08.08.2011 | Сергей Маркедонов

«Горячий август» три года спустя: взгляд Дмитрия Медведева

Информационная активность в канун третьей годовщины «пятидневной войны» на Кавказе была ожидаемой. Между тем, следует отметить определенные ее отличия от двух предыдущих памятных дат в 2009 и в 2010 годах. Через год после «горячего августа» большинство экспертов пыталось ответить на вопрос: «Повторится ли российско-грузинский конфликт еще раз?» Иногда стилистика комментариев и оценок напоминала репортажи синоптиков, пытающихся с помощью тех или иных природных и сезонных аналогий предсказать развитие событий. К 2010 году, казалось бы, накал страстей и вовсе упал до нулевой отметки. Стало понятно, что из-за Грузии второй «холодной войны» между Западом и Россией не произошло, а события в Афганистане и в Центральной Азии (дестабилизация в Киргизии) отодвинули Кавказ на задний план…

Тогда разве что визит Дмитрия Медведева в Абхазию (это был первый официальный визит главы Российского государства в республику) вызвал определенный резонанс. Правда, резонанс, не выходящий за пределы Кавказского региона. Как и положено, в этой ситуации, в Абхазии это событие расценили, как новый рубеж в развитии независимой государственности, а в Грузии, как очередное доказательство российской «оккупационной политики» и агрессии.

В 2011 году трехлетие «горячего августа» отмечается более шумно. И на более высоком уровне. Так, 29 июля Сенат США единогласно проголосовал за резолюцию в поддержку «суверенитета и территориальной целостности» Грузии, в которой призвал Москву прекратить «оккупацию грузинских территорий». 1 августа 2011 года уклончивый ответ Владимира Путина относительно присоединения Южной Осетии к России вызвал всплеск интереса на Западе. В его формуле «все будет зависеть от воли осетинского народа» увидели фигуру речи, скрывающую истинные устремления Москвы. И, наконец, 4 августа с детальными разъяснениями подходов Кремля (включая и перспективы Южной Осетии) выступил российский президент Дмитрий Медведев. К его принципиальным тезисам мы вернемся немного ниже, а пока попытаемся понять, почему через 3 года события на Большом Кавказе, случившиеся в 2008 году, обсуждаются более интенсивно, чем, например, год назад.

Причины такой активности, с нашей точки зрения, базируются не только и не столько на кавказском фундаменте. Российская политика по-прежнему представляется Западу, как комбинация со многими неизвестными величинами. А неизвестность - значит непредсказуемость. Отсюда и то повышенное внимание, которое уделяется каждому выступлению представителей «тандема». Не проглянет ли здесь какая-нибудь электоральная перспектива? Так некоторые обозреватели отметили разночтение между Путиным и Медведевым в подходах к Южной Осетии. Путинской уклончивости уже противопоставили тезис президента РФ о том, что никаких юридических и политических предпосылок для вступления Южной Осетии в состав России нет. Что же касается США, то и здесь непростая внутриполитическая ситуация играет значительную роль. Тут и стремление демократов показать себя не меньшими патриотами, чем республиканцы (отсюда и готовность дать понять, что с Москвой партия президента в поддавки играть не будет), и демонстрация «правильной» идеологии (защита «новых демократий»). Но как бы в итоге не складывалось, а кавказская повестка дня оказывается востребованной.

В этом контексте надо рассматривать и интервью Дмитрия Медведева телеканалам «Russia Today», «Первый информационный Кавказский», и радиостанции «Эхо Москвы». Не будем подробным образом пересказывать тезисы главы Российского государства. После 4 августа они широко «разобраны на цитаты», а само интервью опубликовано, как целиком, так и фрагментами. Остановимся на самых, с нашей точки зрения, принципиальных «узлах», помогающих понять, что Москва сегодня считает наиболее важным, обращаясь к событиям трехлетней давности.

Начнем с самого главного, с ответственности за конфликт. И здесь, пожалуй, самой острой проблемой для российской официальной объяснительной модели была (и продолжает оставаться) роль Запада. И в первую очередь, США. На прямой вопрос главного редактора «Эха Москвы» Алексея Венедиктова «Дмитрий Анатольевич, правильно ли я Вас понял, что Вы считаете теперь, что визит Госсекретаря США – это было подталкивание Президента Саакашвили к развязыванию конфликта, что Соединенные Штаты специально двигали в эту сторону?» Медведев ответил следующим образом: «Нет, я так не считаю, потому что Соединенные Штаты – все-таки очень крупная страна, которая возглавляется прагматичными людьми. Но в политике очень важны оттенки и нюансы». По мнению Медведева роль Вашингтона в развитии событий по негативному сценарию была, скорее, косвенной. «Я не считаю, что американцы подталкивали грузинского руководителя к агрессии. Но я думаю, что определенные нюансы, определенные акценты, слова о том, что пора восстановить конституционный порядок, пора действовать более решительно, могли возбудить совершенно очевидные надежды, что при возникновении любого конфликта “американцы нас не бросят, они вступятся, в конце концов, они войну устроят с русскими”». Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Спустя 3 года, после событий «пятидневной войны» Москва признала эту непрямую роль США. Не исключено, что действуй российская пропаганда именно в таком «мягком» стиле в отношении к позиции Запада, многих проблем в отношении со Штатами и Евросоюзом можно было бы избежать. Между тем, в 2008 году США признавались практически главным виновником августовской войны. Грузия же виделась не иначе, как марионетка в руках вашингтонских кукловодов. При таком подходе (как бы парадоксально это ни звучало), львиная доля собственно грузинской ответственности за события в Южной Осетии снималась. Впрочем, американцам (раз уж они, по словам Дмитрия Анатольевича, столь «прагматичные») надо было понимать реальную себестоимость слов о «поддержке друзей» и тех авансов, которые направо и налево раздавались «молодой демократии на Кавказе».

При этом Медведев понимает, что «грузинский вопрос» будет оставаться точкой расхождения между Западом и Россией. Так, говоря о «международном суде» против президента Грузии, он прямо сказал, что не скептически оценивает перспективы такого сценария.

Интересны и те оценки, которые прозвучали из уст Медведева в адрес Саакашвили 4 августа 2011 года. С одной стороны, прозвучали словосочетания, более свойственные Владимиру Путину. Тут и слова о «липком» и «приставучем» политике. О человеке, «не достойном уважения» и «не контролирующем свою речь». Не обошлось и без слов о том, что своей легислатурой Саакашвили обязан Медведеву и России в целом, поскольку взятие Тбилиси не было невозможным для российской армии. Что же, таковы правила, информационной войны, которую Россия и Грузия ведут друг против друга. В этой кампании и российским лидерам сильно достается от оппонентов. Важно иное. Спустя 3 года тональность российского лидера в отношении к Саакашвили более спокойная и не столь эмоциональная. Дмитрий Медведев старается уйти от демонизации грузинского лидера и показать его реальные просчеты, как политика и стратега. Заметим, кстати, что впервые с 2008 года, Медведев назвал Саакашвили легитимным президентом. Сильный ход, учитывая то, что одним из доминирующих мотивов грузинской пропаганды является тезис о том, что Москва не признает действующую власть в Грузии в качестве легитимной.

Среди основных просчетов Саакашвили Медведев называет излишнюю веру в поддержку Запада, и как следствие неготовность обсуждать реальные проблемы с Москвой в то время, когда они еще не превратились в непреодолимые барьеры. Так в ответе на вопрос журналиста «Первого информационного Кавказского» Екатерины Котрикадзе по поводу «зеленого света» американцев на действия Тбилиси, Медведев заметил, что такими данными не располагает, но считает, что американское благодушие укрепило веру Саакашвили в собственный успех.

Важная проблема, затронутая в интервью, это российско-грузинские отношения на сегодняшнем этапе и их перспективы. В этом плане российский президент ничего нового не озвучил. Тот же личностный акцент остался. Пока Саакашвили остается президентом, разговора с ним на официальном уровне не будет. Причина называется вполне очевидная: президент Грузии, начав «восстановление территориальной целостности» поставил под удар российских миротворцев. Кстати говоря, данная тема три года назад совершенно затерялась в разговорах о «руке Вашингтона». Между тем, в соответствие с международно-правовыми нормами (хотя и претерпевшими эрозию и обесцененными донельзя) любое государство имеет право на их защиту. Что, кстати, и подтвердила Комиссия Хайди Тальявини: «Нет и свидетельств, подтверждающих заявления о том, что российские миротворческие подразделения в Южной Осетии грубо нарушали свои обязательства в рамках международных соглашений», а потому «Россия имела право их защитить, применив военную силу, соразмерную нападению».

Как бы то ни было, а «перезагрузку» в отношениях с Тбилиси Медведев видит лишь при условии смены высшего руководителя страны. При этом президент РФ согласился с мнением корреспондента «Russia Today» (и внучки второго президента Грузии) Софико Шеварднадзе о том, что в Грузии не найдутся политические силы, которые согласились бы с сецессией Абхазии и Южной Осетии. Более того, Медведев даже согласился с тем фактом, что разногласия между Москвой и гипотетическими руководителями Грузии возможны. Таким образом, «фактор крови» (которая пролегла между Тбилиси и российскими миротворцами) в отношении к Саакашвили остается доминирующим в восприятии российского руководства. Между тем, вне фокуса внимания оказались те форматы, в которых Москва уже сегодня тем или иным образом контактирует с официальным Тбилиси. Речь идет, в первую очередь о женевских консультациях, в рамках которых представители российского МИД контактируют с представителями грузинской власти. То же касается и переговоров по ВТО, которые в интервью были затронуты, хотя и без детализации. Из слов Медведева можно понять, что Москва может общаться с представителями грузинской власти, но не с президентом Грузии. Еще один парадокс российско-грузинских отношений! Фактически тема ВТО рассматривается Медведевым, как едва ли не единственный путь для нормализации отношений с Грузией. При этом позиция Москвы остается неизменной: политические уступки по статусу Абхазии и Южной Осетии не могут рассматриваться, как «цена вопроса».

Между тем, несмотря на определенное усложнение официальной картинки «пятидневной войны» в целом, и Грузии в частности, многие моменты в интервью президента РФ вызывают вопросы. Так, корреспондент «Первого информационного Кавказского» Екатерина Котрикадзе несколько раз озвучила цифру полмиллиона грузинских беженцев из Абхазии и Южной Осетии. И ни разу эти данные президент России не поправил, следовательно, фактически признал их обоснованность. Однако до двух конфликтов численность грузинского населения на территории Юго-Осетинской автономной области составляло 28, 5 тысяч человек, а в Абхазской АССР - около 240 тысяч (и это с учетом смешанных браков, когда люди, записавшиеся грузинами, вовсе не обязательно покидали республику в 1993 году). Все население довоенной Абхазии (включая русскую, армянскую и абхазскую общину) составляло 525 тысяч человек, а довоенной Южной Осетии 98, 5 тысяч (включая представителей всех этнических общин). Но ведь даже сегодня после всех катаклизмов грузины продолжают проживать в Гальском районе Абхазии и в Ахалгорском районе Грузии, хотя оценки их численности и разнятся. В любом случае мифическая цифра в полмиллиона, запущенная Михаилом Саакашвили и его командой, постоянно кочует из статьи в статью, из интервью в интервью. И было бы крайне важно, если бы эту «занимательную арифметику» подвергали бы содержательной критике. Тем паче, что самого Медведева в ходе августовского интервью пытались «подловить» на несоответствии данных о погибших в Южной Осетии. Думается, его количественные познания в абхазской и югоосетинской демографии помогли бы достойно выйти из щепетильной ситуации. Однако что бы ни говорили противоречивые цифры, а последствия кратковременной войны с долговременными последствиями еще долго будут оставаться в российской повестке дня.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати