11.11.2013 | Александр Караваев

Карабахский конфликт: будет ли «окно» для мирного сценария?

На прошлой неделе состоялся первый, после серии выборов в Армении и Азербайджане странах, визит сопредседателей Минской группы ОБСЕ в Ереван и Баку. Американский сопредседатель Джеймс Уорлик, недавно назначенный на эту должность дипломат, на своей странице в Твиттере так описал первые впечатления: «После встречи с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым я верю, что можно устроить первый за более, чем два года саммит с президентом Армении». В принципе, с ним можно согласиться, определенный повод для дипломатического оптимизма имеется.

Организация личных переговоров Алиева и Сарксяна не бог весть какое достижение для МГ ОБСЕ, тем более ее могут желать и сами президенты, учитывая появления новых факторов по региональной конъюнктуре, в целом, и нагорно-карабахскому конфликту, в частности. Решение Армении о присоединении к Таможенному Союзу, определенная позитивная стабилизация российско-азербайджанских отношений – все это несколько меняет контекст. Но, другое дело, что последует за этой встречей?

Карабахское уравнение в какой-то степени можно представить функцией треугольника, где несколько раз встречается переменная неизвестная, принадлежащая России. Решение, конечно, будут определять для себя Баку и Ереван. Но от того как поступит Россия в этом конфликте зависит очень многое, а именно условия для преимущественной реализации того или иного сценария. Их диапазон, от напряженного ожидания и холодного военного противостояния отдельных выстрелов до активных боевых действий, зависит от активности Москвы. Раньше этот тезис выглядел более рельефно, затем, когда появился новый контекст взаимоотношений России и большого Запада, он стал размываться. А в последние годы, после своеобразной «инфильтрации» конфликта в широкую региональную повестку ближневосточной и каспийской стабильности, это утверждение выглядит не столь очевидно. Но, тем не менее, это в значительной степени так и есть. Ереван и Баку очень пристально смотрят на Москву, в различной степени зависимости и связанности рук. Отсюда, из этой точки, будет продуктивно сделать небольшую ретроспективу и посмотреть, как изменилась позиционная расстановка в конфликте за последние двадцать лет.

Во-первых, неизменными константами присутствует цикличность событий потепления и охлаждения интереса к конфликту, соответствующая политическим ритмам Баку и Еревана. Второй момент связан с перманентной конкуренцией между Россией и США за влияние на участников конфликта, притом что МГ ОБСЕ, пожалуй, единственный формат на постсоветском пространстве, где Москва и Вашингтон являются институциональными и юридическими партнерами в миротворчестве. Третий момент - консерватизм элит и национал-популистов, блокирующих решения, достигаемые на уровне президентов Армении и Азербайджана.

Двадцать лет назад, 3 октября 1993 года Гейдар Алиев был избран президентом Азербайджана. Практически сразу его основная ставка была сделана на Москву, и, более того, возник благоприятный момент для переговоров об окончании войны. Алиев не только «вернул» Азербайджан в СНГ, но и предложил более широкую программу интеграции взамен на давление в направлении Еревана. Речь даже шла о сохранении кириллицы в азербайджанском алфавите. Такое, пусть и символическое предложение, и тогда и теперь, может обрадовать часть российского истеблишмента. Внутри Азербайджана также была масса позитивных ожиданий от возвращения столь опытного политического тяжеловеса. Шанс достичь компромисса имелся, благодаря возможности «скинуть» ответственность за военные поражения на предыдущий режим (что собственно не было преувеличением реальности).

В свою очередь, президент Армении Левон Тер-Петросян, пожинавший тогда горькие плоды экономической изоляции страны и оказавшийся под огнем критики, содержавшейся в четырех резолюциях ООН, очевидно, хотел заключить мирный договор. Британский политолог Томас Де Ваал в своей известной книге приводит слова армянских политиков, указывающих, что после армянской атаки на Кельбаджар весной 1993 года Тер-Петросян неодобрительно относился ко всем наступательным операциям армянских вооруженных сил за пределами Карабаха. Сказывалось начало международного давления на Армению, и ,возможно, он действительно устал от масштабных военных действий. Но конфликт уже приобрел собственную инерцию, и Тер-Петросян просто утратил контроль над армянской военной машиной. Окрыленные успехами на фронте, карабахские армяне стали действовать более агрессивно и самостоятельно. Сам же анклав по словам Де Ваала «превратился в маленькую Спарту, где все взрослое мужское население служило в армии». Как бы там ни было, благодаря серии взаимных военных атак, фактически оккупированной оказалась вся юго-западная часть Азербайджана, за исключением Зангеланского района с тридцатитысячным населением, оказавшемся в котле, близ проходящей южнее границы с Ираном. В конце октября наступление с двух сторон, - из Нагорного Карабаха и из Армении, смело и Зангелан. Взятие Зангелана фактически завершило рисунок оккупированных территорий Азербайджана или, как называют их в Армении, - «зоны безопасности» вокруг Карабаха.

Что мы имеем на сегодняшний день? Ильхам Алиев получил новый мандат доверия на очередной президентский срок. Но должен его подтверждать и укреплять, поэтому ему необходим сдвиг в карабахском вопросе. Перестановки в армейском корпусе Азербайджана, для ряда комментаторов, указывают на предвоенное усиление дисциплины и мобилизационной готовности офицерского состава. Да, азербайджанская армия модернизируется, но пока трудно делать выводы в отношении ее военного применения. Ильхам Алиев, как и его отец, далеко не самый первый сторонник войны у себя в стране. Его скорее нужно назвать пацифистом с большой буквы, учитывая реалии общественного мнения, готового идти на войну хоть завтра, и согласный с ним настрой части элиты.

Положение Сержа Сарксяна отчасти напоминает ситуацию первого президента Армении. Возникшая волна критики по поводу разворота Армении в сторону евразийской интеграции на самом деле сравнительно слабый удар по его режиму, гораздо сильнее то, что он не может показать возможность вписать безопасность Карабаха в новый расклад. Москва может и будет гарантировать его личную устойчивость и экономическую стабильность элиты, а также, физическую безопасность Армении, однако, эти гарантии вряд ли распространятся на сам Карабах. Остается двусмысленность, которая не снимается официальными интервью или даже заявлениями российских военных (см. интервью «Красной Звезде» командующего российской базой в Армении).

Если раньше Ереван мог маневрировать в этом вопросе, ссылаясь на интересы и пожелания США и ЕС, в определенном смысле оказывая давление на Москву своим возможным «бегством» на Запад, то теперь, возможности армянского маневра ограниченны прокрустовым ложем российских интересов. Привязка Еревана к контексту отношений между Москвой и Баку стала на порядок сильнее. Конечно, это имеет и обратную сторону, усиливая своеобразную симбиотическую зависимость Ереван-Баку именно через Москву. Во всяком случае, главный приз – сделать Степанакерт стороной в переговорах, вряд ли получится без какого-либо размена. А может, не получится вовсе, учитывая, что придать международный статус Карабаху не сумели все эти двадцать лет. Москва не стремится расшатать статус-кво, постоянно, на уровне официальных лиц и нот МИД, указывая, что выступает за территориальную целостность Азербайджана.

Теперь, собственно, о России. Все эти годы, наша страна - единственная держава, способная быстро направить миротворцев в зону конфликта. Слово «держава» здесь не случайно. Пожалуй, только в этой точке на постсоветском пространстве Москва до сих пор сохраняет подавляющее преимущество влияния. Раньше это было куда жестче и очевиднее. В 1993 году Кавказ и Россия все еще были частью единого экономического пространства: все говорили по-русски, и даже телефоны старой правительственной связи все еще обеспечивали прямую связь с Москвой. Правда, наиболее чувствительные вопросы конфликта тогда решались не силами МИД, а скорее принуждением со стороны генералов Министерства обороны. Теперь экономические связи вписаны в глобальный контекст, но доминанта Москвы не потеряна. Прерогатива принятия и контроля решений перекочевала в аппарат президента Путина, и он вряд ли упустит инициативу. Россия остается единственным посредником с механизмами военного давления и экономического управления. Фактически, какие бы варианты размещения между армянскими и азербайджанскими позициями «разъединительных сил» не рассматривались, Россия - единственная страна, которая может осуществить подобное развертывание за сутки.

До сих пор ходят разные версии-предположения об участии российских военных на противоположных сторонах конфликта (например, в Армении предполагают, что Азербайджан получал военную помощь от России зимой 1993-1994 годов). Но, в частности, весной 1993 года Россия настаивала на том, чтобы Армения вернула Кельбаджар.

История с попытками Кремля убедить элиту двух стран в необходимости компромиссов происходила несколько раз. Итогом для одних стали потери в политическом влиянии, для других - распад команды. Тер-Петросян ушел в отставку, когда карабахская военная элита отказалась принимать его мирные предложения. Затем и Роберт Кочарян, также не сумел убедить свой клан в необходимости уступок. В Азербайджане Гейдар Алиев не нашел аргументов для продавливания среди чиновников и политиков необходимости компромиссов. Все это усугубилось тем, что разрыв между риторикой и реальным ходом переговоров нарастал с каждым годом. Теперь, на нынешнем этапе Зангеланский район мог бы стать предметом торга по возвращению части территорий Азербайджану, в обмен на открытие коммуникаций с Арменией. Несмотря на практику заселения буферной зоны сирийскими армянами, эти районы пустуют, таким образом, пока можно обойти возможные конфликты при взаимодействии двух общин.

Считается, что уверенность в безопасности дает военный контроль над территорией. Но фактическая деградация региона не может вселить уверенность в долгосрочной эффективности выбранной тактики обеспечения безопасности. Куда надежнее, с точки зрения стабильности, ясные параметры, достигнутые в соглашении, и при необходимости, гарантированные внешними миротворцами…

Согласно общедоступной информации, встречу Алиев-Саргсян планируется провести где-то к концу текущего года, начале следующего. После переизбрания Ильхама Алиева и выбора Сарксяном интеграционного вектора, наступает своеобразный период затишья, в который политические элиты стран не подвергаются сильному психологическому давлению и в состоянии более свободно принимать решения. Над элитами нет напряжения, начинается период затишья, в рамках которого можно реализовывать новые шаги.

Экономическая интеграция Армении может стимулировать ряд подвижек. России нужна экономически более сильная Армения с перспективой развития. Поэтому какой-либо экономический вариант постепенного разрешения конфликта выглядит более предпочтительно, и что важно, вполне управляемо.

Конечно, нужно признать, что конфликт, в силу диаметральной противоположности позиций сторон, уже вошел в категорию сильно затянувшихся, трудно решаемых этно-территориальных противостояний, как кипрский, арабо-израильский и др. Они десятилетиями остаются неурегулированными. Усложняется все тем обстоятельством, что сегодня априори невозможны какие-то новые подходы, которые будут затрагивать глубинные корни пропагандистского настроя в Армении и Азербайджане, систему «калибровки» гражданского общества по этой теме. Более того, в двух станах при обсуждении карабахской проблемы ставятся разные акценты. В Армении, например, это народ, проживающий на территории Нагорного Карабаха. В Азербайджане это сами территории и беженцы. Но если постараться, можно найти смежные подходы путем диалога. Москва пытается периодически реанимировать диалоговые инициативы, последний раз это озвучивал Михаил Швыдкой в ходе Бакинского международного гуманитарного форума. Но пока, все это очень зыбко.

Поэтому, на мой взгляд, единственная перспектива для начала мирного процесса это «сделка» на самом верху, оформленная при посредничестве Кремля. По большому счету, не имеет значение, договорятся ли стороны о введении российских миротворцев в будущую демилитаризованную зону. Важно обеспечить некий материальный и политический фон процесса. Вероятно, что Баку будет вынужден оплатить «издержки» армянской стороны, путем внесения своеобразной финансовой гарантии, например, в виде инвестиций в инфраструктуру России. Затем, возможна передача Азербайджану некоторых населенных пунктов вблизи линии соприкосновения, которые попросту пустуют. Взамен, Азербайджан может пойти на уступки: предоставить доступ к некоторым своим транзитным инфраструктурам. Во всяком случае, РЖД и Роснефть могут обеспечить первые торгово-экономические контакты между Азербайджаном и Арменией. Дело за малым – решиться. Как показывает опыт, такой сценарий для своей реализации требует тишины, не публичности, отсутствие общественного обсуждения. Возможен ли такой формат для Армении и Азербайджана – не берусь ответить. Но решение Сержа Сарксяна о Таможенном Союзе было именно в таком стиле.

Александр Караваев – научный сотрудник Института экономики РАН

Версия для печати