11.02.2013 | Игорь Бунин, Алексей Макаркин

Непрочное основание консервативной идеи

Консервативная волна, которая захлестывает современную Россию, не могла бы начать движение без общественной поддержки. Население в большинстве своем одобряет принятие законов, направленных на противодействие «иностранным агентам» или борьбу с «американским усыновлением». Равно как и до сих пор не принятый закон об ужесточении ответственности за оскорбление чувств верующих также получит общественную поддержку — в прошлом году с ним были готовы согласиться 82% опрошенных ВЦИОМом. Если же власть захочет ввести цензуру в интернете, то, как свидетельствует прошлогодний опрос «Левада-центра», она может рассчитывать на поддержку почти двух третей населения.

На первый взгляд кажется, что большинство населения настроено реакционно и власть, инициировавшая консервативную волну, может чувствовать себя спокойно. Пусть даже этот курс носит в стратегической перспективе тупиковый характер — по аналогии с попытками брежневского руководства СССР использовать последние годы высоких нефтяных и газовых цен для того, чтобы попытаться законсервировать политико-экономическую систему, отторгая реформаторский курс и все более вступая в конфликт с модернистскими группами общества. Только тогда открыто против власти выступали немногочисленные диссиденты, а многие сочувствующие им ждали перемен, считая, что лбом стену не прошибешь. Сейчас же на улицы выходят десятки тысяч людей, открыто выражающих свое недовольство и уже получивших опыт гражданской мобилизации по разным вопросам — от глобальных до относительно локальных (сбор средств и подписей в интернете). А у их единомышленников, считающих такие методы неэффективными, есть возможность уехать за границу (таким образом, динамичные и самостоятельно мыслящие граждане оказываются невостребованными в своей стране).

Но и в наши дни, несмотря на масштабные изменения, произошедшие за последние десятилетия, аналогия с позднебрежневским периодом не выглядит полностью беспочвенной — повадка власти и элиты осталась сходной, несмотря на рыночную экономику, многопартийность и идеологическое многообразие. Страх перед изменениями, связанный с желанием сохранить статус-кво, избежать нежелательной конкуренции, является сильным стимулом для того, чтобы попытаться «подморозить» политическую систему.

На самом деле опора на консервативные настроения как в позднесоветское, так и в нынешнее время носит непрочный характер. Представляется, что россиянин, на которого стремится опереться власть, жаждет уюта. Он травмирован бурными перипетиями 90-х гг., но не только. Многие современные реалии вызывают у него напряжение. Ему не нравится частая реклама на телевидении, не к месту прерывающая любимый советский фильм. В то же время он склонен верить телевидению, когда оно обличает оппозиционных лидеров в порочащих связях с заграницей. Рутинное для столичных политиков дело — посещение американского посольства — для большинства россиян является чуть ли не доказательством изменнических планов (они сами американских дипломатов видели разве что в шпионских сериалах). Пляшущие девушки в храме вызывают у них резкое отторжение, а когда им объясняют, что эта акция является частью зловещего плана по подрыву стабильности в стране, то уже 43% (по данным «Левада-центра») недовольны приговором Pussy Riot из-за его мягкости (какая там «двушечка», если речь идет об обрушении исторических основ, на которых держится страна!).

Картина мира такого россиянина — это уютный домик, в котором нет никаких раздражителей: ни мигрантов, говорящих на непонятном языке, ни сексуальных меньшинств на экранах телевизоров. Где дети не могут, зайдя в интернет, увидеть неподходящую для них информацию. Где младшие с уважением относятся к старшим. Где исторические традиции и религия большинства пользуются покровительством со стороны государства (но при этом «Основы православной культуры» для своих детей выбирает меньшинство россиян — хотя бы теоретическая возможность ухода любимого чада в монастырь вызывает у многих неприятие). В этом мире люди хотят жить не лучше, чем их соседи, а «не хуже», без больших амбиций, со стремлением не к активной (но и нередко рискованной) экспансии, а к тому, чтобы не выглядеть аутсайдерами по сравнению с ближайшим окружением.

Понятно, что уютный домик — это мечта о психологическом комфорте в современном продуваемом всеми ветрами мире. Надежды на такой уют играют в предпочтениях людей немалую роль, однако лишь в ситуации относительной социально-экономической стабильности, когда люди могут найти немного времени, чтобы подумать о проблемах, не относящихся к их текущей деятельности. Если же ситуация ухудшается, то приоритеты меняются — по аналогии с теорией предельной полезности, когда в относительно благоприятной ситуации можно подумать о покупке в кредит новой стиральной машины, а когда прижмет, то остаются деньги только на еду и коммунальные услуги (и хорошо, если кредит выплачен).

В этом случае политические симпатии и антипатии будут определяться совсем иными приоритетами, без которых невозможна даже иллюзия уюта. Это претензии к власти в связи с неэффективностью управления и системной коррупцией. Это неприятие непопулярной политики в области образования, здравоохранения, ЖКХ, которое пока носит характер ворчания, но постепенно усиливается. При этом значимость этих приоритетов и сейчас является куда более высокой, чем тех, которые сегодня выдвигаются на первый план во время консервативной волны. Тот же социологический опрос, который зафиксировал жесткую позицию россиян в защиту религиозных чувств, показал, что абсолютное большинство респондентов ни с какими безобразиями подобного рода лично не сталкивались. И другие темы, в настоящее время раскручиваемые с той или иной степенью активности (например, инициированная в очередной раз дискуссия о переименовании Волгограда в Сталинград), также не воспламеняют общественное мнение.

А реакция на вопрос об усыновлении вообще во многом зависит от того, с какой стороны к нему подойти. Если задать прямой вопрос об одобрении соответствующего закона, то большинство отвечает положительно (по данным «Левада-центра», 51% против 30%). Но стоит социологам в рамках этого же опроса обратить внимание на то, что речь идет об ответе на акт Магнитского, как лишь 37% считают такую реакцию в той или иной степени адекватной. А когда граждан спрашивают о приоритетах, то вне конкуренции уже сейчас оказываются социальные (67%) и экономические (62%) вопросы (для сравнения: престиж и международный авторитет страны выделяют лишь 15%). Добавим к этому результат еще одного недавнего опроса «Левады»: 80% считают, что дело Сердюкова — это проявление всеобщего разложения и коррумпированности власти. А 69% в той или иной степени согласны с утверждением, что нынешнее руководство страны, стремясь удержать власть, опирается только на лично преданных ему людей, закрывая глаза на их преступления или позволяя им незаконные способы обогащения (полностью не согласны с этим всего 2%).

Если негативная для власти тенденция будет нарастать, то консервативная волна может превратиться в политическое цунами, только в противоположном направлении. Другое дело, кто окажется в результате в выигрыше — нынешняя оппозиция, которая наработала за последний год немалый опыт (как положительный, так и отрицательный), или же часть властной элиты, способная использовать популистские лозунги для того, чтобы не просто уцелеть, но и укрепить свои позиции. Или же речь может идти о комбинации обоих вариантов, как в начале 90-х гг. В любом случае об уютном домике, в котором можно переждать бурю, российскому обществу приходится лишь мечтать.

Игорь Бунин — президент Центра политических технологий

Алексей Макаркин - первый вице-президент Центра политических технологий

Статья опубликована на сайте vedomosti.ru 11.02.1013

Версия для печати