31.01.2011 | Борис Макаренко

Арабская улица не ведет к прогрессу?

Арабская улица наполнилась шумной толпой, требующей перемен. Что вывело на улицы сотни тысяч таких разных людей в таких непохожих странах как Тунис, Египет, Йемен? «Макенаш такаддум» — прогресса нет, ответил мне когда-то лондонский таксист на вопрос, что заставило его, молодого человека с университетским образованием, покинуть родной Алжир. Тот же ответ доводилось слышать в Европе от многих других выходцев из арабских стран, разве что у «восточных» арабов «макенаш» заменялось на «мафиш». Диалекты разные, суть та же: люди с хорошим образованием и жизненными амбициями не находили себя в застойной атмосфере родной страны.

А ведь когда-то все было не так. Полвека назад – в 50-е и 60-е годы прошлого столетия — череда революций и военных переворотов (их непросто порой было отличить друг от друга) прогнала колонизаторов, убрала из власти многих архаичных монархов, земельную аристократию и компрадорскую буржуазию. Арабская улица тогда не свершала эти перемены, но активно поддерживала их. Аграрные реформы и национализированные нефтяные богатства открывали путь к экономическому и социальному прогрессу. Нельзя сказать, чтобы прогресса не было совсем, но на фоне бурного роста многих азиатских стран, с одной стороны, и Европы — с другой, мало кто из арабских стран продемонстрировал что-то впечатляющее в социально-экономическом развитии.

Еще более замороженной – причем намеренно – оказалась политика. Общество становилось все более образованным, рос средний класс, все большее число арабов «познавало Европу», в арабский мир проникало спутниковое телевидение и Интернет с твиттерами и фейсбуками – а политический строй почти во всех арабских странах оставался столь же авторитарным и закрытым, как полвека назад. Конкурентные выборы, свобода слова и прессы – явления почти экзотические для арабского мира. Ливан, где периоды демократического правления сменяются войнами, в том числе – гражданскими. Марокко, где почти абсолютная власть короля уживается с ограниченным, но реальным плюрализмом в парламенте и местных органах власти, конкурентные выборы в Ираке, жизнеспособность которых можно будет оценить только после ухода американских войск, – за этими весьма условными ограничениями арабский Восток остается «зоной, свободной от демократии».

Можно до хрипоты спорить о том, как соотносится демократия и модернизация, политический плюрализм и успехи в социально-экономическом развитии. Не упрощает эти споры и «нефтяной фактор». Экспорт углеводородов (у кого было, что экспортировать) позволял многим арабским странам поднять благосостояние, но он же и консервировал архаичные социальные структуры. И в итоге в последние недели мы видим: в отсутствие демократии протест против курса власти вынужденно становится, во-первых, радикально уличным, во-вторых, требующим ниспровержения правителей. Улица утратила веру, что ее запросы на лучшую жизнь и прогресс могут быть удовлетворены без революции – недобровольного ухода опостылевших правителей. Она стала не пассивным слушателем власти, а творцом судеб страны.

События в Тунисе, Каире и Сане ярко высветили противоречия между прогрессирующим обществом и архаичными политическими режимами. Почему арабские правители оказались столь авторитарными? Причин много, но большинство из них не уникальны для арабского мира. «Нефтяное проклятие»? Да, серьезная причина, но, во-первых, не у всех арабов есть нефть, во-вторых, можно найти примеры стран, живущих на экспортные доходы и при этом демократизирующихся. Культивируемое элитами чувство вечной войны с Израилем и связанное с арабо-израильским противостоянием недоверие Западу как цивилизационной модели? Тоже резонно, но это противостояние не везде ощущается арабской улицей одинаково остро, а заимствования с Запада и контакты с ним в любом случае многоплановы и сильны.

Политическая культура, уважение сильной руки, страх правителей перед утратой власти? Тоже не уникальная причина. Но у арабов есть своя специфика: полвека назад власть легко давалась в руки молодых капитанов (Муаммар Каддафи), майоров (йеменский Али Абдалла Салех), подполковников (Гамаль Абдель Насер), изредка – генералов (Хафез Асад), как правило, «разночинцев» по происхождению, светских прогрессистов, искренне желавших поднять страну. Но придя к власти, все эти правители превратили армию и спецслужбы в мощные репрессивные аппараты, не допускающие «вольностей» в политике. Именно они сцементировали и надолго заморозили политическое развитие страны. Надеяться, что под маршалом Салехом (маршалом был и никогда не служивший в армии Саддам Хусейн) или полковником Каддафи (зачем столь великому лидеру генеральское звание?) будут служить такие же молодые идеалисты, какими были они сами сорок лет назад, было бы, по меньшей мере, напрасным. Даже сегодня Хосни Мубарак (сам четырехзвездный генерал ВВС) назначает вице-президентом и возможным преемником 75-летнего главу спецслужб Омара Сулеймана, а премьером – Ахмеда Шафика, служившего под его командой в ВВС Египта (трехзвездный генерал запаса). Эти назначения четко указывают, что к компромиссу Мубарак не готов: даже не исключая своего ухода, он хочет сохранить и репрессивный характер режима, и собственный клан у власти.

Ну, хорошо. Правители делиться властью с обществом не хотят, а что же общество? Почему оно до последнего времени столь пассивно мирилось с авторитаризмом власти и ее неспособностью вести страну по пути прогресса? Ведь в нем все больше, повторимся, людей образованных и европеизированных. Опросы «Арабского барометра» уже многие годы фиксируют, что до 80% арабских респондентов – за демократию. Причем, половина из них – за демократию светскую, другая половина – за исламскую. Тут-то и зарыта собака. Именно в арабских странах наиболее высока связка фундаменталистского ислама с общественно-политической жизнью, именно тут (не считая Афганистана и Ирана) исламская общественная традиция меньше всего «разбавлена» иными цивилизационными влияниями – кстати, поэтому единственная хоть как-то работающая арабская демократия получилась в Ливане, стране наполовину христианской.

Вот и войдите в положение арабского прогрессиста – вестернизированного человека из среднего класса: он знает, что произошло в начале 1990-х гг. в Алжире, где власти пришлось отменять итоги выборов, потому что на них побеждали исламисты, и за этим последовали кровопролитные беспорядки. Он знает, что такое Хамас в Палестине или Хизболла в Ливане. Он понаслышке знаком с тем, что творится в Иране уже 30 лет, а в Афганистане – при талибах, а не понаслышке — чего хотят духовные лидеры или глубоко религиозные люди в собственной стране. Не говоря уж о «большой политике», ему не хочется отращивать бороду, надевать на жену чадру, отказывать себе в кружке пива (где оно есть). К тому же он точно знает, что на конкурентных выборах власть достанется именно исламистам, а вторых выборов просто не будет никогда, потому что выборы им нужны, чтобы получать власть, а не отдавать ее. А потому до последнего времени такие люди предпочитали правителей, пусть навсегда отставших от жизни, но светских и «придавливающих» радикальных исламистов. Над арабскими прогрессистами, как указывал исследователь этой проблемы американский политолог Ларри Даймонд, довлеет «страх перед радикальным исламом, стоящим за кулисами и готовым выйти на авансцену в случае коллапса нынешнего режима». Та же логика, которой руководствовались несколько десятилетий назад прогрессисты во многих странах Латинской Америки – только они боялись нового Фиделя Кастро или Че Гевары.

Ситуацию изменило сочетание причин: обострение социально-экономических проблем, распространение Интернета как средства социальной мобилизации плюс окончательный моральный износ засидевшихся во власти правителей. Демонстрационный эффект победы тунисского протеста распространился как минимум на Египет и Йемен. Что дальше?

Ситуация на арабской улице остается крайне сложной. Еще не успокоился Тунис: диктатора уже нет, но не восстановлен порядок, не определена судьба выборов или иной легитимации новой власти. Надежду внушает лишь настроенность премьера Мухаммеда Ганнуши на реформы и, кажется, поддержка генералитета. В египетских городах растет число жертв, политический протест все более активно разбавляется мародерами. Карьера Хосни Мубарака явно подошла к концу, но неясно, кто его сменит: «Мубарак-бис» в виде Омара Сулеймана (или такого же генерала) или… или кто? Еще одна проблема авторитарных режимов – отсутствие каналов формирования политических лидеров. Их не видно в Тунисе, в Египте, по крайней мере, есть сильные фигуры, которые сформировались на поле международной, а не египетской политики: бывший генсек МАГАТЭ Мухаммед аль-Барадеи или генсек Лиги арабских стран Амр Муса – но оба тоже уже в преклонном возрасте, да и опыта государственного управления у них нет. Есть и третий вариант – генералы, которым надоел Мубарак (скоро узнаем, есть ли такие в Египте). В Йемене же режим скорее всего устоит, хотя, давно ли такой же прогноз звучал в отношении Египта?

Вторая проблема — какие общественные силы встанут за новыми правителями, особенно, если они пойдут на выборы? В Тунисе мы не замечали в толпе исламистов. В Египте они тоже не на первых ролях (хотя въедливые западные журналисты уже заметили, как на танк на площади ат-Тахрир залезал один из лидеров египетских «Братьев-мусульман» Мухаммед Белтаги). Но я не верю, что всю эту толпу мобилизовал только твиттер: вряд ли там обошлось без невидимых, но работающих как часы исламских «социальных сетей». В случае падения режима исламисты захотят для себя большей роли в политике и общественной жизни. Решения этой проблемы пока не видно.

В-третьих, вспомним старую мудрость: демократия – гарантия не решения проблем, а мирного отстранения правителей от власти. Это важно, когда правитель сам по себе становится проблемой. Но будущее, в том числе судьба прогресса на арабской улице, еще не написано. Разброс сценариев на сегодняшний день предельно широк – от исламистского режима, до военной диктатуры или – в оптимальном случае – начале пути к демократии. Но значение событий, которые мы наблюдаем, нельзя приуменьшать. На арабскую улицу впервые вышли не подданные, а граждане. Этого сдвига уже не отменишь.

Материал опубликован в газете «Ведомости» 31.01.2011

Версия для печати