11.07.2012 | Александр Караваев

«Рахмон» и проблемы российской политики в Центральной Азии

Трения по стоимости аренды и прочим расходам российской базы в Таджикистане (201-я Гатчинская дважды Краснознаменная российская военная база, три гарнизона: Душанбе, Курган-Тюбе, Куляб) понемногу, но поступательно дошли до уровня кризиса. Впрочем, сторонам не привыкать. Конец прошлого года был ознаменован эпопеей задержания транспортного самолета АН-72 российской авиакомпании. Тогда, уже осужденных на 8,5 лет летчиков якобы за контрабанду, по сути, удалось обменять на сына высокопоставленного родственника Рахмона, осужденного в Подмосковье за хранение наркотиков. Конечно, официальная российская и таджикская версии отрицают логику подобной взаимосвязи. Тем не менее, «все, всё понимают».

Российско-таджикское военное взаимодействие всегда проецировало два плана описания. Первый, выглядел в целом радужно и даже оптимистично, второй - туманно и напряженно.

Заметим, что оптимизм всегда присущ пропаганде и официозу. Но сегодня уже не удивляются тому, что оба плана порождают одни и те же источники информации. Скажем, почему СМИ так удивились конфликту вокруг стоимости аренды базы? Потому, что многие российские редакции по этой теме получили из администрации президента сигнал некой уверенности в том, что Медведев обо всем договорился с Рахмоном в ходе сентябрьского визита в Душанбе в 2011 году. Во всяком случае, такая картина была у журналистов «Коммерсанта». Да, конечно, было устное заверение Рахмона в том, что все вопросы мы решим, и в принципе условия Москвы Душанбе принимает. Однако за двадцать лет работы Кремля с Рахмоном, или возьмем хотя бы последние десять лет, иметь устную договоренность – это не иметь ничего. Причем речь не идет только о «хитром и скользком» Рахмоне, или о еще более скользком Каримове. Вообще, если подумать, за путинский период не было ни одного случая «легкой» договоренности по вопросу военного присутствия России на территории своих стратегических союзников, которое бы пролонгировалось совсем безоблачно. Взять хотя бы аренду космодрома Байконур. Исключение составляет разве что Армения, по понятным причинам, и то, даже у Еревана есть свои подводные камни. Таким образом, уверенность Минобороны и Кремля в том, что была якобы достигнута договоренность, что протокол на продление соглашения о размещении 201-й базы после 2014 года будет подписан на российских условиях в первом квартале 2012 года, выглядит как халатность.

Видимо расслабила позитивная фактура. Из чего она состоит? Прежде всего, это договор по аренде земли на 49 лет под комплексом оптико-электронного контроля ближнего космоса «Окно» недалеко от г. Нурек. Второе, это конечно роль самой базы. 201-я база это очень крупный по численности и комплексный военный объект, с понятными и весьма необходимыми стабилизирующими региональными функциями. Причем в самом Таджикистане к факту этого присутствия весьма положительное отношение прослеживается в элите, не говоря о рядовых гражданах и кругах бизнеса. Конечно, есть и критика и даже антироссийские настроения в ряде позиций, но они ни в какое сравнение не идут, например, с украинскими дебатами по базированию в Севастополе - другой крупнейший российский объект, однако теперь уступающей по численности и региональному влиянию своему азиатскому собрату.

Действующее соглашение по аренде было подписано в 2004 году на десять лет. Затем, в августе 2008 года стороны с видимой легкостью, стимулируясь грузинской кампанией, подписали соглашение о расширении военно-технического сотрудничества. Согласно нему Москва получала в пользование аэродром Айни и модернизировала его авиабазу (сдали в эксплуатацию в конце 2010). Кроме того, мы передали Таджикистану часть вооружения 201-й базы, и казалось бы Душанбе смирился с тем, что остается плацдармом РФ на долгие десятилетия…

Третий, момент который «расслабил» Кремль. А куда они денутся, видимо подумали в Москве. По документам “WikiLeaks” в 2006 году Рахмон уже вынужден был отказать Дональду Рамсфельду в дислокации американцев в Таджикистане. Источники указывают, что Рахмон тогда сослался на обязательства перед Путиным. И американцы плотнее обосновались в Узбекистане. Теперь, ситуация вроде бы похожая. Опять же, через “WikiLeaks” известно, что в 2009 году Рахмон еще раз, как и в 2001 году, предлагал свою территорию США, но и в конце 2000-х Вашингтон не ответил внятно, видимо полагая достаточным узбекский «подскок».

Заметим кстати, 2001 год весьма важен для понимания изгибов среднеазиатских линий. Прошел буквально месяц после 11 сентября, и президент Каримов подписывает с Вашингтоном соглашение о базировании в Карши-Ханабад на 25 лет, впоследствии получив за него порядка $0,5 млрд. прямых и косвенных дивидендов. Надо сказать, что для Рахмона успехи узбекской политики (точнее каримовской) вообще показательный пример для ориентации, и даже мотив определенной зависти. Каримов может смело хлопнуть дверью перед носом Путина, поставив того перед фактом по телефону. Захочет, развернется в одну сторону, захочет, через пять лет в другую. Таджикистан по ряду объективно заданных условий этого преимущества не имеет. Однако после 11.09 Рахмон не преминул попытать удачу в новых обстоятельствах и предложил, в ожидании бонусов от столь крупного игрока как США, использовать авиабазу в аэропорту «Кулоб». Вашингтон, тем не менее, выбрал тогда «Манас» в Кыргызтане и упомянутый «Харши-Ханабад».

Что же касается вариантов военных сделок Душанбе с другими игроками, как, например, Китай или Индия, вероятно, они мало волнуют Москву. Военный проект Индии в отношении базы в Айни вообще рассматривается рядом аналитиков как вариант для усиления антиамериканского блока в регионе. Вероятно, все это и стало фоном, затемняющим для Москвы реальные движения в Душанбе. Иначе бы начальник Генштаба Николай Макаров, заявив о приостановке финансирования развития 201 базы, не бросил бы фразу - «Таджикистан вдруг заупрямился…».

Не вдруг! Еще в 2009 году официальные лица в Душанбе высказывали суждения о подъеме стоимости аренды до $100 - $150 млн. в год, затем, к 2010 в качестве отметки для торга уже фигурировала сумма в $300 млн. Кроме того, от окружения Рахмона ни разу не звучало согласие на аренду базы до 49 лет. Максимум 10 лет, и то по формуле пять лет плюс пролонгация. Можно сказать, что по большому счету Россия получила «за так» только комплекс «Окно». По всем другим эпизодам Душанбе требовал оплаты и различных позиций (таковым требованием был и уход российских пограничников с афганской границы, когда Рахмону, по сути, передали часть контроля за наркотрафиком). Душанбе также требует нажима на узбеков по водно-энергетическим проблемам, чего Москва не в состоянии выполнить…

Рахмон прекрасно понимает, что несмотря на всю существенную зависимость от России (а кроме поступлений от мигрантов на Россию приходится 30% импорта в Таджикистан, и значительная зависимость экономики от российских поставщиков по топливу и ГСМ) круг игроков способных платить, и что важнее - с которых можно «состричь купоны» -значительно расширился. Такой ситуации как с комплексом «Окно», оказавшимся в собственности РФ, он будет максимально избегать. Отсюда этот торг – когда «вдруг» возникает более 20 дополнительных требований по условиям аренды. Отсюда и эта фраза министра обороны Таджикистана, брошенная Сердюкову на заседании глав оборонных ведомств СНГ, о том, что таджикская сторона даже не читала российские предложения.

Теперь Таджикистан будет играть по-новому. Как сказал мейханщик на свадьбе в Астаре: «Ты кто такой? До, свиданья».

Очень интересно в Таджикистане усиление позиций Катара. Есть разговоры, что арабское королевство при санкции Вашингтона специально расширяет сферы заинтересованного сотрудничества с таджиками, включая и вопросы занятости таджиков на стройках Персидского залива. Я бы не исключил в будущем сценария, когда исламская монархия типа Катара или Саудовской Аравии начнет проводить свою военную политику в Афганистане и ЦА. Это конечно выглядит сегодня не реально и очень неожиданно, но согласитесь, красиво. Разве мы застрахованы от таких неожиданностей?

Прекрасно известны и куда более долгосрочные игроки. В июне, Китай практически с ходу выдал Рахмону $2 млрд. кредита. Помнится, именно столько Москва обещала вложить в строительство Рогунской ГЭС.

Очевидно, что Пекин втягивает Душанбе в свою хозяйственно-политическую орбиту, начав фактически перерабатывать Центральную Азию. Однако это происходит очень медленно, как питон, поглощающий свою жертву, которая в то время может заниматься большим количеством очень важных дел текущей повестки. Понимает это Рахмон, отдавая Пекину 1% территории страны в памирском высокогорье, или его это будущее не волнует, что скорее, - значения не имеет. К нему не может быть претензий. Он так видит и проводит именно такую, доступную ему политику, а Москве придется иметь с этим обстоятельством дело, вынуждая Таджикистан «кнутом и пряником» оставаться в орбите РФ.

Проблема среднеазиатской политики Москвы в том, что у нас не зафиксированы механизмы «пряников» (т.е. нет обязательных гарантий по внешнеполитическим сделкам, нет четких формул субсидий и дивидендов, лишь косвенные и опосредованные). А также нет ясной силы применения «кнута» (не определенны уровни наказаний и способы принуждения). Был, например, эпизод в январе 2012 года:: Душанбе просил Москву аннулировать экспортные пошлины на светлые нефтепродукты. Речь шла о 600-700 тонн беспошлинных поставок. К аренде базы Москва это не привязала, хотя по ГСМ и топливу у Таджикистана огромная зависимость от России: из-за удорожания бензина и дизеля цены на продукты питания в стране выросли на 60% за два года.

Считается, что таджикские мигранты - это то орудие, которое может обуздать «многовекторные пируэты» Рахмона. Но, откровенно говоря, Москва не очень пыталась использовать миграционную политику. Да, конечно, проводились чистки и кампании, часто в этой связи вспоминают Грузию, или эпизод с самолетами Rolkan Investmens Ltd, тогда было выслано около 150 таджиков. На мой взгляд, учитывая дисбалансы распределения трудовых сил в отраслях российской экономики, помноженные на демографический кризис, а также лоббизм владельцев крупнейших компаний, использующих дармовую силу таджико-узбекских трудовых ресурсов, Путин не решится поступить в отношении Душанбе по аналогии с Тбилиси. Да и ставки не те. Зависимость российского рынка от неквалифицированного труда в сфере услуг и строительстве колоссальна. Таким образом, у нас практически не остается специфических инструментов влияния на политику Душанбе. В арсенале, пожалуй, три комбинации.

Первая - попытаться построить рамки общих взаимодействий с США и Китаем. Иными словами, попытаться условно разделить сферы влияния в Центральной Азии. И закрепиться соответственно более жестко на тех позициях, где мы еще что-то можем. Очевидно, что такая условная граница раздела не может проходить горизонтально по географической территории, скорее она проходит с вертикальными изгибами по сферам экономического и социально-политического влияния на разные круги и отрасли сквозь все государства региона.

Вторая политическая комбинация вытекает из первой – это традиционные инвестиции. Но их должно быть достаточно. Они должны быть направлены и на инфраструктуру (пример: Рогунская ГЭС в пакете с проектом энерголинии «СASA-1000»), и на развитие внутренних рынков, рост внутреннего потребления и экспорт в РФ. Здесь, задача «азиатской политики» Москвы не может отличаться от иной другой постсоветской – нужен специальный институт-инструмент занимающийся выбором целей, распределением средств и фиксацией гарантий безопасности российских инвестиций на местах. Скажем, идея озвученная главой ФСКН Виктором Ивановым о создании Корпорации развития Центральной Азии не плоха, по сути.

Здесь же нужно вспомнить проект, лоббируемый министерством экономики по новому Агентству содействия развитию в СНГ. Но возможно и не стоит плодить ведомства? Достаточно определить задачи и финансирование для модернизированного «Россотрудничества». Агентство традиционно обладает достаточной базой для реализации российской политики, но ее необходимо с толком задействовать. Проблема в кадрах на местах и в финансировании. Конечно, все это отдельная дискуссия. Но факт отсутствия подобного ведомства очевиден.

Третье - системное политическое давление. Рахмон, так же как и Каримов, должны понимать, что Москва имеет арсенал средств для их свержения (даже если их нет в реальности). Причем такая угроза должна быть перманентной. Это стало притчей «во языцах», но не потеряло актуальности – Москве всегда необходимо иметь опору в оппозиции (любого рода, и прежде всего в исламской). Пример свержения Курманбека Бакиева и многозначительного квази-участия в этом процессе Москвы должен быть устрашающим. Однако Москва почти не пугает своих «вечно» правящих лидеров-союзников.

Наконец, четвертый элемент. Об этом можно умолчать, учитывая его полное отсутствие. И тем не менее. Где у Москвы исламская политика? Единственное, что с долей иронии можно представить как светскую исламскую внешнюю политику это редкие зарубежные вояжи Рамзана Кадырова, да и президента Татарстана. Ее нет даже в риторике. Российское исламское образование, российский исламский банкинг, другие социально-практические формы российского ислама – все это не авторитетно в мире ислама и почти не представлено. Понятно, что нет серьезных спикеров российских исламских ценностей, как собственно и самой версии поддержанной властью идеологии. Но существует укорененная несколькими столетиями позитивная практика исламской жизни в России, и констатация вторичного положения российского ислама в сравнении с традиционными исламскими центрами не прибавит конструктива. Если не пренебрегать этой темой, при нужном финансировании и направленности образования российский ислам сможет обрести привлекательное лицо и стать орудием во внешней политике.

Александр Караваев - зам.гендиректора ИАЦ МГУ

Версия для печати