02.09.2008 | Ольга Мефодьева

Имидж России: после «войны»

Громкие события на Кавказе сопровождались не менее воинственной информационной операцией против России в зарубежных СМИ. Казалось, если Запад не может помочь «неоперившейся демократии» Грузии военными силами, то хотя бы откроет второй фронт на страницах журналов и газет. И надо сказать, иностранные СМИ в этом преуспели, фактически задавив Россию обвинениями, нападками и оскорбительными сравнениями. Американский и английский газеты и журналы, среди которых “The Wall Street Journal”, “The Times”, “ The Washington Post” и т.д. в оценке российских действия на Кавказе проводили параллели с «холодной войной», военными вторжениями в Венгрию и Чехословакию, русскими казаками в Париже, с Красной Армией. Вновь актуализировались архетипы России-империи, России-гегемона, России-захватчика, эти образы возродили бесконечное противостояние деспотичного Востока и свободолюбивого Запада.

Россия провела эффектную и эффективную военную операцию в Южной Осетии и Грузии, но информационную войну, очевидно, проиграла с треском. В глазах мировой общественности наш «колосс» снова выглядит агрессивным, империалистским и беспощадно деспотичным, так он выглядел XIX веке при царской власти, в XX веке при советской. И в связи с этим российским элитам было бы полезно своевременно ответить на вопрос: хотим ли мы иметь столь негативный образ в мире, и главное в силах ли мы его изменить?

Столь оперативная актуализация негативных архетипов России имеет под собой несколько важных оснований. Настороженность по отношению к России проходила красной линией через фактически всю историю и обрастала все большими стереотипами. В исследовании русофобии и ее истоков полезно обратиться к немецкому специалисту по истории Восточной Европы Леониду Люксу, который в своем труде «О возникновении русофобии на Западе» прослеживает тенденции событий XIX века, сформировавшие архетип противостояния деспотичной Российской империи и прогрессивного Запада. Исследователь пишет: «В период с 1812 по 1815 г. Россию славили как спасительницу Европы от тирана, но вскоре ее же стали считать наследницей Наполеона, ее царь якобы стремился к созданию всемирной монархии. Тот факт, что русские армейские части в соответствии с договором покинули территории освобожденных германских земель, так и оккупированной Франции – само по себе нетипично для потенциальных властителей мира – едва ли способствовал приглушению полемики о «планах» Росси по установлению мирового господства». Желания Российской империи сохранить сложившееся социальные условия заставляли правителей постоянно искать способы сохранения статус-кво, что вылилось в подавлении польского восстания 1830-1831 г.г., в подписание Ункяр-Искелесийского договора 1833 года с турецким султаном, запрещавший пропускать военных корабли других государств через Дарданеллы. Все это моментально усилило архетип «восточного тирана» и «русской угрозы» в мире. А в следствии актуализировало противостояние реакционной России и либеральной революционной Европы. По мнению Люкса, огромной проблемой в понимании и оценках захватнического потенциала России было то, что Европа мало знала о «внутренней структуре царской Империи, воспринимая главным образом ее угрожающий внешний фасад». Если вспомнить события XX века, то тут, конечно, больше поводом к складыванию архетипов, так как фактически идея противостояния Востока и Запад воплотилась в агрессивном соперничестве США и СССР в течение «холодной войны». Но примечательно, что до 1956 года образ СССР в глазах населения Европы и США, в отличие от мнения их политических элит, имел достаточно положительный характер. До 1956 года, когда Хрущев в открытую заявил о преступлениях сталинского режима, мировое сообщество отождествляло СССР «с революцией, с обновлением, с более справедливым строем, с преодолением старого несправедливого мира». А уже после вторжения в Венгрию и Чехословакию актуализировался образ «империи зла». И именно историческая тенденция противопоставления европейской революции против восточного деспота, а затем западной демократии против советской диктатуры сформировали те негативные стереотипы России. Как уже отмечалось, такие обвинения не всегда были обусловлены реальным положением дел, чаще всего Европа боялась чего-то неизвестного и большого, у которого по большому счету и сил не было для подавления и захвата, но, к сожалению, некоторые страхи западного человека в адрес России, а точнее СССР, имели под собой основания.

Исторический тенденции дают основания для исследования еще одной причины столь оперативного возрождения негативных и агрессивных архетипов России: настрой западного политического правящего класса по отношению к России, который во многом остается сходным как в XIX-XX веке, так и в XXI веке. Если после 1815 года отчужденность и страх Европы перед Российской Империей только возросли, то сходная ситуация случилась и в 1945 году после победы СССР над Германией. Запад настолько боялся распространения сферы влияния СССР, что тотчас же начал мобилизацию идей против советской угрозы. Глашатаем такой позиции стал Уинстон Черчилль, произнесший свою знаменитую речь в Фултоне, 5 марта 1946 года, где он сказал: «На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям». Черчилль, одухотворенно говоривший о «Храме мира», единой Европе в союзе с США, воспринимал распространение «коммунистического влияния» как угрозу миру, в связи с чем озвучил идею «железного занавеса». Мудрый английский политик понимал, что для истинного единения западного мира необходимо сформировать образ врага, который персонифицировался в личности Сталина и подвластного ему СССР. Иначе возможен был рост симпатии мировой общественности по отношению к Советской России, который имел на тот момент романтизированный имидж, что в свою очередь помешало бы распространению американо-английской идеи демократии. Данная ситуация повторилась и в течение военной операции на Кавказе 8-12 августа 2008 года. Достаточно привести несколько цитат из зарубежных изданий, для того чтобы понять, что образ «врага России» используется и по сей день. Показательна статья, напечатанная в английской газете «The Times» от 10 августа 2008 года под названием «Как Грузия попала в расставленную врагами ловушку», где противопоставляется демократичный «харизматичный юрист Михаил Саакашвили», стремящий оказаться в рядах «Европейского Союза и НАТО», а диктаторская Россия «использует любое проявление слабости и нерешительности Запада». Или еще одна статья в американской «The New York Times» от 10 августа 2008 года под символичным названием «Столкновение в Грузии – урок для США о роли России» гласит: «Стратегически, русские посылают сигналы о том, что они действительно хотят размять свои мышцы, и разочарованы прецедентом Косово». В статье американской газеты «The Washington Post» под названием «Остановить Россию», вышедшей 11 августа 2008 года, Россия обвиняется в стремлении «сохранить свою гегемонию на Кавказе». В «The New York Times» статья «Сойдет ли это с рук России?» ставит Владимир Путин в один ряд с Ху Цзиньтао, Махмудом Ахмадинежадом в категории диктаторов-фанатиков, и политика бывшего президента России сравнивается с «масштабами нацистской Германии или Советского Союза». Редакционная статья в «Christian Science Monitor» (США) под названием «Российский менталитет периода «холодной войны» утверждает, что Россия «стремится к своему имперскому прошлому», и пишет о возможности возрождения «российского национализма». 12 августа 2008 года английская газета «The Mail on Sunday» била тревогу в статье «Почему кукловод Путин опасен как никогда», выразив популярную на Западе идею того, что Россия «четко реализует план восстановления могущества России в пределах границ ее бывшей империи». Как мы видим этот ряд газет, который можно расширять до бесконечности возрождает не только идею противостояния России, но и идею угрозы российского влияния. Показательным является тот факт, что Старая Европа более сдержано отреагировала в СМИ на российские действия на Кавказе, там превалировали, скорее, опасения по поводу несанкционированных действий России, нарушения международных договоров, гораздо более скромно европейцы оценивали «маяк демократии» Грузию и его «прогрессивного» лидера Михаила Саакашвили.

В любом случае позиция зарубежных СМИ и политиков выявляет еще одно важной основании негативной стереотипизации России – это ценностные различия западного и российского общества. Как известно, Запад привык универсализировать свои ценности и предавать их максимальному распространению, что всегда являлось способом распространения своего влияния, в том числе и политического. Свидетельства этой тенденции мы найдем и в Крестовых походах, и в Священных Союзах, и в отношении к СССР, и в речи Черчилля. Россия же всегда расценивалась как препятствие этому политико-ценостному расширению своей отсталостью, своей иной идейно направленностью, своими масштабами и близким расположением. И подобное ценностное отличие использовалось и используется как инструмент в создании негативного имиджа России.

Данные основания, которые можно условно подразделить на исторические, ценностные и политические, в совокупности со сложившимися политическими обстоятельствами последние 18 лет моментально актуализировали негативные архетипы России во время военной операции на Южном Кавказе. Распад Советского Союза расценивался Западом как победа заявленных ими идей, их политики и даже цивилизации. Американские и европейские политики видели в России положительные демократические тенденции и даже закрыли глаза на применение танков Ельциным в 1993 году. В связи с этим отношение западного общества к России стало положительным, в подтверждении чего можно привести данные опросов Гэллапа, проведенные в США в период с 1989 по 1998 год, где большинство американцев имели благосклонное отношение к России. Примечательно, что этот период характеризовался фактическим отсутствием России на мировой политической арене как полноценного игрока. В целом отношение американцев к России зависит от того, насколько российское руководство препятствует воплощению американской политики. Например, по опросам Гэллапа, в феврале 2002, феврале 2004, феврале 2005 и 2006 года благосклонное отношение к России испытывали 66%, 59%, 61% и 58% опрошенных американцев соответственно. Исключением стал только март 2003 года, когда министр иностранных дел Игорь Иванов объявил, что Россия наложит вето на резолюцию США и Великобритании на применение вооруженной силы против Ирака, тогда 52% американцев имели отрицательное мнение о России. Данная ситуация лишний раз подтверждает настрой американского сообщества по отношению к России, которая не должна представлять преграду для американской внешней политики. Эту идею можно также подтвердить результатами проведенных опросов, целью которых было выявление отношения американского общества к роли России в мире: по данным BBC/GlobeScan/PIPA, в ноябре 2004 года 44% опрошенных американцев заявили, что Россия в большей степени оказывает негативное влияние, 39% - роль России оценили позитивно; в ноябре 2005 года – 40% опрошенных американцев также заявили о негативном влиянии России, а 34% - о позитивном. В апреле 2006 года World Public Opinion задал вопрос «как Россия использует военную силу и угрозу применения силы?», и 68% опрошенных американцев оценили Россию в этом аспекте также негативно, а 24% - оценили позитивно. Важно отметить тот факт, что чаще всего отношение мирового сообщества к России имеет персонифицированный характер и отождествляется с политикой и имиджем Владимира Путина. Судя по статьям в СМИ, отношение к Владимиру Путину по преимуществу носит неодобрительный характер. Данную тенденцию также можно доказать при помощи опроса общественного мнения, проведенного PIPA (Program on International Policy Attitudes) и GlobeScan для BBC World Service в декабре 2007 года в странах «Большой семерки» (G7) и в 30 других странах. В странах G7 56% респондентов считают, что Путин негативно влияет на демократию и права человека в России, 26% - позитивно, также 47% респондентов ответили, что Путин оказывает негативное влияние на мир и безопасность в мире, 38% - позитивное. Что касается роли России в мире, то 44% опрошенных граждан стран «Большой Семерки» считают, что роль негативная, 30% - позитивная.

Результаты указанных опросов лишний раз подтверждает тот факт, что усиление России в последние годы в результате комплекса факторов и отсутствие полноценной демократии рисуют негативный образ России на Западе. Азия и Тихоокеанский регион (Австралия, Китай, Индия, Индонезия, Япония, Филиппины, Южная Корея) же воспринимают Россию и Владимира Путина более положительно – 48% респондентов. Решающую роль в оценках Путина в этом регионе играет Китай, где 60-76% опрошенных позитивно относятся к влиянию в сфере улучшения качества жизни в России, демократии и прав человека в России, взаимоотношений России с другими странами, надежности России как поставщика энергетических ресурсов в другие страны, безопасности в мире. Такое теплое отношение азиатских стран, за исключением Японии, говорит о том, что ни огромный Китай, также претендующий на роль ключевой страны в мире, ни Индия, также активно развивающаяся в экономическом и политическом аспектах, не видят в России какой-либо существенной угрозы мировому порядку и безопасности.Западное сообщество неоднозначно и в своих оценках США, которые, без сомнений, заняли лидирующие позиции в мире. Например, опросу GlobeScan/BBC World Service, проведенного в 26 странах, показывает, что отношение к США также в течение 90-х гг. было в большинстве своем позитивное, что обусловлено тем, что Соединенные Штаты воспринимались победителем «империи зла» СССР, но в 2005/2006 году в контексте войны в Ираке, происшествий в Гуантанамо и т.д. отношение к США существенно похолодело: в 2005/2006 г 56% респондентов в Великобритании были благосклонны к США, в 1999/2000 – 83%, в Германии в 2005/2006 благосклонны – 37%, в 1999/2000 – 78%, в Марокко в 2005/2006 благосклонны – 49%, в 1999/2000 - 77%. Безусловно, руководство США беспокоит столь резкое изменения отношения в худшую сторону, но, тем не менее, у США есть серьезный задел – это, так называемая, «мягкая власть» (soft power) в мире, т.е. возможность производить образы и конструкты, к которым будет стремится и которыми будут пользоваться другие страны. По данным PIPA, несмотря на ухудшения мирового общественного мнения о США, Америка по сей день артикулирует и создает самые популярные идеи. Соединенные Штаты фактически монополизировали авторские права на современную идею демократии, которую одобряют 66 стран их 67 по опросу World Values Survey. Можно говорить, что помимо экономических и политических рычагов влияния США имеют и идейно-ценностные преимущества в мире, что легитимизирует их военные попытки «установить справедливость» и дает исключительное право определять виноватых.

У России нет такой «мягкой власти» как у США и, вряд ли, в ближайшее время наша страна обеспечит себе такое преимущество. Главный же вопрос заключается в том, каким образом Россия может изменить свой имидж в мире? Это можно сделать реальными шагами по пути внедрения демократических стандартов и грамотной подачей соответствующих изменений на мировой арене. В этом смысле есть наглядный пример Хорватии, где прошла политическая демократизация, и теперь эта страна является одним из самых уютных уголков Европы, а не далее как десять лет назад к этой стране было крайне негативное отношение.

То есть если мы воспримем западные ценности, мы покажем мировому сообществу, что Россия не опасная и с вами же разделяет ваши излюбленные принципы справедливости и демократии. Так уже было в российской истории в XVIII в., когда заимствование западных образцов Петром I «прорубило окно в Европу» и открыло дверь в мировое сообщество, но, согласно исследованиям Люкса, «уже спустя сто лет пребывания России в указанной системе воспринималось как угроза европейской цивилизации. Европеизация России, как считали многие западные авторы, в конечном счете, привела к тому, что русский правящий класс стал располагать новейшими средствами и «технологиями» власти, которые он использует против Запада».

И в этом смысле актуализируется еще один вопрос: преодолимы ли архетипы актуальность, которых насчитывает не одну сотню лет?...

Ольга Мефодьева - политический обозреватель

Версия для печати