23.04.2015 | Сергей Маркедонов

Панкиси: зона особого внимания

«Внимание нашего правительства к Панкиси удвоено и учетверено. Мы обращаем максимальное внимание на ущелье». Процитированные выше слова - фрагмент из выступления премьер-министра Грузии Ираклия Гарибашвили. В ходе очередного заседания правительства 14 апреля 2015 года он уделил особое внимание проблеме безопасности этого грузинского региона.

И для такого отнюдь не праздного интереса есть немало оснований. Недавно в СМИ Грузии появилась фотография двух юношей из Панкиси (18 и 17 лет). Исчезнув в начале апреля, они обнаружились впоследствии позирующими с оружием на фоне знамени так называемого «Исламского государства Ирака и Леванта». Между тем, этот случай, всколыхнувший грузинское информационное пространство и блогосферу, далеко не единичный. Панкиси уже не первый год попадает на радары тех, кто делает ставку на борьбу за торжество «чистого ислама». В ноябре 2013 года руководитель Фонда интеграции Кавказа, член совета старейшин Панкисского ущелья Умар Идигов заявил, что около двухсот его земляков принимают участие в боевых действиях в Сирии. По его словам, они направились на Ближний Восток, чтобы пополнить ряды противников сирийского президента Башара Асада. Одним из центральных персонажей ИГИЛ является Умар (Омар) аш-Шишани. Под этим именем известен выходец из Панкиси Тархан Батирашвили. В 2008 году он участвовал в «пятидневной войне», но затем не смог найти себя на военной службе. Впоследствии он выехал в Турцию, затем на Ближний Восток, где присоединился к «Исламскому государству».

В этой связи можем ли мы рассматривать высказывание Гарибашвили, как некий поворот в политике Тбилиси? Приведут ли они к корректировке внутреннего и внешнеполитического курса Грузинского государства? В особенности, если принять во внимание общность интересов России и Грузии по противодействию джихадизму. Заметим, речь идет о странах, которые по широкому спектру других проблем (от кооперации с НАТО до статуса Абхазии и Южной Осетии) имеют принципиальные расхождения.

Панкисское ущелье находится в северной части исторической области Кахетия. Его территория имеет протяженность 34 километра с севера на юг от горы Большое Борбало на Главном Кавказском хребте до села Матани. Территория Панкисского ущелья входит в Ахметский район Грузии. В XIX в. выходцы из горных частей Чечни и Ингушетии переселились в Грузию и основали несколько селений. В Грузии их стали называть кистинами (от слова «кисти» - обозначение вайнахских народов у грузин). По данным переписи населения Грузии (2002) численность кистинцев составляет порядка 7, 1 тыс. человек. Сегодня эксперты дают разные оценки количества людей, проживающих в ущелье (они варьируются в пределах от семи до десяти тысяч). Однако в пределах этих чисел участие ста или двухсот человек в рядах ближневосточных джихадистов выглядит пугающе. Добавим к этому, что Панкиси не единственный регион, являющийся резервуаром для рекрутирования сторонников «чистого ислама». Помимо выходцев из ущелья на Ближний Восток отправляются уроженцы Аджарии и Квемо Картли (в последнем случае остроты ситуации добавляет то, что это, по преимуществу этнические азербайджанцы).

В своем апрельском выступлении Ираклий Гарибашвили не отказал себе в удовольствии подвергнуть критике предыдущую власть. «Что касается мер безопасности, не хочу проводить параллели с прежними властями, но напомню, что Лапанкурская спецоперация была итогом неразумной политики именно прежнего правительства. Незаконные вооруженные группировки свободно передвигались по территории Грузии», - заявил премьер-министр. Напомню, о чем идет речь. В конце августа 2012 года в Лопотское ущелье проникла вооруженная группа боевиков-джихадистов в составе около 20 человек. Они захватили несколько групп заложников. МВД Грузии провело операцию по блокированию диверсионной группы, которая была завершена 30 августа 2012 года. В ходе столкновений было убито 11 боевиков и 3 спецназовца МВД Грузии. При этом несколько ликвидированных боевиков были грузинскими гражданами, жителями Панкиси. Официальные структуры (МВД и правительство) отрицали наличие грузинских граждан среди боевиков. Однако в журналистских расследованиях среди убитых назывались по именам несколько молодых людей из Панкиси (по оценкам журналистов, им было 19-25 лет, это радикализировавшаяся молодежь).

Именно к истории этой операции апеллирует в 2015 году грузинский премьер, стремясь подчеркнуть провальную политику времен президента Михаила Саакашвили. В самом деле, команда предыдущего главы Грузинского государства снисходительно наблюдала за действиями исламистов на северокавказском направлении. С ними, конечно, не кооперировали открыто, как со светскими националистами (будь то представители черкесских движений или «ичкерийской» эмиграции). Но старый добрый взгляд на «врага моего врага» присутствовал, в особенности в кругах близких «серому кардиналу» грузинской политики, бывшему премьеру и многолетнему главе МВД Вано Мерабишвили. В конце марта 2015 года третий президент Грузии объявил о переходе к «решающему этапу» борьбы за власть, притом, что ситуация в экономике не улучшается, а щедрые обещания, розданные «Грузинской мечтой» в 2012-2013 годах, пока так и не обрели реальные очертания. И стремление премьера использовать панкисскую тему для внутриполитических целей понятно. Гарибашвили отправляет месседж и во внешний мир. Стратегический союзник Тбилиси США объявили ИГИЛ одной из приоритетных угроз для своих интересов и интересов партнеров. Отсюда, расчет на поддержку и понимание.

Но какими бы ни были конъюнктурные соображения (в данном случае это слово не несет негативной нагрузки) премьер-министра, стоит заметить, что проблемы в Панкиси и вообще на российско-грузинском пограничье сформировались не за один год и даже не за две легислатуры Саакашвили. Как справедливо отмечает известный специалист по радикальному исламизму и отношениям РФ и Грузии Мамука Арешидзе, «каждая власть Грузии допускает одну и ту же ошибку, пуская дела в Панкиси на самотек, не уделяя этому проблемному району повышенное внимание». Слово «самотек» здесь ключевое. К этому можно добавить и отсутствие системности и стратегического видения ситуации.

Долгие годы все интеллектуальные и политические ресурсы Грузии были обращены на решение проблем Абхазии и Южной Осетии (восстановление территориальной целостности). К ним в 1990-х – первой половине 2000-х добавлялись проблемы в Аджарии и в Мингрелии (хотя последние два случая не имели касательства к созданию де-факто государств и сепаратизму, речь шла о региональном партикуляризме и «местничестве»). Панкиси рассматривалось, скорее, по «остаточному принципу», хотя потенциал рисков и угроз здесь был накоплен немалый. По словам Тимура Гаургаева, председателя правления Межрегиональной ассоциации общественных объединений «Кавказский миротворческий форум», «в начале 2000-х годов Панкисское ущелье приобрело печальную известность». Во время второй российской кампании в Чечне в 1999 году Грузия открыла границы для приема чеченских беженцев. Однако помимо беженцев в Панкиси нашли пристанище и боевые группы чеченских сепаратистов (например, известный полевой командир Руслан Гелаев).

Первоначально грузинские власти отрицали наличие боевиков на территории Панкиси, делая акцент на гуманитарных проблемах беженцев. Но после 11 сентября 2001 года позиция Тбилиси претерпела изменения. В апреле 2002 года США и Грузия подписали соглашение о программе военной помощи «Обучи и оснасти», в рамках которой началась подготовка 2 тыс. грузинских спецназовцев. Официальной целью соглашения была объявлена подготовка кадров для борьбы c террористами в Панкиси (хотя впоследствии они приняли участие в «разморозке» конфликта с Южной Осетией в 2004 году). Как бы то ни было, а в мае 2002 года грузинская госбезопасность признала наличие в Панкиси нескольких сотен боевиков из Чечни и около 100 арабских наемников. Но дальше все пошло в соответствие со старой доброй «игрой с нулевой суммой». Идея российских превентивных ударов не получила поддержки со стороны США (и забегая вперед нетрудно спрогнозировать, что не получит и впредь). Грузия же, хотя и провела так называемую «антикриминальную операцию» в ущелье, не продолжила на ее основе стратегию по интеграции проблемной территории. И сегодня, по отзывам многих экспертов, эта часть Грузии де-юре не слишком эффективно контролируется властями. Но даже если такой контроль установить, возникает вопрос, о том, с кем и как там взаимодействовать, а с кем бороться. Как выстраивая антитеррористическую стратегию, не скатиться в «охоту за бородачами»? Этот вопрос сегодня должен стать поводом для серьезной рефлексии у грузинских властей и правоохранителей.

В поисках ответа на него у Тбилиси появится немало сложных препятствий. Сделав ставку на помощь Запада в «сборке страны», грузинские власти не имеют достаточного пространства для маневра. С одной стороны, Москва не в состоянии помочь Грузии в восстановлении ее территориальной целостности (у РФ другие взгляды на эту проблему), но с другой и США с союзниками также не решат эту головоломку (если, конечно, не поможет полный коллапс России, как минимум ее уход с Северного Кавказа). При этом по части противодействия ИГИЛ именно на кавказском направлении содействие Москвы может быть намного более действенным и не ограничиваться риторикой о «демократических коалициях». РФ сегодня находится в ситуации, когда ослабление одного противника («Имарат Кавказ») сопровождается выходом на арену противника более сильного (ИГИЛ). И его тень присутствует не где-то на Ближнем Востоке, а непосредственно на Северном Кавказе. 21 ноября 2014 года Сулейман (Мовсар) Зайланабидов, один из командиров боевиков, действующих в Хасавюртовском районе Дагестана, принес присягу лидеру «Исламского государства» Абу Бакру аль Багдади. Через месяц 19 декабря с аналогичной инициативой выступил Абу-Мухаммад, амир Дагестана (республике, продолжающей сохранять своеобразное лидерство по числу терактов, несмотря на их общее снижение в регионе в последние годы). В этой связи интерес Москвы очевиден: не иметь дополнительной базы, которая может быть направлена против Северного Кавказа и его безопасности.

Как следствие, вопрос о возможном объединении усилий поверх имеющихся противоречий. Однако в этом уравнении важной переменной является позиция США. Не раз представители и Москвы, и Вашингтона говорили о возможности кооперации против ИГИЛ вне зависимости от расхождений по Украине и постсоветскому пространству в целом. Между тем, такой селективный подход даже в условиях несопоставимо меньшей конфронтации не срабатывал. Здесь можно вспомнить разночтения РФ и США по Сирии (хотя российская сторона напрямую увязывала этот сюжет с безопасностью на Северном Кавказе). И вряд ли реальная (а не пиаровская) «перезагрузка» станет возможной без учета всего комплекса взаимосвязей постсоветских интересов России с ее внутренней региональной безопасностью.

Сергей Маркедонов - кандидат исторических наук, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати