23.10.2013 | Сергей Маркедонов

В поисках адекватного языка описания и объяснения

Не успели утихнуть страсти после массовых беспорядков в Бирюлево, как очередная варварская террористическая атака в Волгограде подняла новый всплеск дискуссий и обсуждений вокруг пресловутого национального вопроса. Проблемы миграции и терроризма, конечно же, можно при остром желании связать в один узел, хотя эти взаимосвязи далеко не всегда будут прямыми. И это притом, что внешняя (приезд и пребывание иностранных граждан) и внутренняя миграция (перемещение россиян в пределах своей страны) сильно отличаются и требуют к себе индивидуального подхода. Однако в массовом сознании и среди политиков велик соблазн объединить эти сюжеты в рамках более крупной проблемы, такой как национальная идентичность.

Остроты ситуации добавляет тот факт, что после распада СССР не только бывшие союзные республики, но и Россия не завершили идентификационные поиски. Старая советская шинель (из которой вышли все новые независимые государства) уже не согревает. Но и сегодня, через два десятилетия после подписания Беловежских соглашений практически никто из некогда «дружной семьи народов» не может похвастать наличием собственного хотя бы греющего тулупа, не говоря уже о модной дубленке или шубе. При такой ситуации любое прямое или косвенное проявление этнического или религиозного фактора провоцирует не только массовые выступления, но и бурные дискуссии в различных форматах. И споры эти тем острее, чем невнятнее и молчаливее власть. Хотя, честно говоря, иногда создается впечатление, что лучше бы она была немой, как рыба, поскольку представления иных чиновников о том, «как нам обустроить Россию» немногим отличаются от иных примитивных или упрощенных стереотипов. Инцидент в Бирюлево и теракт в Волгограде до предела актуализировали такие сюжеты, как миграция и положение дел на Северном Кавказе. И споры вокруг них до предела обнажили дефицит адекватного понимания российского национального вопроса.

В рамках небольшой статьи невозможно провести глубокий контект-анализ содержания статей, выступлений, блогов или записей в социальных сетях хотя бы за последние пару недель. Спору нет, такое исследование было бы очень востребовано (желательно бы не только научными кругами, но и властями). Но рассмотрение нескольких стереотипных конструкций, повторяющихся изо дня в день и не встречающих серьезной и аргументированной критики, было бы крайне необходимо. Увы, при наличии серьезных академических специалистов, знающих публицистов и популяризаторов налицо дефицит спокойного и взвешенного анализа. Между тем, внесение успокоения в «кипящие умы» необходимо не столько для того, чтобы показать невежество иных дилетантов, рассуждающих о «вещах космического масштаба с космической же глупостью», а для того, чтобы актуализировать формирование адекватного языка объяснения и описания сложнейших проблем. Касающихся всех и каждого, поскольку без формирования общей политической идентичности страна превратится в нечто существующее лишь на бумаге.

Это пугающее слово «диаспора»

Начнем, пожалуй, с диаспоры. Это слово в последние недели прочно обосновалось в топах информационных агентств и газетных статей. Впрочем, мода на него пришла далеко не вчера. Как справедливо констатирует известный специалист по миграциям, профессор Иркутского университета Виктор Дятлов, СМИ и представители власти очень часто пытаются придать этому понятию статус квази-государственного образования. Его рассматривают, как нечто органическое, некую спаянную структуру, объединяющую представителей того или иного этноса едва ли не в целостную вертикаль. Отсюда мы видим такие формулировки, как «азербайджанцы контролируют рынки», «армяне доминируют в гостиничном бизнесе», «власти заключили соглашения с диаспорами». При этом мало кто обращает внимание на то, что термин «диаспора», обозначающий часть народа, проживающего вне страны своего происхождения, неприменим к представителям граждан РФ из Северного Кавказа и Поволжья (подавляющее большинство чувашей, чеченцев, народов Дагестана не имеют другой родины и другого гражданства, кроме гражданства российского). Однако словосочетания «чеченская диаспора» продолжают переходить из статьи в статью.

Между тем, и с т.н. «внешними диаспорами» не все так однозначно. Если говорить об их «единстве» и «сплоченности». После Бирюлева в центре внимания оказались азербайджанцы. Однако здесь мы, как минимум, можем говорить о гражданах трех стран (РФ, Азербайджан и Грузия - из региона Квемо Картли приезжают азербайджанцы, составляющие в ряде населенных пунктов большинство). Особая статья - дагестанские азербайджанцы, являющиеся шестой по численности группой в самой крупной республике Северного Кавказа. Похожая ситуация и с армянами, имеющими значительную общину в грузинском регионе Самцхе-Джавахети, не говоря уже о «большой Армении», непризнанном Нагорном Карабахе и потомках переселенцев на Дон или Ставрополье, чьи предки обосновались там в 18-м столетии. Этнические узбеки также могут представлять помимо «своей республики» еще и Киргизию, и Казахстан.

Не менее разнообразны и общины внутренних мигрантов из Северного Кавказа. Среди них могут быть сторонники суфийского ислама, а также салафиты, начиная от умеренных критиков «официального духовенства» до религиозных радикалов. Нередко они находятся друг с другом в намного более сильной конфронтации, чем с русскими или представителями других этнических групп некавказского происхождения.

И, конечно же, стоит понимать, что у представителей различных этнических групп (как граждан РФ, так и иностранцев) разное социальное происхождение, уровень достатка и материальных благ. И вряд ли работник овощебазы может по этому критерию сравниться с Вагитом Алекперовым или другими капитанами полиэтничного российского бизнеса. И было бы наивным считать, что простой торговец или дворник относится к «своему» олигарху лучше, чем к собрату по метле или ящику славянского или тюркского происхождения.

Властям удобно выстраивать отношения с т.н. Национально-культурными автономиями. Их лидеры, что называется, на виду. Они, как правило, занимают «правильную позицию» по поводу голосования на выборах, демонстрируют лояльность и готовы при удобном случае осудить экстремизм со стороны «своих». В таком случае легко ставится «галочка». «Коренные» демонстрируют мускулы, а «приезжие» вежливо соглашаются на некие «нормы и правила поведения». Но при этом мало кто задается вопросом о подлинной цене этой игры в лояльность. И дело не в том, что общественные активисты лицемерят или кого-то покрывают. Проблема в том, что у них нет возможностей для того, чтобы контролировать поведение «всех своих», тем паче приезжающих издалека и зачастую не готовых «светиться». Какой бы авторитет ни был у общественников, они не могут подменить собою власти. Задача национально-культурной автономии не может заключаться в приватизации функций сыска и миграционного контроля. За это отвечают совсем другие люди. В противном случае само государство толкает к созданию параллельных структур, в которых принцип коллективной ответственности выходит на первый план, подменяя ответственность личную и гражданскую.

Игра с цифрами

Каждый день мы слышим пугающие цифры, призванные показать просто шокирующие масштабы «незаконной миграции». Однако, как и в случае с «диаспорой» понятие «нелегальный мигрант» требует своего прояснения, как минимум. Как можно считать нелегалом гражданина страны, у которой с Россией есть безвизовый режим? Если мы будет применять такие критерии, так окажется, что и наши сограждане, совершающие поездку к тетке в Днепропетровск, тоже являются нелегалами. Между тем, многие таджики и узбеки, армяне и азербайджанцы, молдаване и украинцы приезжают в Россию, имея на это право. Другой вопрос, если выйдет закон, вводящий для них ограничения или полный запрет. Но пока что правовая база РФ позволяет пересечения границы без визы представителям большинства республик бывшего СССР. Что же касается найма на работу, то эта проблема имеет к миграции уже не прямое, а косвенное отношение. И касается не столько пересечения границы и соблюдения режима, сколько относится к проблемам трудовых отношений, уплаты налогов, ведения бизнеса. Не вдаваясь в подробности «трудового» сюжета, следует отметить, что данные о том, кто въезжает в страну и выезжает из нее относительно несложно фиксировать пограничникам. И ФМС РФ эти данные имеет, они не составляют особого секрета. Согласно им, в России находится порядка 2, 3 миллиона выходцев из Узбекистана, 1, 4 миллиона украинцев, чуть более миллиона таджиков, 620 тысяч азербайджанцев, 553 тысячи казахов.

Стоит также обратить внимание, что значительный «исламский вал» компенсируется представителями «христианских народов» (1, 4 миллиона выходцев из Украины, 529 тысяч - из Молдовы, 339 тысяч - из Армении и 300 тысяч из Белоруссии). Это к вопросу о грядущей тотальной исламизации России, хотя отношения мигрантов-казахов или узбеков к исламской религии - тема отдельного исследования, не говоря уже о том, что среди азербайджанцев есть как сунниты, так и шииты, а среди выходцев из Таджикистана помимо суннитов есть и памирцы, являющиеся шиитами-исмаилитами. При этом 29% от общего числа мигрантов остаются в РФ более одного года, 10%- в пределах одного месяца, а 61 % (!)- от месяца до года.

Наверное, данные ФМС могут (и должны) быть предметом обстоятельного изучения и критики. Но именно критики и изучения, а не подмены мифическими, взятыми с потолка пугающими цифрами, не имеющими серьезного обоснования и не основанными на каких-либо исследовательских методиках.

«Демографическая безопасность»

Отдельная тема - демографическая угроза. Российское экспертное сообщество, выросшее из поверхностного марксизма (иногда, кажется, что лучше бы оно оставалось марксистским, чем превратилось в шаманов от геополитики и конспирологии), нередко стремится к поиску универсальных отмычек для объяснения всего и сразу. На смену общественно-экономическим формациям и перманентной классовой борьбе пришли идеи столь же перманентных «цивилизационных конфликтов», предполагающих ту же всеохватность. И для успеха «своей цивилизации», естественно, необходимо количественное доминирование носителей «своих признаков». Отсюда и педалирование темы нарастания «исламской опасности» на фоне демографического кризиса у славян. Интересный парадокс. Не буду произносить здесь конкретные фамилии, но среди профессиональных ненавистников России эта идея пользуется не меньшим успехом, чем у поборников «русской идеи» в ее, скажем так, жестких интерпретациях. Между тем, при реальном столкновении с действительностью этот алармизм также не выдерживает критики. Так, если численность этнических русских за 2002-2010 гг. сократилась на 4, 2%, то численность двух крупнейших российских «мусульманских групп» (татар и башкир) соответственно на 4, 39% и 5, 31%. И хотя население регионов Северного Кавказа продолжает расти, темпы этого роста от переписи к переписи замедляются. Если между переписями 1989 и 2002 гг. численность аварцев (самого многочисленного дагестанского народа) увечилась на 270 457 человек (!), то между 2002 и 2010 гг.- всего на 97 617.

Схожие тенденции мы видим и у даргинцев (соответственно приросты на 156 808 человек и 79 230 человек), ингушей (197 948 человек и 35 317).

Более очевидной реальностью становится переход жителей российского Кавказа к т.н. «малой семье». Уровень рождаемости (то есть среднее ежегодное число рождений в течение года на 1000 человек населения), а также суммарный коэффициент рождаемости (среднее число рождений у одной женщины за всю ее жизнь) в целом по стране медленно, но выравнивается. Проблема в том, что свой демографический «транзит» Северный Кавказ делает с некоторым опозданием по сравнению с другими частями России. Это опоздание касается и урбанизации. Во многом сегодняшняя Махачкала, а также Грозный, Нальчик повторяют опыт Москвы и других крупных городов центральной России или республиканских столиц бывшего СССР 1920-1930-х годов.

И проблема для Российского государства состоит не столько в некоем «физическом взрыве» разноэтничного населения, сколько в интеграции представителей различных народов и регионов в общероссийский социум, начиная от университетов и средних школ и заканчивая армией, силовыми подразделениями и администрацией. Опять же, эти проблемы не сводятся к «демографической угрозе» и не решаются путем прописок, регистраций и других апартеидных технологий. Напротив, сдерживание переселения (из сельской местности в города и из городов «своих республик» по остальной России) ускоряет этнополитические проблемы и угрозы.

Израиль нам поможет

Исследователи сегодняшней российской ксенофобии фиксируют: антисемитизм вытесняется другими образами врагов. На первое место выходят «кавказцы», «среднеазиаты», «мигранты. Более того, современные отечественные поклонники «русской чистоты» охотно апеллируют к израильскому опыту. Тут и «бульдозерная тактика», и жесткие превентивные удары по террористам, и акции возмездия, как внутри, так и за пределами государственных границ. Спору нет, у Израиля есть чему поучиться и в плане технической оснащенности армии, спецслужб, и в плане их выучки и профессионализма, и в плане действенного, а не показного патриотизма. Однако все эти моменты не должны затмевать главного - политических целей и задач. А они у России и Израиля различны. Для Еврейского государства нет необходимости строить гражданскую нацию, у него иные идейно-политические основы. Кому-то они могу нравиться, у кого-то вызывать тошноту, зависть или ненависть. Но они таковы, в то время как для России строительство «русского» или «православного государства» будет означать серьезную трансформацию ее нынешних границ.

Для реализации обоих указанных проектов нет ни ресурсов, ни движущих сил (оставим в стороне кухонное или телевизионное пикейно-жилетство). Решительно не годятся и рецепты Израиля, примененные в свое время в секторе Газа или на Западном берегу реки Иордан. Просто потому, что израильские политики не видели необходимости в интеграции этих территорий, а их оккупацию рассматривали, как защитную меру, оправданную соображениями национальной безопасности. Квинтэссенцией израильской политики в отношении занятых территорий стали слова Маше Даяна, обращенные к арабской общественности: «Мы не просим вас полюбить нас. Мы хотим, чтобы вы позаботились о своих (курсив мой - С.М.) согражданах и сотрудничали с нами в восстановлении их нормальной жизни». Но Россия рассматривает дагестанцев, ингушей, чеченцев, черкесов, карачаевцев как граждан РФ, а не как «иных сограждан». Другой вопрос - качество российской политики на Северном Кавказе. Но при всем при этом, Москва не ставит такой стратегической цели, как размежевание и временную (пускай и долгую оккупацию).

Следовательно, и тактика антитеррористической борьбы здесь должна обогащаться, скорее за счет иного опыта (британского в Северной Ирландии, испанского в стране Басков, французского на Корсике). Это не значит, что противостояние террористам должно быть беззубым. Просто оно немыслимо без привязки к общим стратегическим задачам развития страны. Впрочем, а разве другие проблемы можно решать дискретно и без понимания, в каком направлении мы движемся? Риторический вопрос. Пока же в поисках этого маршрута следовало бы договориться о базовых понятиях и терминах и прекратить по поводу и без оного играть с примордиалистским дискурсом, пафос которого нацелен на биологизацию этнополитических процессов, а также превосходство пресловутого «голоса крови» над индивидуальной ответственностью.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати