Конрада Заштовта, российско-турецкие противоречия из-за Ближнего Востока будут «углублять разделение Кавказского региона на два блока. Как результат Турция укрепляет свое политическое и экономическое сотрудничество с Грузией и Азербайджаном, в то время как Россия расширяет военную кооперацию с Арменией».

Однако четкого выстраивания антагонистических блоков не произошло. Анкара и Москва начали нормализацию двусторонних отношений. Не факт, что сторонам удастся вернуться к ситуации «до 2015 года». Однако стремление избежать открытого противостояния налицо. Как налицо и нахождение общих точек между Ираном и Азербайджаном (в бытность президентом Исламской республики экстравагантного политика Махмуда Ахмадинежада это представлялось маловероятным), Баку и Москвой. В ходе «четырехдневной войны» Россия недвусмысленно показала, что не будет собственными руками подталкивать слом статус-кво в Нагорном Карабахе и делать финальный выбор между Ереваном и Баку. Наверное, саму возможность такого поворота в Москве рассматривают. Однако не хотят ускорять этот процесс, справедливо опасаясь мультипликации рисков и непредсказуемости.

С одной стороны, появляется запрос на сложную политику, в которой и Армения, и Азербайджан, и Иран, и Турция не противопоставляются резко друг другу. Напротив, с каждым из них выстраивается своя повестка дня поверх имеющихся конфликтов и противоречий. Но с другой стороны, это создает и определенные сложности в стратегических отношениях Еревана и Москвы. Продолжение сотрудничества Азербайджана и РФ будет означать и пролонгацию военно-технической кооперации? Если это так, то как будут увязываться аналогичные аспекты в российско-армянских отношениях?

Кооперация Москвы и Анкары всегда вызывала в Армении (особенно в обществе и в экспертных кругах) «призрак» 1920-1921 гг. (речь идет о достижении некоего modus vivendi между кемалистами и большевиками за счет армянских интересов). Нередко перенос реалий того времени на нынешнюю ситуацию происходит автоматически и наполнен эмоциями в ущерб содержательности. Однако вне зависимости от нашего отношения к этому сюжету, он оказывает определенное воздействие на восприятие политики РФ в отношении к Армении. Как бы то ни было, а центральным пунктом российско-армянской повестки является сохранение союзничества на взаимовыгодной основе, но без ущерба для двусторонних контактов, имеющихся у самих союзников. Скорее всего, Москва не испытывает восторга от особых отношений Еревана с Тбилиси или от стремления армянского руководства не потерять контакты с ЕС и с США. Армения в свою очередь с опаской относится к любым (!) контактам РФ с Азербайджаном и Турцией. Особенно после апрельской эскалации.

Между тем, стопроцентного отождествления интересов союзников и партнеров быть не может. И это не только случай Армении и России. Достаточно посмотреть на отношения США с тем же Израилем (чего стоит одна только тема «иранской сделки», не говоря уже о сложностях восприятия контактов Вашингтона с Палестинской администрацией). И если Ереван был бы заинтересован в полной заморозке российско-азербайджанского военно-технического сотрудничества и концентрации всех усилий Москвы на Армении, то Баку приветствовал бы переход РФ на свою сторону в вопросе признания «территориальной целостности» и «деоккупации». Но проблема в том, что Россия в силу своих интересов не может сделать некий окончательный выбор. Более того, эскалация конфликта Москвы с Анкарой создала бы новые угрозы для Еревана, ибо в этом случае турецкие руководители видели бы в той же 102-й российской базе в Гюмри легитимную военную цель. Впрочем, форматом одного отдельно взятого объекта проблема не ограничивается.

В этой связи новая встреча лидеров России и Армении представляется важной «сверкой часов». Особенно, если принять во внимание вступление армянского политического класса в избирательный цикл в будущем году. Тема России будет фигурировать в парламентских выборах в этой стране если не в числе самых насущнейших, то далеко не на последнем месте. Конечно, в публичном пространстве Владимир Путин и Серж Саргсян излучали оптимизм. Президент РФ отметил экономические выгоды для Армении от вступления в Евразийский экономический союз, а армянский лидер хвалил своего российского коллегу за его усилия по нагорно-карабахскому урегулированию. Парадоксальным образом он повторял оценки Ильхама Алиева, прозвучавшие во время бакинского саммита 8 августа. Впрочем, и Путин фактически воспроизвел свои тезисы, обозначенные в столице Азербайджана (и даже пообещал поделиться с Саргсяном содержанием своих переговоров с азербайджанским лидером). Президент РФ высказался за «снижение напряженности в отношениях между нашими соседями» и «содействие поиску развязок карабахского узла в рамках Минской группы ОБСЕ, а также в ходе прямых контактов с Ереваном и Баку».

Что в сухом остатке? Презентации новых «планов» нет. И вряд ли они возможны: за два десятилетия переговоров всё, что можно было предложить, предложено. И фактически речь идет о двух «узлах» - деоккупации районов за пределами бывшей Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО) и будущем статусе Карабаха. Вопрос о последовательности действий, гарантиях выполнения этих шагов и доверии между сторонами конфликта. Все эти проблемы далеки даже от качественной постановки (не говоря уже о возможностях реализации). Скорее всего, Москва не будет форсировано подталкивать мирный процесс ради абстрактных заявлений о скором мире и прогрессе (осознавая и имеющиеся общественные ограничители). Но при этом она постарается жестко держать руку на переговорном пульсе, не противопоставляя себя Минской группы ОБСЕ, но и не сливаясь с ней тотально, продвигая и защищая собственные приоритеты, главнейший из которых – недопущение «разморозки» конфликтов, которая имела место в 2004-2008 годах в Южной Осетии и в Абхазии.

Для определенной части армянского общества (а Армения не ограничивается президентом, его командой и управленческим корпусом) такой алгоритм, наверное, не выглядит как программа-максимум. Но на сегодня никакой другой игрок не предлагает (и насколько можно судить, не планирует предложить) чего-то более привлекательного. В особенности, с точки зрения безопасности. Но одной этой констатации (и повторения ее в разных комбинациях) мало. В политическом общении Москвы с армянским сообществом нужно делать не только ставку на власть. Уже сейчас необходимо думать о новом поколении политиков, бизнесменов и разнообразии контактов.

Почему интересна Россия? На этот вопрос нужен качественный и развернутый ответ. Россия не допускает возобновление полномасштабной войны в Карабахе. Это крайне важно для Армении и армян. РФ является определенным фактором сдерживания для Турции, с которой у Армении до сих пор нет дипотношений. Российские инвестиции (а также переводы из нашей страны) способствуют социально-экономическому развитию республики. Но при этом Москва не может игнорировать свои интересы в тех странах, у которых с Ереваном непростые или откровенно конфликтные отношения. Впрочем, и Армения не может забывать о своих интересах там, где Россия не видит выгоду для себя. Следовательно, двусторонним отношениям нужно обновление, наполнение старых наработанных связей новыми смыслами и реалиями. Только таким способом можно преодолеть возникающие сложности в восприятии друг друга.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати