11.08.2017 | Сергей Маркедонов

Нагорно-карабахский велосипед

На фоне споров и дискуссий в связи с девятой годовщиной «пятидневной войны» на Кавказе нагорно-карабахская тема немного потерялась. Но забыть о ней не дал глава МИД Армении Эдвард Налбандян. 9 августа он озвучил две новости. Во-первых, в сентябре в Нью-Йорке пройдет его встреча с азербайджанским коллегой Эльмаром Мамедьяровым. Во-вторых, никаких конкретных данных о возможных переговорах между лидерами двух стран Сержем Саргсяном и Ильхамом Алиевым пока не имеется.

Напомню, что после очередного военного обострения в Нагорном Карабахе в июле этого года Минская группа (МГ) ОБСЕ предприняла новую попытку спасти переговорный процесс. 11 июля под присмотром дипломатов-сопредседателей главы МИД Армении и Азербайджана провели встречу в Брюсселе. Как следует из официального заявления МГ, переговоры были посвящены «обсуждению модальностей дальнейшей работы по урегулированию нагорно-карабахского конфликта». В итоге был принят краткосрочный рабочий план до конца календарного года. Он включал в себя две встречи: глав МИД двух закавказских республик на полях 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, а затем президентов Алиева и Саргсяна. И если по первому пункту плана, похоже, удалось добиться прогресса, то по второму ситуация не ясна. И далеко не факт, что встреча глав конфликтующих государств состоится.

Давая оценку перспективам выполнения июльского плана, Налбандян высказался следующим образом: «На повестке встречи вопросы, которые мы неоднократно поднимали: создание атмосферы для продвижения переговоров. Не стоит изобретать велосипед – то, что есть, было, и об этом велись переговоры. Альтернативы переговорам нет». Тезис про безальтернативность диалога - неотъемлемая часть любого заявления дипломата. Высказать что-то противоположное этим идеям означало бы признание собственного профессионального бессилия.

Однако любому эксперту, изучавшему этнополитические конфликты, понятно, что помимо переговоров используются и военные методы. Взять хотя бы примеры из недавней балканской истории или северокавказские кейсы. Во многих из них для разрешения конфликтов применялось сочетание политических и военных методов. В нагорно-карабахском контексте для армянской стороны идея о безальтернативности переговоров, очевидно, предпочтительнее, поскольку отказ от них и сползание к военной конфронтации умножает риски потерять то, что имеешь в руках сегодня. Азербайджанская сторона в отличие от Еревана никогда не скрывала того, что помимо переговоров у конфликта есть иные решения. Правда, в устах первых лиц прикаспийской республики эта идея аккуратно упаковывалась в предложения о крайнем случае, при котором должны заговорить пушки. Таковым назывался полный срыв переговоров. И хотя для Баку нынешний статус-кво нетерпим, а уверенности в своих силах неизмеримо больше, чем это было в 1990-х годах, полный отказ от диалога для Азербайджана чреват. В этой ситуации он смог бы рассчитывать только на поддержку Турции. Позиции же США, Евросоюза, России и Ирана были бы далеко не благоприятными для «силовой линии». Даже в том случае, если Москва, Вашингтон, Брюссель и Тегеран не заняли бы однозначно проармянской позиции.

Следовательно, переговорный процесс даже при его низкой эффективности и постоянных простоях из-за военных эскалаций сохраняет свою актуальность как для Еревана и Баку, так и для всех заинтересованных сторон. В этой связи стоило бы обратить внимание на слова министра иностранных дел Армении про «изобретение велосипеда». Действительно, с момента вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня в мае 1994 года было предложено множество различных вариантов по выходу из карабахского тупика, начиная от планов по «обмену территориями» между Арменией и Азербайджаном и заканчивая проектом по созданию «общего государства» между Нагорным Карабахом и Азербайджанской Республикой. Баку и Ереван рассматривали «пакетный» план (разрешение всех спорных вопросов вместе) и «поэтапный» план (разделение мирного процесса на определенные стадии, подкрепленные юридически обязывающими документами). И это не считая таких экзотических предложений, как создание «кавказского Бенилюкса» или использование «модели Аландских островов» (территорий Финляндии, компактно заселенных шведами) для Карабаха в составе Азербайджана.

Но на сегодняшний день в портфеле «обновленные Мадридские принципы» (названные так по месту проведения саммита ОБСЕ в ноябре 2007 года). Через год после этого известное ереванское издание «Аравот» опубликовало текст, который содержал предположительно основные идеи разрешения конфликта. Затем в июле 2009 года на полях саммита тогда еще «Большой восьмерки» в итальянском Аквиле было принято заявление глав государств - сопредседателей МГ. Впоследствии этот документ воспроизводился в виде заявлений на других форумах. Все тезисы, которые тогда были публично озвучены, сохраняют свою актуальность и сегодня, когда речь идет о т.н. «казанском документе» (в 2011 году в столице Татарстана прошли трехсторонние переговоры президентов РФ, Армении и Азербайджана) или иных «версиях» мирного плана по разрешению застарелого конфликта. Эту конструкцию, таким образом, мы можем рассматривать в качестве изобретенного велосипеда.

Непраздный вопрос, насколько пригоден к практической езде предлагаемый вид транспорта. Любой мирный план, если он предлагается не в виде «полной и безоговорочной капитуляции», является по своей сути компромиссом. Не представляют исключения и «обновленные Мадридские принципы». Однако нельзя не увидеть прямых противоречий между различными пунктами данных предложений. С одной стороны, предлагается «возвращение территорий вокруг Нагорного Карабаха под контроль Азербайджана» (речь идет о семи районах за пределами бывшей автономной области в составе Азербайджанской ССР, полностью или частично контролируемых армянскими силами). Но с другой стороны, практически следующим же пунктом говорится о необходимости «предоставления Нагорному Карабаху временного статуса, гарантирующего его безопасность и самоуправление».

Значит, посредники осознают, что переговоры могут затянуться, а спорный регион должен существовать по определенным законам и правилам – иначе есть риск превратиться в полностью неуправляемую территорию. Но кто в этом случае обеспечит признание этого «временного статуса», так как на сегодняшний день НКР не выступает на переговорах? С ее представителями общаются сопредседатели МГ, но общение это не предполагает наличия искомого «временного статуса». «Открытие коридора между Арменией и Нагорным Карабахом» призвано оградить последний от положения анклава, в котором он пребывал в советское время (в период «перестройки» эта ситуация способствовала эскалации конфликта). Но опять же правильный, по сути, тезис не сопровождается разъяснениями. Какова будет граница этого коридора? Это Лачинский район? Лачинский и Кельбаджарский районы или только часть первого, то есть собственно некий коридор без прилегающих к нему территорий? Между тем, на практике ответы на все эти вопросы - не абстрактное теоретизирование, а вполне реальный поиск решения военными методами.

Идея об «определении в будущем окончательного правового статуса Нагорного Карабаха на основе юридически обязательного волеизъявления» прямо противоречит принципу «территориальной целостности» Азербайджана. Никто ведь не даст гарантии, что в результате этого волеизъявления Баку получит нужный для него результат. «Обеспечение права всех внутренне перемещенных лиц и беженцев на возвращение в места их прежнего проживания» - важный гуманитарный аспект урегулирования. Но в данном конкретном случае большинство беженцев – это выходцы не из бывшей автономии, а из прилегающих к ней оккупированных районов. Будут ли они принимать участие в волеизъявлении? На этот вопрос можно отвечать по-разному, и точно Ереван и Баку будут давать различные версии ответов. При этом стоит иметь в виду, что процедура юридически обязывающего референдума предполагается не для районов за пределами НКАО, а для самого Нагорного Карабаха. Но четких разъяснений, которые могли бы исключить различные интерпретации, не дается. «Международные гарантии безопасности, включающие операцию по поддержанию мира» также выглядят логичными. Но сегодня как никогда понятно, что абстрактное миротворчество крайне проблематично, и всякий участник мирной операции в первую очередь преследует собственные интересы. Кого предлагается включить в состав будущего миротворческого контингента? Американцев, россиян, иранцев, турок или представителей стран, далеких от карабахской проблематики и потому считающихся более или менее объективными?

Как видим, вопросов для согласования и уточнения намного больше, чем готовых ответов. И если «обновленные Мадридские принципы» – изобретенный велосипед, то следует признать, что спицы, шины и «запаски» для него пока что не готовы. И дискуссии о них еще впереди. Эти обсуждения будут весьма горячими, принимая во внимание тот факт, что переговоры сопровождаются нарушениями перемирия и военными эскалациями. Отсутствие же договоренностей о встрече президентов свидетельствует только об одном: Ереван и Баку не спешат вести диалог содержательно. В самом деле, не президентское дело заниматься спасением самого переговорного процесса, выступая в роли «пожарной команды». Для этого есть министры. Не исключено, что перед нью-йоркской встречей мы увидим новое обострение на «линии соприкосновения», после чего Эльмар Мамедьяров и Эдвард Налбандян «найдут в себе мужество» для продолжения переговоров «вопреки всему».

Тем не менее, даже если встреча президентов состоится, она сама по себе мало повлияет на динамику мирного процесса. До тех пор, пока компромиссные формулы, предполагающие обсуждение статуса Карабаха и деоккупации районов вокруг него не будут наполнены конкретными механизмами. Но сами конфликтующие стороны к взаимным уступкам не готовы, а страны-посредники слишком увлечены взаимной конфронтацией, чтобы быть эффективными в дипломатической медиации.

Сергей Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати