22.12.2010 | Алексей Титков

«Неизвестный русский хулиган – 2»

«Неизвестный русский хулиган» три с половиной года назад стал, если помните, «героем недели» в солидной эстонской «Постимеэс» – после ночи в Таллине, когда горожане начали мстить за Бронзового солдата. Теперь, когда открытое предательство то ли милицейских, то ли прокурорских (разбираться, кто допустил «халатность» и «нарушения процессуальных норм» в деле Свиридова, начнут позже) вывело на улицу людей в Москве, наш герой прошедшей недели может быть назван теми же словами. Хулиган. Русский. Неизвестный.

Хулиган. «Постимеэс» рисовало своего героя плохо скрываемой смесью презрения и страха. В эстонском оригинале определение было даже жестче; «хулиган» - это перевод сглаженный, как бы нейтральный. Для нашего «хулиганы», «хулз» - это звучит гордо. «Юнион» - коллектив, к которому принадлежал убитый Егор «Седой» - тоже звучит гордо, несмотря на спад последних двух-трех лет. Да, опять проиграли главный махач с «Ярославкой» (красно-синие), да, не выехали в Питер на тоже принципиальную встречу с «Мюзик Холлом» (бело-сине-голубые) – но слава, завоеванная за 2000-е годы, сохраняется. «Юнион» - признанный участник из топ-лиги околофутбола, по-своему элитного «бойцовского клуба» фанатов двух столиц и ближайшей провинции.

Хулз – нежелательная для Мутко и «Советского спорта», но, наверно, неизбежная часть фанатской среды, «все равно как армия для страны». В июле, после убийства Юрия Волкова, тон задавала «Фратрия», главное объединение спартаковских «ультрас» - все-таки более мирной части фанатов, для которых главное – активность «на секторе», перформансы во время матча, а не стрелки до и после. Теперь «Фратрия» больше призывала к порядку и спокойствию, а волна пошла от бойцов околофутбола. (Предварительное исследование мобилизации по «делу Свиридова», как информация расходилась с ОФ-форумов на большие фанатские сайты, а оттуда по социальным сетям и дальше, провел интернет-аналитик Алексей Сидоренко. Националисты, по его выводам, тоже что-то распространяли, но сильно уступали по объему аудитории). Разница между июльскими цветами на Чистых прудах и декабрьскими событиями на Ленинградке и на Манеже, кажется, очень наглядная. Усложняет картину разве что соображение, что толчком к декабрьским беспорядкам мог стать, в том числе, июльский опыт: попробовали мирно, по-хорошему – и убийцы с их сообщниками остались безнаказанными.

Русский. С этой характеристикой проще всего: все знают, какие речевки скандировались («А ну-ка, давай-ка!... Россия для русских!...» - такую на лужниковской B-11 заряжали еще в мое время, в перестроечные 1980-е), многие слышали переговоры с площадью начальника московской милиции Колокольцева («Я такой же русский, как и вы»). Можно не повторять и переходить к следующему: что это значит и чего ожидать.

Неизвестный. Я тоже не знаю, куда всё пойдет, надо разбираться, изучать. Сейчас только одно, больше частное, соображение. В политической лингвистике сохранилась история о митинге в негритянском квартале, то ли против мэра города, то ли против Никсона. Выступавший на нем активист-заводила был схвачен полицией за призыв «мы убьем его!» (мэра или Никсона). На суде защите и экспертам пришлось доказывать, что в жаргоне этого черного пригорода «убить» имело не буквальный смысл, а что-то вроде «нанести поражение», «заставить сдаться и отступить». Кажется, удалось, убедили. В нашем случае ключевой эпизод выглядит не менее шоковым: толпа в несколько тысяч, заряжающая скандальную речевку «Е---ь, Кавказ, е---ь!» - что здесь можно добавить? Прежде всего, привычный для скандирующих контекст: «е---ь X., е---ь!» - обычный фанатский клич на матчах, в котором вместо X. подставляется название очередного соперника: «коней», «бомжей», «Марсель» и так далее по календарю. «Кавказ», помещенный в это ряд, тоже вдруг оказывается как бы частью привычного фанатского мира, еще одним из «движей», каждый из которых не дружит с остальными, проявляет агрессию при первой возможности – но, которые, парадоксальным итогом, все-таки признают друг друга одной общностью, живущей по своим жестоким, но все-таки правилам.

Околофутбол, самая проблемная часть фанатской среды, начинался в середине 1990-х с драк «по беспределу», с ножами и арматурой, но со временем обзавелся собственным кодексом «фэйр плей», частных схваток стенка на стенку в примерно равных составах, стал чем-то вроде чемпионата со своими болельщиками, знатоками, обсуждающими итоги очередного «тура». Если в публике, составившей субботний митинг на Манежной, будет преобладать такая, по модели околофутбола, схема оценки последних событий, выйдет, конечно, не праздник мира и дружбы, но и не худший, прямо сказать, вариант. Альтернативой ему – в этой среде, в этих условиях – будут совсем не идеалы гуманизма, а более опасная модель, предлагаемая группировками нацистского толка. В ней тоже предлагаются «спорт» и «соревнование», но уже другого рода, в котором чужие – это «зверьки», объекты охоты, с которыми никаких правил и никаких обязательств. В первой случае прогноз к лучшему все-таки возможен, во втором – исключен. Признаки колебаний, выбора между двумя моделями, обнаруживаются уже сейчас, по итогам Манежки и «Европейского». Не замечать разницу – «в сортах не разбираюсь» - было бы совсем недальновидно. Сила, которая, как выяснилось, может повести за собой немало людей, должна, по крайней мере, перестать быть неизвестной.

Алексей Титков – политолог, доцент кафедры публичной политики Национального исследовательского университета – Высшая школа экономики

Версия для печати