29.12.2008 | Виталий Кулик

История или парадигмальные войны?

В последнее время наблюдается рост числа материалов антиукраинской направленности в российских СМИ, выдержанных в жесткой наступательной риторике обвинений и угроз. В некоторых из них встречаются высказывания определенных российских политиков и должностных лиц, которые граничат с территориальными претензиями к Украине. Украинские политики и медиасообщество также подливают масла в огонь, формируя образ России в качестве «наиболее вероятного противника».

При этом, «театром военных действий» становиться общая история двух народов. Например: «борьба» за Киевскую Русь, отношения Гетьманской Украины и Московского Царства, трактовка событий украинской истории во время Революции и Гражданской войны, вопрос оценки Голодомора в Украине 1932-1933 гг., деятельности формирований Украинской повстанческой армии во время Великой Отечественной войны и многое другое. Складывается впечатление, что мы движемся к некой «точке невозвращения», когда понятие «братские отношения» навсегда исчезнет из лексикона наших стран.

Парадигмальная война

Жесткое давление России на Украину, начавшееся в гуманитарной сфере, на сегодня переведено в политическую плоскость. Важным признаком этого является конфронтационная тональность заявлений российских СМИ. Через них «широкой общественности» (как российской, так и украинской) навязывается мысль об «одностороннем нарушении «оранжевой» властью Большого договора между Киевом и Москвой 1997 г».

Такое одновременное изменение риторики в адрес Украины со стороны основной массы российских политиков и СМИ не случайно. Понятна и основная причина: популярность атлантических «миражей» в среде части украинской политической элиты, привело к возникновению чрезмерно эмоциональных настроений у российской власти.

Что является на самом деле новым в нынешней российской пропагандистской кампании — это концептуальные особенности риторики, которая внедряется в массовое сознание и новые психологические конструкты, которые используются в позиционировании Украины.

Речь идет о, казалось бы, давно утратившей актуальность «парадигмальной войне» Александра Дугина. При таком подходе трактовка определенных исторических событий рассматривается с точки зрения постполитики или в постмодернистском ключе, как некие идеологические конструкты, оторванные от социально-экономического и объективного исторического контекста. А так как мы имеем дело с идеологией, тот тут вступает в игру инструментальный (или политтехнологический) подход.

Данный подход российского экспертного сообщества прекрасно раскрывает исследователь из Ставропольского государственного университета Максим Попов. По его мнению, «цивилизационная конкуренция как фактор парадигмальных конфликтов в постбиполярном мире принимает характер конструирования новых идеологических пространств, выдвижения альтернативных проектов национализма в сфере коллективной безопасности и строительства посттрадиционных идентичностей». Хотелось бы отметить в высокую оценку концепции «парадигмальной войны», которую дает само российское руководства, выделяя президентские гранты на разработку данной проблемы.

Нынешнее руководство Украины рассматривается Москвой как идеологический оппонент, поэтому к нему применимы инструментарий идеологической/парадигмальной войны. Соответственно, трактовка официальным Киевом тех или иных событий истории воспринимается Москвой как идеологический проект, направленный на легитимацию существующего («прозападного» в представлении российской стороны) политического режима. И с этим идеологическим проектом необходимо всячески бороться.

Главными особенностями нынешнего украинско-российского «исторического» конфликта является: а) трактовка истории сквозь призму «государственнических» интересов нынешних России и Украины (а точнее их правящих режимов); б) чрезмерное увлечение ролью личности в истории; в) идеологизация истории как таковой, привнесение в нее определений и подходов, несвойственных предыдущим историческим периодам.

Так случилось с вопросом Голодомора в Украине. Киев неуклюже пытается представить трагедию народа в виде «этнического геноцида» и получить международное признание данного факта. (Далее мы подробно остановимся на самом конструкте «геноцид» в понимании украинской политической элиты). Сейчас же хотелось бы отметить, что Россия восприняла этот проект официального Киева как очевидные идеологически враждебные действия. В соответствии с этим и выстраиваются контрдействия Кремля. Некоторые российские историки не только категорически не признают Голодомор геноцидом, но и в своем противодействии доходят до ревизии исторических фактов, отрицая сам факт гибели миллионов людей, в значительной мере крестьян украинской национальности.

Не менее драматическая картина наблюдается и в других «болезненных» для Киева и Москвы ключевых событий общей истории. Можно бесконечно цитировать и анализировать позиции украинских и российских историков и так называемых «экспертов» в отношении деятельности ОУН-УПА. Были ли они нацистскими коллаборационистами или боролись на два фронта, существовали ли в ОУН и УПА разные фракции, каковы были их идеологические основы, как они вели себя в тех или иных ситуациях не суть важно. Для идеологической войны важна трактовка или парадигмальные акценты.

Именно в такую пропасть конструирования образа «врага» и производного от этого мобилизационного драйва должны погружать украинскую аудиторию опусы на манер «Операции «Механический апельсин» Игоря Джадана и многое другое, что ныне активно заполняет русскоязычный сегмент Интернета.

Относительно украинской аудитории все эти воинствующие сценарии преследуют двойную цель: сформировать «белый-черно-белый формат»: расщепить сознание человека на противоположности «враг-друг», отвлекая тем самым от конструктивных соображений в терминах развития демократии и взаимовыгодных двусторонних отношений.

Важно отметить, что кроме сугубо технологического подхода в России также формируются новые подходы к изучению собственной истории, основанные на конструировании государственной идеологии. Речь идет о возврате «позитивного содержания» категории «империя», поиске площадки для примирения «белого» (дореволюционного) и «красного» (советского) мифов. Происходит определенная реабилитация авторитаризма и личности Иосифа Сталина. Москва пытается подвести новую историко-идеологическую базу под государственность «Россия аля-Путин». Соответственно, имперские исторические амбиции вступают в противоречие с национальными мифами новых независимых государств постсоветского пространства.

И в это идеологическое противостояние с азартом включились украинское экспертное сообщество и политэлита. В Украине развернулась массированная кампания по ревизии отечественной истории, подведение ее под сиюминутную политическую конъюнктуру. Во имя так называемой «консолидации нации на моноэтнической основе» (в противовес формированию полиэтнической политической нации), в стране началась кампания по конструированию нового украинского «национального мифа». А это та же парадигмальная война, только уже по-украински.

Историческая правда отходит на второй план, а вместо нее возникает новое виртуальное политическое пространство, где ломаются копья пропагандистов с обеих сторон.

Конструирование «нового украинского мифа»

Можно полностью согласиться с мнение украинского исследователя Юрия Шишковского, о том, что любая нация, исходя из потребности в написании своего собственного мифа, прежде всего, ищет его основу, фундамент. Так или иначе, в мифе всегда присутствуют несколько важных компонентов, основными функциями которых являются как солидаризация общества, так и воспитание (социализация) молодого поколения. Закладывая основу любого национального мифа, его идеологи преследуют стратегические цели обоснования независимости. Но нынешняя украинская практика конструировании мифа, а точнее его переформатирования, носит уже черты государственной идеологии, что противоречит демократическим принципам.

Национальный миф подгоняется под определенный политзаказ - убедить украинцев в том, что вся наша история представляла собой борьбу за государственную независимость. И тут мы сталкиваемся с тем, что официальный Киев выстраивает базис этого мифа на интересах нынешнего правящего класса. История представляется не как процесс становления украинского народа в борьбе за свои политические и социальные права, а как «элитарная» концепция. История князей, гетьманов, политиков.

Действия правителей, в разное время поднимающих флаг независимости, расценивается как априори позитивные. При этом забывают, что тот же Богдан Хмельницкий, по сути, присоединил казацкую республику Украину к боярской авторитарной Москве, те же гетьманы Иван Мазепа, Иван Выговский и многие другие были местными аристократами (православной шляхтой), эксплуатирующими крестьян и умиротворяющими бунты недовольных запорожских казаков. Наши историки оправдывают Гетьманат Павла Скоропадского 1918 года, забывая об «карательных сотнях», которых гетьман бросал против невооруженных крестьян Центральной Украины.

Героизаторы борьбы за независимость Украинской Народной Республики забывают, что именно Центральная Рада оказалась просто политическими банкротами. По мнению историка Андрея Здорова, в 1917 – 1921 гг. в Украине была революционная борьба украинского пролетариата и части крестьянства не за восстановление единого и неделимого Российского государства с большевиками во главе, а за Украинскую Советскую Республику. А поэтому история УССР – это история и украинской государственности. При этом следует помнить, что нынешняя власть в значительной мере вышла именно из партийно-хозяйственной номенклатуры советского времени и также несет «историческую ответственность» за «черные пятна» нашей истории.

«Искусственный» подход имеет место и в такой болезненной теме как Голодомор. Тема Голодомора, и раньше являвшаяся одним из раздражителей в отношениях России и Украины, наряду с языковым вопросом и проблемами вокруг Черноморского флота сейчас стала поводом для настоящей дипломатической войны. Театром боевых действий оказалась Генассамблея ООН, куда Киев пытается внести вопрос о рассмотрении голодомора на Украине в 1932-1933 годах. В конце октября украинская делегация распространила среди членов ООН проект резолюции Генассамблеи, в котором предложила отметить 75-ю годовщину Голодомора на Украине.

Однако, то как украинская власть продвигает эту идею на международной арене и внутри страны указывает на хорошо нам знакомый по советскому периоду «датский» (от слова дата) подход. Мероприятия подгоняются по 75-летие трагедии, отсюда бюрократические и политические деформации. При этом требуя от мирового сообщества признать Голодомор геноцидом против украинского народа, Киев сам опирается на политико-правовую оценку, данную лишь в одном Законе от 28 ноября 2006 года «О Голодоморе 1932-1933 лет в Украине».

Конвенция ООН 1948 года о предотвращении преступления геноцида и наказание за него в статье 6 предусматривает: лиц обвиненных в этом преступлении, должны судить компетентный суд государства, на территории которой он был совершен, или такой международный криминальный трибунал, юрисдикцию которого признают стороны Конвенции. Суда по делу Голодомора 1932-33 гг. в Украине не было. Не проводились следственные действия органами Прокуратуры и СБУ по этому вопросу. Кроме того, не была создана на основании статьи 89 (ч. 4) Конституции Украины временная следственная комиссия для проведения парламентского расследования для выяснения причин и следствий Голодомора.

Но даже при наличии всей этой процедуры и официальной квалификации Голодомора преступлением геноцида и выводов парламентской следственной комиссии необходимо было вести работу с нашими партнерами по разъяснению позиции Украины. А не подгонять это под круглую дату, искусственно политизируя и идеологизируя данный вопрос.

Кроме того, популяризаторы концепции Голодомора как геноцида позволят себе манипуляции по определению количества жертв трагедии. По мнению идеологического архитектора кампании Ющенко относительно международного признания голода в Украине геноцидом Станислава Кульчицкого, голод непосредственно вызвал 3 238 000 смертей. Кульчицький тщательно исследовал этот вопрос и опубликовал несколько работ посвященных демографии голода, в частности Демографические следствия голодомора 1933 г. в Украине, которая вышла в 2003 г. В этих оценках он совпадает во мнении с известным австралийским историком и демографом Стивеном Виткрофтом, который также называет цифру в 3-3,5 млн. (и где-то 6-7 млн. в целом по СССР).

Можно также вспомнить общее исследование французских и украинских ученых (среди них академик НАН Украины, выдающийся демограф Сергей Пирожков) - 4,6 млн., из которых 0,9 млн. за счет вынужденной миграции, 1 миллион – недостаток рождений, и 2,6 млн. – избыточная смертность.

Но сторонники глобального плача о несчастной исторической судьбе Украины не нуждаются в точных цифрах и фактах. Теперь в официальных медиа звучит цифра в 8 -10 млн человек.

Суть этих идей заключается в том, что Голодомор превышает другие подобные трагедии, в частности Холокост. Обсуждение таких трагедий требует определенной моральной честности. Такие катастрофы нельзя трактовать легко, манипулировать ими, инструментализировать их или фальсифицировать. Больше того, это не просто смерти, это - преступления, убийства, нарушение морального порядка.

Можно полностью согласиться с мнением известного канадского историка украинского происхождения Ивана-Павла Химки, который отмечает: «каждому должно быть понятно, что уважение и честность, которые мы должны проявлять к умершим, требует воздержаться от использования их смерти для повышения политического рейтинга в Украине или для усиления своих позиции в межэтнической конкуренции».

Нужно четко различать понятие Голодомор и этнический геноцид. Система продуктовых штрафов, которая превратила голод в Голодомор, применялась совсем не по национальному признаку. Районы, которые не выполняли планов по хлебозаготовках были «наказаны». Абсолютно бесчеловечно. Деньги, вырученные от сбыта зерна, были направлены на развитие промышленности и городов. Всех городов и всей промышленности, которая представляла собой единый комплекс. То есть не России, а СССР, в том числе и Украины.

Жители городов Украины не страдали от голода, если они не были… колхозниками. А горожан сделали сообщниками преступления. Как отмечает украинский журналист Владимир Задирака, государство заставило людей лгать себе. Не задавать «неудобные» вопросы. То самое государство, частью которого была и нынешняя Украина. Это государство в свое оправдание провело индустриализацию. Все эти заводы построены на крови. И вот наступили 1990-ые годы. И все это имущество перешло в частные руки. Государство передало их нарождающемуся классу капиталистов. Собственно, очень не сложно увидеть нынешних владельцев украденного у крестьян по украинскому телевидению.

И этот правящий класс теперь говорит о том, что «определение Голодомора этноцидом способствует формированию идентичности украинской нации».

К сожалению, в Украине политики часто обращаются к идентичности – ведь обеспечить символы намного легче, чем улучшить медицину, образование или повысить эффективность государственного управления.

В 2005 г. украинский политолог Вадим Карасев писал, что Оранжевый Майдан был выбором не между капитализмом и социализмом, не из образцов исторического прошлого, а выбором современного и адекватного европейского формата логики выбора гражданского мира, общественного благополучия и построения европейского правового государства. Этот формат предполагал, по Карасеву, постнациональный характер будущих преобразований в Украине, формирование хабермасовского «демократического» или «конституционного патриотизма» и, соответственно, новую демократическую идентичность украинской политической нации. Однако этого не произошло. Украина пошла по пути внедрения искусственных идентичностей с привязкой к «древней» традиции, историческим мифам «о славном трипольском или казацком прошлом». Наша страна так и не перешла в поснациональный формат, а наоборот вернулась к националистическому патриотизму прошлого столетия.

Как преодолеть «исторический» конфликт между Киевом и Москвой?

Во-первых, как можно быстрее Киеву следует восстановить неконфликтный диалог с Российской Федерацией. При этом не нужно надеяться на быстрое встречное движение со стороны Москвы. Пока что это должно быть одностороннее движение. Наша политическая элита воспринимается в РФ как недоговороспособная и не имеет кредита доверия.

Во-вторых, отказаться от тактики глупых провокаций относительно России и предпринимать активные попытки по взаимному преодолению «экстремизма» в украинско-российских отношениях.

Для этого необходимо: усилить европейскую, а не евроатлантическую составляющую нашей политики. Речь идет о восстановлении баланса векторов. Преобразование политики мировых центров сил относительно Украины с «конкурентно-интервенционных» в «конкурентно-партнерские», локализация попыток/усилий украинских политических игроков привлекать к политическому процессу внешние силы (восстановить внутреннюю субъектность).

Решение «чувствительных» вопросов украино-российских отношений возможно лишь при активном переговорном процессе, когда стороны готовы идти на компромиссы и проводить в отношении друг друга прозрачную политику. На данный момент мы вынуждены констатировать, что таких условий нет.

В-третьих, необходимо активизировать деятельность Украинско-российской межгосударственной комиссии «Ющенко-Медведев». Ведущую линию ее работы могла составить проблема историко-политического примирения и доверия между государствами. Именно история составляет основу для разнородных инсинуаций и спекуляций во взаимоотношениях, разнородных препятствий развитию равноправных и на самом деле добрососедских отношений. Уместным средством преодоления приведенной проблемы должен стать открытый и честный политический диалог.

В-четвертых, отказаться от «государственических» эгоистических трактовок совместной истории. Речь идет о том, что в Украине и России история рассматривается исключительно как история государства, а не общества.

Речь идет о возврате к традиции известного российского историка Михаила Покровского. По мнению российского политолога Бориса Кагарлицкого, школа Покровского порвала с трактовкой русской истории как процесса исключительно политического и продемонстрировала, что всесильная бюрократия сама по себе была заложником общественных отношений и интересов. И ключевую роль в этой системе интересов играл торговый капитал, а также конфликт труда и капитала. Поэтому история представляется не как история государства как такового, а как история общественных процессов, история трудового народа.

Первый шаг на пути преодоления «государственнического» перегиба и элитарности истории в Украине уже сделан. В 2007 г. возникло Украинское общество истории трудового народа, которая намерено исследовать историю с точки зрения борьбы народных масс за собственную эмансипацию.

Концепция истории трудового народа — это не только во многом марксистский анализ и переосмысление прошлого, но, прежде всего, демистификация. Не просто критика национальных (и антинациональных) мифов, но и (по Кагарлицкому) принципиальный отказ играть по правилам мифологического сознания, которое просто не является для историка сколько-нибудь интересным, даже в плане полемики.

Исторический факт — как бы он ни был парадоксален и уникален — всегда конкретен. И именно в своей конкретности он становится частью общего опыта, человеческой культуры. Для насквозь мифологизированного сознания любое противоречие предстает в виде загадки или тайны. Но если смотреть на вещи конкретно, то выясняется, что и ответы будут простыми и конкретными. Так же обстоит дело и с демифологизацией общей украинско-российской историей.

Однако, мы понимаем, что возврат Михаила Покровского в историческую традицию современной России или Украины на данном этапе маловероятен. Россия выстраивает вертикаль власти, которая нуждается в государственнической идее, а Украина погружается в этнонационалистический миф.

Но игра на болевых точках украинско-российских отношений в конечном итоге может привести к разрыву. А последствия этого вряд ли можно спрогнозировать. Все это может вылиться не просто в политическое противостояние, а в полноценную «гуманитарную интервенцию», где игроками выступят именно третьи силы, а не россияне или украинцы. Для того, чтобы выйти из глухого угла, нужно предложить креативные идеи по решению болевых точек в отношениях, необходима их перезагрузка в целом. Но, к сожалению, до 2010 г. мы этого сделать не сможем.

Виталий Кулик - Директор Центра исследований проблем гражданского общества, член Украинского общества истории трудового народа

Оригинал материала опубликован в Express-экспертизе Центра исследований проблем гражданского общества №16 (74) декабрь 2008

Версия для печати