20.12.2011 | Сергей Маркедонов

Северный Кавказ в «декабрьских тезисах» Владимира Путина

Интерес к телевизионному диалогу Владимира Путина с «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации», то есть ее «многонациональным народом», еще долгое время будет сохраняться. И дело здесь не в количестве вопросов (их было 88), и не в хронометраже самого общения (оно продолжалось четыре с половиной часа). Выступление Путина, по своей стилистике, было сжатой версией его предвыборной программы. И программа эта была озвучена на фоне растущей общественной дискуссии о путях и перспективах России. Сегодня эта дискуссия (проблематичная, как минимум, при иных результатах парламентских выборов) идет не только на страницах газет или в социальных сетях, но и на улице, свидетельством чему невиданные за последнее десятилетия массовые выступления.

Северокавказская проблематика не была темой номер один в ходе путинского ТВ-общения. Однако российский премьер сделал целый ряд важных выводов относительно ситуации в регионе. В контексте набирающей оборот предвыборной кампании фаворита будущей президентской гонки эти идеи представляют немалый практический интерес. Попытаемся проанализировать содержание «декабрьских тезисов» Владимира Путина относительно самого проблемного российского региона.

Начнем с самой «проблемности» Северного Кавказа во всероссийском масштабе. Она была затронута премьером при ответе на вопрос о возможном вовзращении практики прямых выборов глав регионов РФ. «Сегодняшний способ приведения губернаторов к власти я придумал лично и скажу почему. В начале 2000-х годов, когда полыхала гражданская война на Кавказе, когда губернаторы приходили к власти путем якобы прямых выборов, но на самом деле опирались на криминальные элиты, сосредоточили в руках большую экономическую власть, да еще сидели в Совете Федерации и имели неприкосновенность. С целью прихода к власти не брезговали ничем, опирались на националистические группы и сепаратистов», - такое видение ситуации представил Владимир Путин.

Понятное дело, в своих оценках и комментариях ведущий политик страны не может использовать экспертную риторику, хотя российский премьер обычно любит шокировать собеседников цифрами и фактами. Но при ответе на вопрос о выборах губернаторского корпуса в декабре 2011 года Путин сделал несколько серьезных фактических ошибок, которые, во-первых, отправляют неверные сигналы построенной им «вертикали», а во-вторых, дезориентируют общество.

О чем идет речь? В первую очередь, необходимо подчеркнуть, что на момент сентября 2004 года (то есть рождения инициативы об отмене прямых губернаторских выборов) главы регионов уже не заседали в Совете Федерации. Еще в августе 2000 года, то есть за 4 года до изменения принципов формирования региональной власти, была начата реформа верхней палаты российского парламента. Губернаторов в ней заменили представители от региона (по одному от исполнительной и законодательной власти субъекта федерации). Новый порядок формирования Совета Федерации начал действовать с 1 января 2002 года (в новом составе верхняя палата начала заседать с 16 января 2002 года). Губернаторам же в качестве «утешительного приза» (придуманного, кстати, самим же Путиным) был предложен консультативный орган Госсовет, который был создан президентским указом от 1 сентября 2000 года. То же самое мы можем сказать и об угрозе «сепаратизма» и «гражданской войне» на Северном Кавказе. В течение 1991-2004 гг. нигде на Северном Кавказе кроме Чечни идеи национал-сепаратизма не получили своего развития. Даже разделение некогда единой Чечено-Ингушетии (на момент распада СССР Чечено-Ингушской республики) было во многом продиктовано различным отношением к перспективам вхождения в состав РФ и сецессии. Да, многие выходцы из той же Ингушетии или других республик Северного Кавказа воевали в первую чеченскую кампанию на стороне непризнанной Чеченской Республики Ичкерия. Но такое участие, во-первых, не носило массового характера, а во-вторых, не имело поддержки в самих республиках. Да, этнический национализм в 90-х годах был главным вызовом единству и целостности РФ. Но движение за раздел Кабардино-Балкарии или Карачаево-Черкесии, федерализацию Дагестана или образование Лезгистана шло под лозунгами сохранения российской государственности и базировалось на признании верховного суверенитета России. Заметим также, что многие из националистов и сепаратистов начала – середины 1990-х годов превратились впоследствии в «государственников» и «традиционалистов». При этом доминирующим дискурсом оппозиционной деятельности (включая и политический протест) был светский, а не религиозный дискурс. Что же касается криминальных групп влияния и их участия в борьбе за власть, то это явление в те годы вовсе не было исключительно «кавказским ноу-хау». Вспомним хотя бы одни только «аллюминиевые войны» в Сибири или «борьбу за порты» на Дальнем Востоке.

С середины 1990-х годов на Северном Кавказе о себе заявил радикальный исламизм, а также политический ислам в более умеренных формах. Однако его более активное распространение в западной части российского Кавказа (в восточной части для этого были более глубокие основания) пришлось как раз на период после отмены прямых выборов губернаторов. И связано оно было во многом со схлопыванием светской оппозиционности, поскольку каналы для выхода протестной энергии посредством региональных выборов были закрыты. Борьба же за назначение на пост руководителя региона повелась на непубличном уровне, то есть в среде, где влияние коррупционных механизмов по определению выше. Ярким свидетельством того, насколько такие теневые игры опасны, стала история 2009-2010 года в Дагестане, когда процедура назначения первого лица (названная с легкой руки местных журналистов «президент-шоу») беспрецедетно затянулась. Напомню, что такие акции, как террористическая атака на Нальчик в октябре 2005 года, возвращение практики суицидального терроризма в Чечне, перенос диверсий и терактов за пределы региона (взрывы в московском метро и в Домодедово) произошли уже после изменения практики формирования регионального управленческого корпуса. Самым ярким примером политической дестабилизации в период после отмены выборов стала Кабардино-Балкария, которая в 2010 году по числу терактов опередила Чечню. А ведь в 1990-х годах ее называли «спящей красавицей» Северного Кавказа. При этом ситуация в Дагестане и в Ингушетии не стала многим спокойнее. Напротив, в 2005 году резко активизировалось радикальное подполье в Дагестане, а в 2006- 2007 гг. - в Ингушетии.

Кстати говоря, стоит обратить внимание на то, что в декабре 2011 года ингушская оппозиция, придерживавшаяся ранее светских принципов, сделала сильный дрейф в сторону политического ислама. Обращение в шариатский суд с «иском» против Юнус-бека Евкурова (причина-фальсификация выборов)- ясное свидетельство этого процесса. Обратной связи власти и общества нет, как и нет внятных предложений со стороны Москвы. На этом фоне нарастает радикализм, укрепляются позиции экстремистов. Добавим к этом и своеобразную «русификацию» кавказской проблемы. Рост общественного протеста под лозунгом «Хватит кормить Кавказ!» (крайне опасного для единства) страны стал реакцией части русского общества на отсутствие государственной программы разрешения межэтнических проблем и конфликтов.

Как видим, предложенная в 2004 году инициатива по отмене прямых выборов губернаторов, не привела к чаемой стабилизации ситуации на Северном Кавказе. И не только, она способствовала ничем не мотивированной архаизации общественно-политических отношений в регионах, далеких от Чечни или Дагестана. В самом деле, нельзя же говорить об угрозе сепаратизма в Воронежской или Волгоградской областях, Красноярском крае или на Чукотке?!

Интересна одна деталь телевизионного диалога Владимира Путина. При том, что Северный Кавказ самим же премьером был расценен, как главнейшая внутриполитическая проблема (ведь из-за нее пришлось изменять всю региональную политику!), выходцам из северокавказских республик пообщаться с Путиным не удалось. С огромной натяжкой мы могли бы назвать исключением известного генерала, общественного деятеля, бывшего советника президента РФ Асламбек Аслаханова. Этнический чеченец, человек, неравнодушный к судьбе своей республики и своего народа, он все-таки уже много лет проживает в Москве. Его вопрос был посвящен необходимости создания Министерства по делам национальностей. Однако при ответе на него никакой конкретики от Путина кроме обещания «подумать над этим» мы не получили. И в самом деле, создать любое министерство не так уж и сложно. Любителей «освоить» федеральные бюджеты найдется немало. Намного более важный вопрос - функции будущего органа. Или это будет «регистрационная палата» праздников и фольклорных традиций разных этнических групп, а также ярмарка вакансий для вышедших в тираж республиканских бюрократов. Или же это будет институт, занимающийся формированием единой политической нации. Как говорится, почувствуйте разницу! К сожалению, никакого стратегического видения работы будущего Миннаца не было дано.

Продолжим тему политической нации и единства страны. На эту тему высказался житель Ставропольского края Александр Сыроваткин и косвенно известный кинорежиссер Никита Михалков. И если первый коснулся проблемы взаимоотношения жителей края (в котором находится резиденция полпреда в Северо-Кавказском федеральном округе) с выходцами из Дагестана и Чечни, то второй остановился на конкретной историии одной семьи, столкнувшейся с насилием со стороны кавказцев. И ответы Владимира Путина отправляли слушателям и участникам, непосредственно задававшим вопросы, противоречивые сигналы. С одной стороны, мы услышали, что «…те, кто приезжают из других регионов, в частности с Северного Кавказа, – это граждане Российской Федерации. Мы не можем ущемлять их в правах». Но с другой, прозвучало нечто противоположное: «В крупных городах у нас все больше выходцев из Кавказа... они далеко не вписываются в ту культурную среду, в которую попадают... они не подготовлены. Они тут просто ищут лучшую долю... Выход – это развивать производительные силы на самом Кавказе, экономику, социальную сферу, чтобы людям оттуда уезжать не хотелось». Добавим сюда же слова об ужесточении правил регистрации по месту жительства (то есть фактически прописки), включая и уголовные наказания.

Непраздный вопрос, как развивать эти «производительные силы», не решив социальных проблем региона, не минимизировав терроризм, коррупцию и многие другие политические болезни. Но проблема не только в общественных или политических болезнях. Как иначе реагировать на стремительную урбанизацию в условиях перенаселенности кавказских субъектов РФ кроме, как с помощью трудовой миграции? Понятное дело, многие попытки сделать это были провальными (взять хотя бы опыт переселения ингушей в Свердловскую область). Но какие иные возможности (если не брать во внимание законодательный апартеид) можно предусмотреть для решения этой проблемы? И если иных вариантов нет, то, наверное, премьеру великой державы следовало бы не сетовать на «не вписывающихся в культурный контекст», а подумать, как это «вписывание» облегчить, как снизить его издержки. А еще лучше предложить конкретные программы, поскольку данный вопрос поднимается уже не впервые. Он был уже озвучен и собятиями на Манежной площади, и в ходе акций «Хватит кормить Кавказ». В условиях растущего отчуждения одних граждан страны от других. Что же касается «регистрации по месту жительства», то с популистской точки зрения, может быть, это и выглядит эффектным, только на практике никаких других бенефициариев кроме коррумпированной бюрократии и полицейских от этой инициативы не видно. Не говоря уже о том, что данная мера ударит не только по выходцам из северокавказских республик, но и по другим «регионалам», нацелившимся покорять Москву. И приведет это к еще большей пропасти между столицей и «глубинкой», что опаснее любых «региональных партий», которых так опасается российский премьер.

На ту же самую тему «единства страны» прозвучал и вопрос, зарифмованный с уже известным лозунгом «Хватит кормить Кавказ!». Отвечая на него, премьер не нашел ничего лучшего, чем привести в пример «передовой опыт Чечни». «Совсем недавно Грозный сравнивали со Сталинградом после войны. Ну что, нам надо было оставить Грозный в таком состоянии что ли? Я знаю, что к Кадырову много претензий, но он восстанавливает Чечню, и Грозный восстановил так, как никому не удалось это сделать». При этом ни слова про суть претензий, равно как и про альтернативные попытки сделать процесс восстановления (разве кто-то другой кроме отца и сына Кадыровых пытался восстановить столицу республики?). И здесь помимо всякой воли на ум приходят цифры, показанные Чечней в ходе выборов в декабре 2011 года. На этот раз все партии, принимавшие участие в кампании, совокупно не сумели набрать на территории отдельно взятой республики даже 1 % голосов. Самая яркая демонстрация стабильности! И в контексте других ответов и комментариев Владимира Путина, пронизанных пафосом «стабильности» и «порядка», именно эти данные кажутся намного более важными, чем восстановление «второго Сталинграда».

Таким образом, рассмотрение северокавказской проблематики в «декабрьских тезисах» Путина показывает, что премьер по-прежнему стратегическому видению и пониманию сложных деталей и нюансов предпочитает пиар, яркие хлесткие фразы. В эфире факически не были представлены кавказские граждане России, а в обсуждении самих вопросов Северного Кавказа доминировала некоторая презумпция виновности по отношению к проблемному региону. Риторический вопрос, поможет ли такое видение улучшению ситуации в нем.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати