24.11.2014 | Марина Войтенко

Мировая торговля – новые вызовы

Опубликованная на минувшей неделе статистика свидетельствует о продолжении тенденции к снижению объемов внешнеторгового оборота РФ, первые признаки которой появились еще в конце прошлого года.

Положительное сальдо торгового баланса ($12,953 млрд.) и даже его рост на 5% были поддержаны опережающим сокращением импорта (-5,8%[1]) по сравнению с экспортом (-1.2%). При этом поставки за рубеж топливно-энергетических товаров – главной экспортной позиции России (71%) – упали на те же 1,2 процента. Значительную роль в этом сыграла нефтегазовая составляющая (общий вес в российском экспорте 43,2%). Сырая нефть потеряла 5,2%, газ – 8,8%. И, судя по всему, причина тому вовсе не только в слабой экономической динамике и геополитической напряженности.

Согласно базовому сценарию Международного энергетического агентства, в 2013-2040 годах средние темпы мирового потребления энергоносителей составят 1,1% в год (в том числе для развитых стран – 0,1%, для развивающихся – 1,7%). Причем наиболее быстро будет расти спрос на энергию из возобновляемых источников (3,5% в год), на нефть и газ его темпы много ниже – 0,5% и 1,6%. Физические же объемы российского экспорта нефти и нефтепродуктов будут снижаться (в среднем на 0,6% в год), а увеличение экспорта газа (1,5%) – несколько отставать от скорости общего расширения рынков «голубого топлива».

Мировому рынку энергоресурсов предстоит и реструктуризация: в настоящее время в Азии продается менее половины добываемой нефти, к 2040 году доля региона превысит две трети. Цены на нефть в базовом сценарии МЭА стабильны до 2017 года (около $100 за баррель в ценах 2013 года), затем медленно растут на фоне увеличения издержек добычи в странах – не членах ОПЕК до $132 за баррель к 2040 году. Диапазон ценовых колебаний к этому базовому тренду в других сценариях МЭА – от «-$32» до «+$23».

Ощущения начала нового длительного тренда цен на сырье усиливается сдержанными ожиданиями главных игроков этих рынков. Все больше высказываний о том, что «век» стабильно высоких цен на железную руду, черные металлы, уголь, серебро, золото и даже медь уходит в историю.

Так, по оценкам HSBC, производство железной руды, перевозимой морем, в этом году превысит потребление на 100 млн. тонн, тогда как в 2013-ом разница была на уровне 16 млн. тонн. По прогнозам Citi, цены на железную руду, составляющие около $70 за тонну на спотовом рынке Китая – основного потребителя этого сырья, в 2015 году могут опуститься ниже $60 за тонну. Новые дисбалансы отмечаются и в «Обзоре мировых цен на золото, медь и серебро» PricewaterhouseCoopers.

Понятно, что все это самым непосредственным образом сказывается на добывающих странах, необходимость качественных улучшений в управлении активами и повышения эффективности затрат для которых становится архиважной задачей. Не случайно все чаще финансовые аналитики рекомендуют инвесторам «держать ликвидность и искать новые точки роста» с учетом очевидной перспективы наступления непростых времен для ресурсных экономик.

В полной мере это касается и России. Так, в ближайшие годы добыча нефти, по оценкам Минэнерго, стабилизируется на уровне 506-520 млн. тонн (сейчас около 525 млн. тонн). В МЭА уверены, что для этого потребуется до 2040 года не менее $1 трлн. инвестиций в отрасль. Оценка, по сути, не оспаривается и в Правительстве РФ. Вместе с тем, все более очевидна невозможность обеспечить такие объемы в рамках существующей модели экономики. Уже состоявшееся падение цен на нефть (почти на 30%) способно снизить темпы российского ВВП-2014 до 0,3%, а ВВП-2015 отправить в отрицательную область. В этих условиях проведение структурных реформ ставится безотлагательной необходимостью. Причем в ходе этого процесса придется очень скрупулезно учитывать и изменения в мировых трендах, начало смены которых обнаруживается уже сейчас, дабы по максимуму использовать все открывающиеся возможности.

Понятно, что торможение роста paxeconomica и геополитическая напряженность оказывают давление и на международную торговлю. В конце октября Всемирная торговая организация существенно понизила прогноз по ее росту – на 2014 год с 4,7% до 3,1%, на 2015-й – с 5,3% до 4% – при среднем за последние двадцать лет тренде на увеличение в 5,3% ежегодно. Тем не менее, среднесрочная и долгосрочная перспективы, по мнению большинства аналитиков и участников рынков, выглядят намного лучше для тех, кто уже готовится к оживлению бизнеса как в развитых, так и на развивающихся странах. Согласно последнему прогнозу британской инвестгуппы HSBC, мировая торговля имеет все шансы вернуться на устойчивую траекторию роста уже в 2016 году, а к 2030 году ее объемы увеличатся более чем втрое.

Сбываемость прогнозов, однако, самым тесным образом будет зависеть от развития содержания международной торговли, на радикальные перемены в котором все чаще обращают внимание эксперты в различных странах. В связи с этим весьма примечательной выглядит анонсированная на минувшей неделе статья «Замедление торговли» из декабрьского выпуска журнала МВФ Finance and Development[2]. Ее авторы (аналитики из Фонда и Всемирного банка), констатируя в 2012-2013 годах рост мировой торговли (менее 3%) более медленными темпами, чем у глобальной экономики в целом, задаются закономерным вопросом – как можно объяснить этот факт. Тем более, что долгосрочный средний темп торгового оборота между государствами в докризисный период (1987-2007 годов) достигал 7,1%, а в последний раз скорость общемирового ВВП опережала его 40 лет назад.

Самое простое объяснение, отмечается в статье, - это длительная рецессия в Еврозоне и текущий крайне слабый рост. В 2012 году импорт в ЕС-18 сократился на 1,1%, в 2013-ом вырос лишь на 0,3%. Между тем, на этот регион приходится треть всего объема мировой торговли. Стало быть, причина общего замедления в понижательной фазе циклической динамике евроэкономик. Простота аргументов, тем не менее. вовсе не означает их истинности. Иначе говоря, помимо очевидных факторов делового цикла все сильнее действуют обстоятельства структурного характера.

Один из признаков тому, подчеркивают аналитики, – почти не меняющиеся с 2005 года (за исключением 2008-2009 годов) соотношения импорта к ВВП в США и Китае. При этом выход этих показателей на «плато» сопровождается снижением долгосрочной эластичности торговли по доходам, то есть, при повышении последних в мире на 1% темпы прироста международного торгового оборота сокращаются с 2,2% в среднем в 1990-е годы до 1,3% в 2000-е.

Причина такого вялого «ответа» на рост доходов коренится в переменах содержания торговых потоков. Речь идет, прежде всего, о взрывном расширении объемов «глобальных цепочек поставок» (global supply chains, их еще называют «цепочками добавленной стоимости»), когда финальный продукт создается в рамках отношений производственно-технологической кооперации, охватывающих порой десятки стран. Естественно, поставки узлов, деталей и комплектующих не связаны напрямую с потребительским спросом. К тому же «глобальные цепочки» ведут к увеличению в структуре торговли доли услуг производственного, финансового и маркетингового характера и требуют для своего поддержания в «рабочем» состоянии, а тем более для развития, все больших инвестиций. Помимо этого немалая и растущая часть доходов в мире направляется в операции на финансовых рынках.

Заметим, что бурное развитие «цепей» (на некоторых рынках сложного машиностроения, авиационной и транспортной техники, включая производство автомобилей, а также средств связи и электронных коммуникаций их доля уже составляет 60-70%), существенно трансформируя содержание торговых потоков, до сих пор плохо улавливается традиционной внешнеторговой статистикой[3]. Не дотягиваются до этой новой реальности и действующие нормы и правила ВТО.

Поэтому далеко не случайной представляется, например, констатация из принятого на саммите «Большой двадцатки» в Брисбене (15-16 ноября) «плана действий»: «Проводимая нами политика должна в полной мере использовать изменения в динамике торговли. Продукция теперь «сделана в мире», и импорт существенно сказывается на способности стран к конкурентоспособному экспорту. В условиях когда цепи поставок работают через рынки сразу многих стран, внутреннее регулирование сказывается на решениях компаний инвестировать средства в ту или иную страну, вести торговлю, создавать рабочие места. Эффективные услуги транспорта и логистики могут помогать компаниям конкурировать в мировых цепочках создания стоимости».

В переводе на язык практических действий это наряду с противодействием протекционизму («цепи» с ним как-то не уживаются) означает постоянное присутствие вопросов внешнеторговой политики в повестке, согласованных стратегий экономического роста, направленных на увеличение темпов общего ВВП G 20 на 2% к 2018 году. Среди конкретных направлений (о чем прямо сказано также и в коммюнике лидеров по итогам саммита в Брисбене): укрепление ВТО в ее способности противостоять текущим и будущим вызовам, возобновление переговорных процессов в рамках Дохийского раунда (прежде всего, по торговле продовольствием), открытие рынков (по принципу – импорт как основа будущего экспорта) и, наконец, повышение прозрачности и взаимодополняемости двусторонних, региональных и многосторонних соглашений, которые должны содействовать укреплению системы международной торговли.

Актуальность последнего пункта, заметим, значительно выросла в последнее время по мере усиления тенденции к заключению как двусторонних договоров о режимах свободной торговли, так и продвижения проектов создания соответствующих зон для целых макрорегионов мира. Это, например, Трансатлантическое партнерство в торговле и инвестициях (по сути зона свободной торговли между США и ЕС) – переговоры могут быть завершены уже в следующем году. И, конечно же, идея создания Азиатско-Тихоокеанской зоны свободной торговли (АТЗСТ[4]), берущая начало в принятых еще в 1994 году Богорских целях АТЭС, согласно которым свобода торговли и инвестиций между странами региона должна быть достигнуто к 2020 году. Несмотря на принятую на ноябрьской встрече лидеров стран АТЭС «дорожную карту содействия продвижению АТЗСТ[5]», перспективы реализации замысла выглядят достаточно непростыми, поскольку впереди либо сближение двух альтернативных проектов (АСЕАН + 6 и Транстихоокеанского торгового партнерства), за которыми стоят Китай и США, либо выбор между ними с вероятным риском раскола региона на торговые блоки. При этом четыре страны (Япония, Южная Корея, Австралия и Новая Зеландия) продвигают свои интересы в рамках обеих инициатив. В начале ноября Китай заключил соглашения о свободной торговле с Австралией и Республикой Корея. Наблюдатели видят в этом некий шанс достичь, в конечном счете, компромиссного решения для всего региона.

Вызовы, продиктованные переменами в содержании мировой торговли, напрямую качаются российской экономики, к тому же уже столкнувшейся с неустойчивостью перспектив углеводородного экспорта. При этом негативные последствия складывающихся общих трендов усугубляются не только санкциями со стороны Запада, которые, вероятно, будут действовать довольно продолжительное время, но и скромным удельным весом страны (пока!) в потоках на Восточном треке – доля РФ в торговом обороте АТР едва дотягивает до 2%. Помимо этого все более очевидно отставание национального бизнеса в участии в глобальных «цепочках» добавленной стоимости. Между тем, именно в них берет начало сегодня становление рынков завтрашнего дня на основе новых товарных продуктов и сервисов. Шансы для такого прорыва все еще есть, хотя время работает против. Тем не менее, неотложные задачи перепозиционирования России в глобальном хозяйстве лишь добавляют аргументов к необходимости новой программы социально-экономического развития на основе внутренних структурных реформ.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] При этом поставки из-за рубежа машин и оборудования сократились на 7,3%, а доля этой инвестиционной составляющей импорта в общем его объеме снизилась на 0,7% – с 48,3% до 47,6%.

^[2] Cristina Constantinescu, Aaditya Mattoo, and Michele Ruta (IMFand WorldBank)«Slow Trade» in Finance & Development, December 2014, Vol. 51, No. 4

^[3] Для более полного учета движения товаров и услуг в globalchains предлагается построение (с последующим регулярным обновлением) трансграничных межотраслевых балансов «затраты-выпуск». Один из главных пропагандистов идеи – бывший глава ВТО Паскаль Лами. В реализации замысла сделаны пока лишь первые шаги. Такие балансы, например, подготовлены в Японии для «цепочек» в сфере услуг в регионе ЮВА.

^[4] В изучении вопросов создания этого формата свободной торговли в АТР будут участвовать все страны (21) региона, лидеры которых подписали общий итоговый документ саммита. На долю этих государств в настоящее время приходится около 53% мирового ВВП, 40% населения и 44% объема мировой торговли.

^[5] Одновременно, как «Приложение В» к декларации лидеров стран, ими был подписан и «Стратегический план действий АТЭС по содействию развитию глобальных стоимостных цепочек и профильному сотрудничеству», включающий помимо улучшения условий торговли вопросы инвестиционного климата, расширения практики государственно-частных партнерств, совершенствования статистики и др.

Версия для печати