06.09.2010 | Сергей Маркедонов

Кавказские геополитические весы России

2-3 сентября закончился очередной кавказский цикл президентских визитов на Южный Кавказ. В эти дни Дмитрий Медведев посетил столицу Азербайджана Баку. И хотя этот его визит имел самостоятельное значение (определяющее перспективы двусторонних российско-азербайджанских отношений), его итоги целесообразно анализировать в сравнительном контексте, имея в виду итоги ереванской поездки главы Российского государства (19-20 августа нынешнего года). Нельзя сказать, что очередной армяно-азербайджанский цикл российского президента принес революционные изменения на Южный Кавказ. Однако яркие мазки к новому геополитическому пейзажу добавил. Объединение двух визитов Дмитрия Медведева в единый кавказский цикл не кажется нам простой публицистической метафорой. Для этого есть несколько причин. И связаны они не только и не столько с Арменией и с Азербайджаном.

После августа 2008 года Россия и Грузия разошлись по разные стороны баррикад. Можно, конечно, говорить о том, что в условиях XXI века полная изоляция двух стран друг от друга невозможна (и главное, нереальна). Однако факт остается фактом, несмотря на сохранение (и даже упрочение) позиций российского бизнеса в Грузии, политические контакты между двумя странами сводятся лишь к формату женевских переговоров, которые позволяют двум дипломатическим сообществом время от времени проводить мониторинг позиций противоположной стороны. Не считать же, в самом деле, визиты Ксении Собчак или Михаила Горбачева (в сопровождении других влиятельных отставников) серьезными политическими контактами. Впрочем, и визиты в Москву Зураба Ногаидели и Нино Бурджанадзе трудно воспринимать иначе, чем пиар-акции. 26 августа 2008 года, признав Абхазию и Южную Осетию Москва сделала свой выбор относительно перспектив отношений с Грузией. Тут, однако, есть и свои нюансы. Тбилиси сделал свой выбор за 4 года до того, начав «разморозку конфликтов».

Как бы то ни было, а серьезных рычагов влияния на Грузию у Москвы нет. И не предвидится в ближайшем будущем. В военном плане российский потенциал превышает грузинский многократно, однако такой цели, как уничтожение грузинской «суверенной демократии» перед Москвой не стоит. Да и реализация этой идеи натолкнется на более серьезное сопротивление ключевых мировых игроков, чем это было два года назад. В то же самое время сохранение влияния на Южном Кавказе для РФ чрезвычайно важно, учитывая многосторонние связи этой части региона с Северным Кавказом. Отсюда, и то повышенное внимание к контактам с Ереваном и Баку. Потеря одного из этих партнеров для России будет иметь серьезные последствия, так как в этом случае из трех признанных мировым сообществом образований два будут проводить антироссийский (как минимум, не слишком доброжелательный) курс. Но загвоздка в том, что оба потенциальных партнера России на Кавказе находятся в конфронтационных отношениях друг с другом. И хотя война между ними формально не объявлена, нет дипломатических отношений, а карабахский конфликт мыслится и в Армении, и в Азербайджане именно как военно-политическое противостояние, имеющее при этом ключевое значение для политической идентификации двух государств. Нагорный Карабах, если использовать образы из ближневосточной истории, это – не «территории», и не «сектора». Это - Иерусалим. И конфликтующие стороны ведут не только гонку региональных вооружений и информационную войну, но и неистовую борьбу за внешнюю поддержку. В этом плане Москва - важнейший ресурс и для Баку, и для Еревана. Неслучайно поэтому и армянские, и азербайджанские политологи летом 2010 года не торопились комментировать августовские договоренности между Москвой и Ереваном, ожидая сентябрьских сигналов от Дмитрия Медведева из Баку. Таким образом, перед российской дипломатией встает непростая задача - не дать себя втянуть в эту гонку и не превратиться в объект этого противоборства. А то, что сильные державы нередко становятся теми собаками, которыми виляет хвост, мы видели в случае России с Чечней, Абхазией и с Южной Осетией, а также в истории американо-грузинских отношений или отношений Вашингтона и Приштины. Новый кавказский цикл Медведева показал, что пока Москве эту диалектическую задачу удается решать. К началу сентября 2010 года армяно-азербайджанские геополитические весы оказались уравновешенными.

Сразу предвижу возражения. Москва продлила пребывание своей базы на территории Армении (отправив тем самым, сигнал Баку, что силовое решение для нее неприемлемо), в то время, как Азербайджан не получил каких-то ощутимых военно-политических «пряников». Нельзя на 100% исключать, что таковые для приведения чаши весов в равновесие появятся. Однако по итогам визита российского лидера в Баку таковые не обнаружены. С нашей точки зрения, подобная аргументация кажется нам поверхностной. В сентябре 2010 года Азербайджан получил нечто, что важно не менее чем танки и пушки. Он впервые в своей постсоветской истории решил проблемы делимитации и демаркации границы с соседним государством. Со всеми другими соседними странами эта проблема пока что не решена. С Арменией Азербайджан имеет, скорее не границу, а линию фронта. И даже нахичеванский участок, который намного более спокойный, чем «линия соприкосновения» в Нагорном Карабахе, закрыт и напоминает ощетинившийся рубеж. В ходе нагорно-карабахского конфликта армянские силы, заняв 5 соседних с Карабахом районов полностью и 2 частично, взяли под контроль бывшую границу СССР с Ираном по реке Аракс. И, несмотря на позитивную динамику отношений между Тегераном и Баку граница между этими двумя странами является для азербайджанских политиков серьезной головной болью (учитывая растущие амбиции Исламской республики, как региональной сверхдержавы). Отношения Грузии и Азербайджана напоминают «медовый месяц», однако положение этнических азербайджанцев в Квемо Картли также создает немало проблем в двусторонних отношениях Баку и Тбилиси. Если же говорить о морской границе, которую Азербайджан делит с Туркменией на Каспии, то и здесь все слишком запутано. Уже не первый год две республики ведут споры по поводу нефтегазовых месторождений на Каспийском море. Летом 2009 года официальный Ашхабад даже озвучил свое намерение обратиться в Международный арбитражный суд, чтобы отстоять свои права на спорные месторождения.

С Россией проблема делимитации и демаркации также решалась непросто. Переговоры об определении госграницы длиной в 390 километров велись не один год, однако в течение 14 лет (начиная с 1996 года) вопрос не получал своего позитивного разрешения. Время от времени стороны сталкивались по проблеме раздела водных ресурсов реки Самур. Шло обсуждение правового статуса пограничных сел Храхоба и Урьяноба. Эти два села Хачмазского района Азербайджана в 1954 году были временно переданы Дагестанской АССР, как пастбищные территории, а через 30 лет Совмин Азербайджанской ССР продлил срок действий предыдущего документа еще на 20 лет (до 2004 года). Распад СССР внес серьезные коррективы в экономические планы «партии и правительства». Остроты ситуации добавлял тот факт, что в них проживали этнические лезгины, имеющие своей ареал также и в Дагестане. К началу 2000-х гг. многие из них обзавелись и российскими паспортами. После августа 2008 года в СМИ было много спекуляций на тему повторения югоосетинского казуса в Азербайджане. Сегодня все эти досужие версии и спекуляции оставлены историкам. Именно Россия стала первой после развала Советского Союза страной, которая подписала договор с Азербайджаном о границах. Присутствие же в составе российской делегации важных чиновников, осуществляющих управление на Северном Кавказе (Александр Хлопонин, Юнус-бек Евкуров) говорит о том, что и Москва позиционирует соглашение с Баку, как выгодное для себя. Дагестанский участок российской границы сегодня требует серьезной (и главное, эффективной) кооперации с южным соседом.

Что же Москва потребовала взамен?

Собственно говоря, не так уж и много. Это, касается, скорее, риторики. Российский президент, находясь в Баку, заявил, что он лично (и российская дипломатия во исполнение государственной позиции) заинтересован в мирном разрешении карабахского конфликта. Москва готова и дальше осуществлять посредническую миссию для поиска компромиссных решений. Как говорится, сигнал отправлен. Вслед за ереванским протоколом Кремль пытается привлечь внимание азербайджанских партнеров к тому, что РФ интересует любое решение конфликта кроме военного. Но в состоянии ли Россия полностью контролировать свой интерес. Ответ на этот вопрос будет скорее отрицательным.

Безусловно, некоторые горячие головы (и в Баку, и в Ереване) позиция Москвы остудит. Но дальше вступают в силу иные соображения, которые даже самые стойкие поклонники Кремля в Армении и в Азербайджане не смогут игнорировать. Любой кавказский лидер должен прибегать к «патриотической риторике», чтобы поддерживать свою легитимность. Это становится особенно актуальным в канун выборов (в Азербайджане парламентская кампания уже набирает обороты). Поэтому возобновления военной риторики исключать нельзя. И дело не в том, что политики в Баку более кровожадны. Утрата Карабаха является национальной травмой, которую лечить пока никто не готов. А напоминание о ней позволяет поддерживать популярность. Таким образом, переоценивать роль России и в Азербайджане, и в Армении не следует. Однако тот факт, что Москва пытается играть на нескольких досках и пытается вести взвешенную и прагматичную политику не может не радовать. Особенно на фоне других не слишком успешных начинаний. Хорошо бы, чтоб понимание геополитического многоцветия, как необходимого элемента внешней политики приходило бы и в другие сегменты российской дипломатии.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра международных и стратегических исследований, Вашингтон, США

Версия для печати