11.11.2010 | Сергей Маркедонов

Из Грузии в Иран с любовью

3 ноября в Грузию с визитом прибыл министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки. Он провел встречу с президентом Грузии, имеющим репутацию «любимца Запада», хотя за последние два года число его сторонников в США и странах ЕС резко убавилось. Во время визита Моттаки было принято решение открыть иранское консульство в Батуми, городе, который сегодня превратился в аналог Сочи для Кремля и Белого дома. Стороны также договорились об открытии воздушного сообщения между Тбилиси и Тегераном, прекращенного 10 лет назад в 2000 году. Но самый главный итог визита - подписание Соглашений об отмене виз для поездок граждан двух стран друг к другу сроком на 45 дней. Фактически Грузия применила в отношении к иранским гражданам ту же схему, которую она реализовала в отношении российских граждан Северного Кавказа…

Разница лишь в том, что в российском случае привилегии получила только часть граждан РФ, а в иранском все граждане Исламской Республики. Визит Моттаки дал повод СМИ говорить о готовящемся визите президента Ирана Махмуда Ахмадинежада в Тбилиси, а также готовящихся иранских инвестициях в экономику Грузии. Означает ли это поворот в политике Грузии? И что хочет Иран от партнерства с самым проамериканским правительством Южного Кавказа?

Начнем с того, что «вестернизм» Саакашвили всегда носил подчеркнуто утилитарный характер. Ему было интересно НАТО, как инструмент давления на Россию и возможное оружие в процессе «собирания земель». Вряд ли режим личной власти, давление на СМИ и оппозицию, и введение процедуры «честного отъема денег» у олигархов (то есть до судебной процедуры) можно рассматривать, как проявления «западничества». 7 ноября исполняется 3 года с того момента, как Саакашвили не задумываясь применил силу против его оппонентов в центре Тбилиси. Вряд ли образ демократа дополняет и склонность к военным авантюрам, которые Саакашвили предпринимал неоднократно (2004. 2006, 2008 гг.). Таким образом, Саакашвили является «западником» не в силу ценностных оснований, а по прагматическим (и даже циничным) соображениям. Ему нужны финансы и военная мощь, лоббистские структуры и консалтинг Запада, но вовсе не демократия и свобода. Как следствие, отсутствие у него «антииранской прививки», которая есть на Западе (хорошо или плохо это - другой вопрос). Это объясняет тот факт, почему Тбилиси в 2004-2010 гг. старался не порывать отношений с Тегераном. Во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране. Но самое главное – это практически единодушное понимание грузинским политическим классом необходимости установления партнерских отношений с Ираном. По словам бывшего министра иностранных дел и влиятельного эксперта Ираклия Менагаришвили, «мы, естественно, учитываем тот момент деликатности, который характерен отношениям Ирана с международным содружеством, наличие нерешенных проблем в связи с ядерными вопросами и т.д., но, вместе с этим, режим диалога с этой страной никогда не должен прекращаться». Контент–анализ иранских СМИ не входит в число задач настоящей статьи. Однако нельзя не заметить, что в августе 2008 году в иранских изданиях доминирующей тональностью было сочувственное отношение к Грузии, которая слишком доверилась западным политикам и экспертам (впрочем, это не сопровождалось резкими выпадами в адрес России).

Тбилиси также импонирует стремление Ирана поддержать ее территориальную целостность. Исламская Республика не готова к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. В феврале 2010 года с таким заявлением выступил посол Ирана в Москве Сейед Махмудреза Саджади. По словам иранского дипломата, его страна итак сделала все возможное, чтобы адекватно отреагировать на события августовской войны 2008 года: «Мы осудили грузинскую агрессию... и объявили о том, что мы готовы выделить средства на восстановление Абхазии и Южной Осетии. Но признание независимости таких объектов в этом регионе пока не входит в основную политику Исламской Республики Иран». По мнению Сейеда Махмудрезы Саджади, такое решение «провоцирует другие войны и кровопролития». В таких случаях Тбилиси акцентирует внимание только на выгодных ему фразах и оценках. А главное здесь - отсутствие стремление к признанию независимости двух бывших грузинских автономий.

Что же касается Ирана, то его действия на Кавказе по большей части определяются не идеологическим пуризмом, а прагматикой. После завершения «пятидневной войны» и слома старого статус-кво в регионе Иран стал бороться за минимизацию внешнего вмешательства. «Коньком» его внешней политики стало продвижение такого формата безопасности, при котором ключевыми «держателями акций» были бы 3 региональные державы Турция, Иран и Россия, которые могли бы решать все вопросы во взаимодействии с самими странами Кавказа без «привлечения свидетелей» (имеется в виду, конечно же, Запад). Отсюда стремление Ирана установить свое влияние и укрепить позиции внутри стран региона. Как следствие, серьезное продвижение в двусторонних отношениях с Азербайджаном, наращивание и без того неплохих армяно-иранских связей. Теперь пришел черед и Грузии.

Впрочем, к ноябрьскому событию Тегеран продвигался не в один-два прыжка. Была проведена серьезная подготовительная работа. В январе 2010 года глава МИД Грузии Григол Вашадзе посетил Иран, где провел встречи с иранским руководством, включая и президента Исламской Республики. Тогда же была введена в оборот тема безвизового общения между странами. Чуть позже грузинский президент одобрительно высказался по поводу турецко-иранско-бразильского трехстороннего формата, касающегося иранской атомной программы. А это уж слишком явно шло в разрез с позицией США по этому вопросу, для которых призрак «ядерного Ирана» - тема крайне чувствительная. Было бы, между прочим, весьма полезно рассмотреть «потепление» грузино-иранских отношений в контексте улучшения отношений между Минском и Тбилиси. И в одном, и в другом случаях имели место охлаждения отношений Ирана и Белоруссии соответственно с Москвой. В первом случае речь шла о режиме санкций и взаимодействии РФ и США по «иранскому вопросу», а во втором о расхождениях двух союзников по вопросу о признании двух бывших грузинских автономий. И на белорусском направлении у Тбилиси произошел просто разворот на 180 градусов. В августе 2010 года «демократ Саакашвили» назвал грузино-белорусские отношения «блестящими», доказав тем самым, что готов дружить с любым режимом лишь бы тот помогал решать национальные задачи страны. Естественно, в понимании грузинского лидера. Многие эксперты в Грузии пытаются сравнить эту политику с принятыми на Западе внешнеполитическими подходами, например, с реализмом, при котором вопросы идеологии отступают на второй план перед эгоистическими и даже циничными соображениями. Наверное, такая компаративистика имеет свои резоны и доказательную базу. Однако в этом случае надо поскорее отказаться от образа «форпоста Запада» или «движущей европейской силы» на Кавказе. Саакашвили снова доказывает всем, что в постсоветских республиках идеология и ценности отходят на второй план, когда дело касается обеспечения безопасности страны и выживания элиты. От дружбы с Ираном Саакашвили может получить определенные профиты. Эта «дружба» в умелых руках становится предметом шантажа и давления на привычных западных партнеров. Других ресурсов в Грузии не так уж много. Ирану же в условиях растущего внешнего давления нужны новые рынки, новые объекты для вложения инвестиций (Грузии они могут быть интересны, так как финансовая помощь Запада небезгранична, и ее роль будет только уменьшаться). Однако такое прагматичное партнерство хорошо в условиях стабильно функционирующих отношений в регионе и за его пределами. Тогда можно изобретать геополитические качели. Но в условиях более четких выборов придется более четко определять свои приоритеты. И тогда издержки неизбежны.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати