23.08.2010 | Сергей Маркедонов

Ереванский протокол и геополитический рационализм

Российская внешняя политика в «ближнем зарубежье» слишком часто бывает эмоционально окрашенной и персонифицированной. Недавние российско-белорусские информационные войны на высшем уровне - прекрасное тому свидетельство. Очень часто это лишает Москву необходимой гибкости и сужает пространство для последующих маневров. В самом деле, трудно восстанавливать нормальные рабочие отношения с твоим предполагаемым визави после того, как он получает от тебя добрую порцию помоев. В этом плане визит российского президента Дмитрия Медведева в Ереван является примером того, как внешнеполитические интересы страны можно продвигать, основываясь на трезвом расчете, здоровом эгоизме, не надрывая жилы в ненужных никому информационных ристалищах.

После того, как 20 августа 2010 года в Ереване министры обороны РФ и Армении в присутствии президентов Сержа Саркисяна и Дмитрия Медведева подписали Протокол о продлении сроков пребывания 102-й российской базы в Гюмри (в 1840-1924 гг.- Александрополь, в 1924-1991 гг.-Ленинакан) до 2044 года поднялась новая волна дискуссий по поводу российско-армянских двусторонних отношений. Между тем, значение этого документа (к его содержанию мы вернемся немного позже) выходит далеко за пределы упомянутой выше проблемы. В статьях европейских и американских авторов важным лейтмотивом стала мысль о растущем военном присутствии РФ на Южном Кавказе. «Россия последовательно расширяет географию своих военных представительств на территории Южного Кавказа. Продление функционирования российской базы в Армении до 2044 года, существование военных объектов в Абхазии - это наглядные примеры процесса, который протекает в стратегическом для диверсификации источников энергии регионе», - делает вывод польский эксперт Петр Мацязек. Между тем, если вести речь о российской базе в Армении, то вряд ли пролонгация ее присутствия может рассматриваться, как увеличение военной мощи РФ за ее пределами. База существует в Гюмри на основании Договора, подписанного еще в 1995 году в период легислатур первых президентов России и Армении соответственно Бориса Ельцина и Левона Тер-Петросяна. Кстати говоря, пролонгация договора на 49 лет вместо 25 (предыдущий срок) отсчитывается не с 2010, а с 1995 года.

В чем же тогда смысл ереванского протокола? Данный документ отправляет несколько сигналов сразу по нескольким адресам. Во-первых (и это, пожалуй, самое главное), это – послание США и их западным союзникам, чья политика на постсоветском пространстве также крайне эмоциональна и зачастую, не имея качественных объяснительных конструкций, выдает вполне рациональные действия кого-либо за иррациональное поведение. Что же от ереванского протокола получает Запад? Он получает новое подтверждение того, что Россия не стремится к роли государства-ревизиониста. Пойдя на пересмотр статус-кво в Абхазии и в Южной Осетии, РФ не желает применять те же самые модели в Нагорном Карабахе и в Приднестровье. Но для того, чтобы сохранить в вышеупомянутых остуженных «горячих точках» вялотекущий мирный процесс необходимо исключить возможности военного решения. И если на берегах Днестра такая проблема не стоит в повестке дня, то на армяно-азербайджанской «линии соприкосновения» она вполне реальна. Приведу некоторые цифры. За прошлый 2009 год было зарегистрировано около 4300 нарушений режима прекращения огня разной степени тяжести (от одиночных выстрелов до артиллерийских дуэлей). В 2008 году количество нарушений равнялось 3500, а в 2007 году- 1400. 2006 год по сравнению с последующими годами был прямо-таки мирным, было зарегистрировано всего 600 нарушений. Впрочем, 2010 год (особенно после серии нарушений режима прекращения огня в июне) имеет шансы стать рекордным за прошедшую «пятилетку». Такое наращивание военного насилия чревато тем, что процесс вокруг Карабаха становится заложником не президентской, а сержантской воли. Таким образом, остужение такого военно-политического разогрева (а не бесплодные мечтания о скором мире и прогрессе) становится главным вопросом «повестки дня». Опыт Грузии прекрасно показал, что «разморозка» конфликта без учета дальнейших последствий всегда ведет к печальным результатам. В том числе и для тех, кто активно его «размораживает». Отсюда следует столь нелюбимый прогрессивной общественностью тезис: статус-кво всегда лучше неподготовленного мира и миротворческой демагогии. Запад критически воспринимал статус-кво (не только, как конкретный расклад сил, но и как подход) в Абхазии и в Южной Осетии до 2004-2008 гг. После признания Россией абхазской и югоосетинской независимости нежелание Москвы применять этот опыт в Карабахе, Крыму и в Приднестровье рассматривается в Вашингтоне и Брюсселе, скорее, как позитивный знак.

Что желает Россия в Нагорном Карабахе? Сохранения статус-кво до появления реальных предпосылок (а не очередного пропагандистской агитки) для компромисса между сторонами. Такое сохранение возможно, если стороны воздержатся от «разогрева ситуации». «Воздержание» же можно обеспечить путем использования различных средств. Одним из таковых стало подписание Протокола в Ереване. С одной стороны, российская база в Гюмри никакого отношения к Карабаху не имеет. Она расположена на армяно-турецкой границе, а не в непосредственной близости от постсоветской «горячей точки». Строго говоря, и к самому Азербайджану она не имеет прямого касательства, так как не примыкает к закрытой армяно-азербайджанской границе на направлении Ереван-Нахичевань. Однако пребывание на территории «вероятного противника» военной базы (которая согласно протоколу от 20 августа должна выполнять не только функции защиты российских национальных интересов, но и обеспечение безопасности Армении) создает новые препоны для возможного «силового решения» конфликта. Тем паче, что психологический эффект от «горячего августа-2008» на Южном Кавказе довольно силен и сегодня, хотя два года назад к вмешательству России были не готовы не только в Тбилиси, но и в Баку. Говоря откровенно, есть сильные сомнения, что в случае начала вооруженного конфликта из-за Нагорного Карабаха Москва однозначно встанет на одну сторону. Слишком много нюансов есть для того, чтобы такой сценарий не был реализован. Но при всем том, сам факт российского военного присутствия остудит многие «горячие головы». Таким образом, Россия высказывается за любое решение конфликта кроме «силового». Только в августе 2010 года помимо дипломатического страховочного механизма (как это было в Майендорфе) Москва добавляет и «военную страховку», что, конечно же, не является стопроцентной гарантией сохранения статус-кво, но повышает вероятность предотвращения силовой «разморозки». И это - второй сигнал из Еревана. Его главным адресатом является Баку.

Однако (и это особенно важно подчеркнуть) Москва всячески стремится показать, что ереванский протокол не означает для нее «финального выбора» между Ереваном и Баку. И тем более, между Анкарой и Ереваном. На сентябрь 2010 года запланирован визит Дмитрия Медведева в Баку. На этот визит намечено также немало важных вопросов (начиная от продвижения вопросов делимитации и демаркации государственной границы, и заканчивая перспективами Габалинской РЛС, расположенной на азербайджанской территории). И выступая в Ереване, Медведев четко и недвусмысленно позиционировал свою страны, как посредника в разрешении конфликта, а не сторону, имеющую симпатии только в Армении. Скорее всего, именно поэтому реакция официальных азербайджанских властей на происходящее в Ереване была в целом спокойной. По словам Эльхана Полухова, руководителя пресс-службы МИД Азербайджана, его страна рассчитывает на то, что пребывание 102-й базы в Гюмри не нанесет ущерба азербайджанским национальным интересам. В экспертной среде, конечно же, больший разнобой мнений и суждений (включая и резко негативные высказывания в адрес и Москвы, и Запада). Однако в этой разноголосице мнений интересно отметить позицию влиятельного бакинского эксперта Расима Мусабекова, который говорит о том, что согласие на пролонгацию военного пребывания РФ в Армении означает, среди прочего, и определенное давление Москвы на Ереван в мирном процессе. Речь, конечно же, не о жестком прессинге. Но определенное подталкивание Армении к компромиссу, скорее всего, будет иметь место, поскольку Москва заинтересована в сохранении своих позиций в двух кавказских странах и в отличие от Абхазии и Южной Осетии не готова сделать окончательный выбор в чью-то пользу.

В любом случае, хорошая игра на нескольких досках одновременно считалась показателем качества гроссмейстера. И не только в классических, но и в политических шахматах. Те же США долгие годы сохраняют прагматические отношения с Турцией, Арменией и Азербайджаном, не делая «финального выбора» в чью-либо пользу. И то, что накануне визита российского президента Дмитрия Медведева в Ереван Москва не стала (как это часто с ней бывало) эмоционально дискутировать по поводу своих отношений с Турцией или с Азербайджаном (по принципу «сам-дурак») свидетельствует о некотором взрослении отечественной постсоветской дипломатии, тяжело переживающей проблему «нелюбви» бывших республик Советского Союза. Между тем, во внешней политике любовь - недостижимая цель, а потому гораздо полезнее сосредотачиваться на интересах. Главное - их адекватное понимание и качественный расчет. И как бы кто ни критиковал бы тезис о наличии у РФ «объективных интересов», сохранение статус-кво в Карабахе (с одновременным поиском компромиссного мирного решения конфликта) нужно любой России, какой бы режим в ней ни существовал.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра международных и стратегических исследований, Вашингтон, США

Версия для печати