16.10.2012 | Виталий Портников

Сказочный король

Нородом Сианук был сказочным королем. Сказочным потому, что королевский престол Камбоджи был ему всегда мал, он стремился к чему-то гораздо большему – особой политической роли в регионе, месту «отца нации», подтвержденному не королевскими регалиями, а народной любовью. Он стал королем французского владения в 19 лет и его восшествие на престол одобрил – подумать только – еще маршал Петен, глава вишистского руководства Франции. Возглавив борьбу своего народа за независимость, он быстро отказался от трона в пользу своего отца – и стал преуспевающим политическим деятелем левого толка, лидером самой большой в стране партии, другом соседних социалистических стран – Китая, Вьетнама и Северной Кореи…

На сотрудничество с Китаем он будет ориентироваться всю оставшуюся жизнь и даже умрет – что символично – в Пекине. Еще одной столицей, в которой он проводил годы изгнания – или годы лечения – был Пхеньян. И это при том, что сами коммунисты относились к нему насторожено. Когда военная верхушка во главе с премьером генералом Лон Нолом свергла Сианука, предоставившего Ханою базы на собственной территории, китайцы фактически заставили его объединиться с «красными кхмерами». А когда возглавляемый Сиануком лишь формально Национальный единый фронт занял Пномпень, закрыли глаза на домашний арест своего друга-принца и создание в Камбодже радикального коммунистического режима, пытавшегося на практике осуществить маоистскую идею «большого скачка» и погубившего миллионы людей, в том числе большую часть семьи Сианука. Тем не менее, именно он оказался на трибуне Генеральной ассамблеи ООН после вьетнамской оккупации страны, и именно он оказался символом сопротивления новой власти, ориентировавшейся на Ханой и Москву и оказавшейся неприемлемой ни для Пекина, ни для Запада.

Трудно сказать, откуда нашлись силы у этого уже пожилого человека, преданного союзниками и пережившего столько смертей и что было главным мотором его борьбы за возвращение и уход вьетнамцев – осознание своей миссии, желание взять реванш за провал в предыдущей войне или же просто понимание того, что без него камбоджийцы не примирятся и будут воевать целую вечность. Вернувшийся на родину после гражданской войны и национального примирения, он вновь стал королем на целое десятилетие. Но он не ошибся: король в Камбодже – меньше, чем король. Власти больше не было. Ему пришлось играть роль национального символа, почти божества, в то время как премьер-министр Хун Сен, возглавлявший страну и в эпоху вьетнамского доминирования, отстроил и укрепил режим своей собственной власти, оттеснив на переферию и сторонников двора, и «красных кхмеров». Современная Камбоджа остается Камбоджей Хун Сена – с той только разницей, что двор нового короля Нородома Сихамони занимает в ней достойное церемониальное место, а вождям «красных кхмеров» пришлось предстать перед трибуналом. И, тем не менее, эта Камбоджа будет хоронить Нородома Сианука не просто как бывшего монарха, а как эпоху, как бога, как того, кто всегда – и в годы собственного правления, и в годы генерала Лон Нола, и в годы Пол Пота, и в годы вьетнамской оккупации – отождествлялся со страной.

Ответить на вопрос «почему?» в коротком прощальном тексте не так-то и просто. О Нородоме Сиануке написаны беллетристические работы и научные исследования, в которых авторы пытаются найти ответ на этот вопрос на сотнях страниц. Сильным политиком он, пожалуй, не был – слишком увлекался левыми идеями, пытаясь совместить их с монархией, не просчитывал последствия собственных шагов, зависел от личных симпатий, да и вообще воспринимал политику как некую форму творчества. Не случайно он, как и затем Ким Чен Ир, увлекался кинематографом и снял несколько десятков кинофильмов по собственным сценариям, а в некоторых снимался и сам. И еще неизвестно, что же увлекало его больше – политика или съемочная площадка. Но все это не очень важно. А важно какое-то особое обаяние, которое ощущалось в этом человеке с молодых лет, а накануне его 90-летия – он, собственно, не дожил до него всего несколько дней – воспринимается еще и как обаяние эпохи. Именно с эпохой своего непростого и трагического взросления прощаются сегодня камбоджийцы.

Виталий Портников - публицист

Версия для печати