30.07.2013 | Сергей Маркедонов

Южная Осетия и Россия: ждать ли объединения?

Президент Южной Осетии Леонид Тибилов выступил с заявлением, в котором он подчеркнул, что не исключает такой возможности, как объединение его республики с субъектом РФ Северной Осетией под эгидой России. По его словам, этот шаг отвечал бы требованиям осетинского народа. И если бы такое объединение в ближайшей перспективе состоялось бы, то он считал бы свою политическую миссию выполненной.

«Июльские тезисы» Тибилова подстегнули дискуссию по поводу возможного геополитического расширения России. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что югоосетинский лидер озвучил свою идею незадолго до очередной, пятой по счету годовщины «пятидневной войны», сломавшей старый статус-кво на Южном Кавказе. В какой степени мнение Тибилова отражает реальную готовность, как Кремля, так и руководства частично признанной республики к изменению сегодняшнего статуса Южной Осетии? Можно ли видеть за ним некое «прощупывание почвы»? И не противоречит ли оно медленной и противоречивой нормализации российско-грузинских отношений? Тем паче, что такая опция, как восстановление прерванных дипотношений время от времени озвучивается не только экспертами, но и официальными представителями.

Начнем с того, что никаких америк президент Южной Осетии не открывал. Югоосетинское национальное движение еще со времен поздней «перестройки» последовательно выдвигало объединительную идею. При этом речь шла о двойном объединении- с Северной Осетией и с Россией в целом. Еще 12 января 1992 года, когда этнополитический грузино-осетинский конфликт был в разгаре, прошел референдум по вопросу о выходе Южной Осетии из состава Грузии и ее объединении с Россией. И отнюдь не случайно то, что Дагомысские соглашения 1992 года предполагали включение представителя не только РФ, но Северной Осетии в состав Смешанной контрольной комиссии, ответственной за недопущение новых инцидентов и урегулирование противостояния. Впоследствии уже в период «разморозки» конфликта предшественник Тибилова Эдуард Кокойты обращался с заявлениями в две палаты российского парламента (июнь 2004 года) и в Конституционный суд РФ (март 2006) о необходимости признания Южной Осетии частью России. В последнем случае Кокойты даже ссылался на «исторические свидетельства», а именно на прецедент 1774 года, когда осетинские земли вошли в состав Российской империи, после чего «никуда из нее не выходили». Сейчас не будем разбирать правовую и историческую корректность подобных обоснований. Российская федерация нигде не фигурирует, как правопреемник Российской империи, а вопрос об инкорпорировании отдельных территорий - тема не статьи, а серьезной монографии. Зафиксируем лишь тезис принципиальной важности. Идея объединения с Россией ставилась в Южной Осетии, как стратегическая задача едва ли не с самого начала конфликта с Грузией. В отличие от Абхазии, где национально-государственный проект видится в качестве приоритета, в Южной Осетии самостоятельная государственность рассматривается не столько, как конечная цель, сколько, как инструмент для освобождения из-под юрисдикции Грузии.

Да, в республики есть сторонники самостоятельного политического бытия вне состава и Грузии, и России. Однако на сегодняшний день они не составляют того критического большинства, которое позволило бы говорить о принципиальной корректировке югоосетинского выбора. При этом сторонники самостоятельности совсем не отрицают необходимости российских (а не натовских или каких-то иных) гарантий безопасности. Впрочем, любые иные альтернативы было бы смешно обсуждать сегодня просто в силу их отсутствия. Сколько бы ни разочаровывались американцы или европейцы в личности президента Михаила Саакашвили и в целесообразности проводимых им реформ, они поддерживают территориальную целостность Грузии. При этом, если за Абхазией представители экспертных и политических кругов США и ЕС готовы видеть хотя бы какой-то, пусть и незначительный потенциал для самостоятельности, то для Южной Осетии никаких перспектив они не наблюдают. Так, по словам шведского эксперта Сванте Корнелла, «различия между двумя территориями очень важны. В то время, как грузины признают за Абхазией возможного собеседника, в ситуации с Южной Осетией...признание попросту невозможно». По мнению специалиста из Фонда Карнеги (Вашингтон) Томаса де Ваала, «почти невозможно вообразить, чтобы они вошли в ООН, как независимые государства. Если говорить о населении, то Южная Осетия почти в 20 раз меньше, чем Северная, небольшой малоизвестный автономный регион РФ. Абхазия имеет больше признаков государственности, но страдает от базовой для любого государства проблемы - низкой легитимности, так как за более чем 40% ее грузинского населения, проживавшего там до 1993 года (с частичным исключением Гальского района), не признаются основные права».

В самом деле, у Южной Осетии намного менее выгодное географическое положение (нет выхода к морю и перспектив развития курортного сектора за исключением возможностей для горного туризма). Нет и диаспоры, позволяющей при определенных возможностях диверсифицировать внешние контакты (как это происходит с Абхазией и ее диаспорой в Турции). При этом никакой «Северной Абхазии» в составе РФ не существует, а значит, и нет столь мощного естественного магнита и стимула к объединительным проектам. Все эти причины вкупе с фактором демографии (немногочисленное население и риски выезда активной его части в Северную Осетию) делают шансы на самостоятельную югоосетинскую государственность крайне незначительными. Впрочем, тут стоит оговориться особо. Все эти низкие потенциальные возможности не означают легкости решения грузино-осетинского конфликта и не свидетельствуют в пользу того, что в отличие от Абхазии двери в Грузию для Южной Осетии широко открыты. В самом деле, до мая 2004 года возможности для «возвращения» теоретически оставались. Однако «разморозка конфликта» вместе с выталкиванием непризнанной республики из грузинского экономического пространства, проведенного Михаилом Саакашвили и его командой с помощью закрытия Эргнетского рынка (и других аналогичных возможностей) накрепко привязан Цхинвали к Владикавказу и к Москве.

И сегодня важно понять, готовы ли асимметричные партнеры сделать «последний и решительный шаг» навстречу друг другу. Два года назад уклончивую попытку ответа на этот вопрос предпринял Владимир Путин. Он заявил тогда, что Москва поддержала республику в августе 2008 года, и не оставит ее в будущем. Конечно же, прозвучали церемониальные слова о воле и устремлениях осетинского народа. Однако ни до, ни после конкретных сроков такого объединения не называлось. И вряд ли, как минимум, до сочинской олимпиады 2014 года, они будут названы. Просто потому, что кавказская политика рассматривается не как «вещь в себе», а в рамках более широких контекстов. Ведь что бы ни говорил Владимир Путин или отдельные депутаты российского парламента про США и «коварный Запад», Кремль не хотел бы наращивания конфронтации. Признание государственности двух бывших автономий Грузии простить могли. При всей неоднозначности восприятия российских действий пятилетней давности политики и политологи в США и странах ЕС прекрасно осознавали и ответственность Тбилиси за поражение и утрату территорий, и тот факт, что эта утрата де-факто случилась задолго до «горячего августа» 2008 года. Но одно дело - некий ответ на грузинские действия и даже признание двух утраченных Грузией автономий, а совсем другое - присоединение земель, считающихся формально частями другого государства. Думается, что такие действия могут раскрутить маховик нового противостояния с Западом. Тем паче, что и помимо Южной Осетии острых противоречий в отношениях накопилось немало. В июле 2013 года сенатор-республиканец от Южной Каролины Линдси Грэм призвал к бойкоту зимней Олимпиады. И хотя его коллеги по цеху (среди которых был даже такой известный «ястреб», как Джон Маккейн), а также спикер Палаты представителей Джон Бейнер, Национальный олимпийский комитет США и администрация не поддержали данную инициативу, симпотиматично, что именно этот американский политик был одним из главных разработчиков проекта резолюции в поддержку Грузии (июль 2011 года). И в случае обострения ситуации, эта идея при определенном стечении обстоятельств может быть «положена на стол» для обсуждения. Таким образом, нагнетание нового противостояния не слишком интересно Москве. Тем паче, что и Грузия уже не собирается бойкотировать игры, а прагматизация двусторонних отношений с Тбилиси без резких движений и прорывов интересам Кремля отвечает. К тому же и без формального вхождения Южной Осетии в состав РФ у Москвы есть много инструментов для обеспечения своего интереса в республике и на Кавказе в целом. Другой вопрос, что далеко не всегда она ими умело пользуется, вспомним хотя бы историю с последними выборами президента Южной Осетии.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати