25.02.2011 | Татьяна Становая

«Они» - главная угроза России?

События в Тунисе, Египте и Ливии воскресили фобии относительно возможного сценария революции в России: вчера об этом высказался премьер-министра Владимир Путин, а чуть ранее – президент Дмитрий Медведев и вице-премьер Игорь Сечин. В 2005 году подобнее фобии спровоцировали целый набор политических реформ, значительно укрепивших «вертикаль власти» и сузивших возможности для политического участия оппозиции.

Вчера премьер-министр Владимир Путин, совершая визит в Брюссель, высказался по теме ближневосточных революций. Собственно главной идеей российских властей продолжает оставаться «внешнее влияние» на процессы в Тунисе, Египте и Ливии. Это традиционная позиция власти, в действительности опасающейся любых попыток Запада вмешиваться во внутренние дела России. Вчера Путин прямо предостерег партнеров Москвы на Западе от попыток подстегивания извне демократических процессов в других странах в связи с событиями на севере Африки. Об этом он заявил на совместной пресс-конференции с председателем Еврокомиссии Жозе Мануэлом Баррозу по итогам пленарного заседания правительства России и комиссии ЕС в четверг в Брюсселе. Путин утвердительно ответил на вопрос европейских журналистов о том, вызывают ли у него озабоченность события на Ближнем Востоке и их возможное «эхо» на российском Северном Кавказе, но добавил, что последствия этих потрясений скажутся не только на Северном Кавказе, но и на всех странах, включая государства Европы.

О внешних силах, но более абстрактно, говорил и вице-премьер Игорь Сечин в интервью американскому The Wall Street Journal. По мнению Сечина, «надо пристальнее посмотреть, что делали в Египте, скажем, высокопоставленные руководители Google, какие там были манипуляции с энергией народа». Таким образом, он минимизировал значение внутренних факторов, приведших к свержению Мубарака. О внешних силах говорил и Медведев, заверяя, что «такой сценарий они и раньше готовили для нас, а тем более они сейчас будут пытаться его осуществлять - в любом случае этот сценарий не пройдет».

Представить происходящее в Африке как «манипуляции с энергией народа» - вполне логично для российских властей, больше всего опасающихся именно этого внутри России. Проще обвинить в проблемах некие «закулисы», чем признавать проблемы в собственной стране. Это дело принципа: ведь признание за народом права на революцию означает признание и легитимности революционных действии при наличии неких оснований. А основания – это дело весьма субъективное. Когда утрачивается адекватная «обратная связь» с народом, а информационная картинка в СМИ уже далеко не отражает действительность – это создает сильный страх от непонимания реально происходящих внутри общества процессов. Общество становится своего рода «черным ящиком», адресатом, от которого обратная связь не работает, а происходящее внутри становится непредсказуемым. Это чувство непредсказуемости и риска утратить монополию на «манипуляции с энергией народа» - главная движущая сила нынешней оборонительной позиции власти. А тут еще и опрос «Левада-центра», по которому 34% опрошенных считают революционный сценарий возможным, а 4% - неизбежным.

Тем временем, критики режима активно играют на таких страхах внутри власти. Недавно ДПНИ, чья деятельность была приостановлена за подозрения в «экстремизме», пригрозило рисками поднятия в России революции по египетскому сценарию. О рисках говорил и бывший президент СССР Михаил Горбачев. В радиоинтервью он сказал, что если все останется как есть, вероятность египетского сценария возрастет, и в России у такого сценария может быть намного более мрачный финал.

В 2005 году «цветные революции» спровоцировали политические реформы в России, значительно ужесточившие режим. Сейчас ситуация, безусловно, иная. Революции происходят далеко, а не в зоне традиционного влияния России, в странах с категорично другой культурой, политическим опытом, менталитетом и экономикой. Кроме того, и сама Россия с тех пор изменилась: реформы уже, по сути, создали полуавторитарную систему, немного плюрализированную за счет правления тандемократии и периферийных инициатив Медведева. Дальнейшие ужесточения просто гипотетически уже выходят за рамки минимально цивилизованных демократических процедур. Лимит на жесткие реформы исчерпан. Остается только возможность прибегать к силе убеждения. Причем убеждать придется уже не само общество, а власть, которая боится революции сильнее ее собственного народа.

Версия для печати