21.05.2015 | Сергей Маркедонов

«Восточное партнерство»: риторика вместо интеграции?

21 мая 2015 года в латвийской столице открылся двухдневный (и уже четвертый по счету) саммит Европейского Союза и стран «Восточного партнерства». За время своего существования он не раз подвергался критике за отсутствие конкретных результатов и реальных перспектив присоединения постсоветских партнеров к ЕС. Российские же дипломаты с самого начала воспринимали «Восточное партнерство», как вызов для РФ на постсоветском пространстве, которое традиционно считается сферой особых национальных интересов страны. В отличие от НАТО (приближение которого видится, как угроза для безопасности), особые опасения Москвы вызывали не военные намерения Евросоюза, а его стремление создать систему «энергетических альтернатив» России.

Событие в Риге имеет особую символику для республик бывшего Советского Союза. Это - первый форум ЕС и стран-участниц «Восточного партнерства» после Вильнюсского саммита, состоявшегося 28-29 ноября 2013 года и зарифмованного с начальной фазой украинского кризиса. Последующее развитие событий на Украине (включая изменение статуса Крыма и вооруженный конфликт в Донбассе) вызвало самую жесткую конфронтацию между Россией и Западом с момента распада СССР, а также значительно ускорило процесс фрагментации постсоветского пространства (начавшийся задолго и до форума в Вильнюсе, и до второго Майдана).

Как бы то ни было, а на саммит-2013 в столице Литвы Евросоюз (а с ним и США) возлагал большие надежды. Парафирование соглашений об ассоциации с некоторыми странами-партнерами было призвано продемонстрировать новый уровень кооперации «единой Европы» с республиками бывшего СССР, а подписание уже парафированного документа с Украиной стать неким символическим рубежом в политике ЕС на постсоветском направлении.

Однако триумфального шествия европеизма в ноябре 2013 года не получилось. Пожалуй, только Молдова могла быть представлена, как единственная «история успеха». Забегая вперед, скажем, что только этой республике удалось решить проблему безвизового режима с «единой Европой». Тогдашние украинские власти, не решившись подписать Соглашение об Ассоциации в Вильнюсе, получили мощный внутриполитический вызов, с которым не смогли справиться и в итоге оставили свой политический Олимп. Что касается Белоруссии, то ее и не рассматривали в контексте ближайших перспектив парафирования и тем более подписания интеграционных документов с ЕС. Иной вариант трудно было себе представить, поскольку официальный Минск наряду с Астаной и Москвой стоял у истоков евразийских интеграционных проектов (Таможенный Союз и Евразийский экономический союз).

Из трех стран Закавказья Соглашение об Ассоциации в Вильнюсе парафировала только Грузия. До сентября 2013 года свои намерения сделать аналогичный шаг выражал и официальный Ереван. Более того, высокопоставленные чиновники этой республики не раз скептически высказывались относительно перспектив присоединения к Таможенному союзу (ТС) и евразийской интеграции, продвигаемой российским президентом Владимиром Путиным. Однако в итоге Армения выбрала пророссийский вектор. И можно сколь угодно видеть в этом последствия политического давления Москвы, но решение Еревана диктовалось не только этим, но и невнятностью Брюсселя относительно актуальных для республики вопросов безопасности. Не было у ЕС и никаких перспективных идей относительно нагорно-карабахского урегулирования, а также продвижения армяно-турецкой нормализации, вошедшей к весне 2010 года в состояние «застоя». Особая статья – позиция Азербайджана. С одной стороны, в отличие от Еревана Баку не заявлял о какой-либо готовности присоединиться к российским интеграционным проектам на постсоветском пространстве. Однако и с европейским вектором у Азербайджана все было (и сейчас есть) не так просто. Буквально за несколько дней до «исторического саммита» в столице Литвы заместитель руководителя администрации президента прикаспийской республики Новруз Мамедов заявил, что его страна не намерена вступать в ассоциативные отношения с ЕС. По словам высокопоставленного чиновника, официальный Баку устроил бы иной формат отношений, более адекватно отвечающий азербайджанским национальным интересам.

Таким образом, предыдущий саммит Евросоюза и стран-членов «Восточного партнерства» не оправдал тех надежд, которые на него возлагали. Фактически ЕС споткнулся на том же месте, на котором прежде не раз спотыкалась российская дипломатия. Речь, прежде всего, о недооценке процесса фрагментации постсоветского пространства, формировании неоднородности и разнонаправленности национальных интересов бывших союзных республик. Общее прошлое все меньше объединяет эти страны между собой, а также между ними и Россией. Напротив, оно все больше разобщает их (события 2014-2015 гг. на Украине - яркое тому подтверждение).

Не исключено, что полтора года назад дело могло закончиться лишь всего лишь очередным всплеском риторики относительно «всемерной и всесторонней поддержки свободного выбора новых независимых государств». Так в феврале 2014 года появился так называемый «европейский пакет», содержащий очередной набор общих рекомендаций по поводу «усиления диалога», «повышения роли ЕС в урегулировании этнополитических конфликтов», наращивания студенческих обменов и гуманитарных контактов. Словом, все кроме решения корневых проблем стран-партнеров Евросоюза, будь то конкретные и детализированные процедуры их вступления в ЕС или хотя бы отмена виз, как важный шаг на интеграционном пути.

Однако случился «второй Майдан», и украинский кризис из проблемы для команды Виктора Януковича превратился в серьезный вызов для всей европейской безопасности. Логика конфронтации между Россией и Западом сыграла свою роль (в какой степени она была позитивная, а в какой негативная, зависит от угла обзора) в ускорении процессов подписания соглашений об Ассоциации между Евросоюзом и рядом стран-участниц Восточного партнерства. В конце июня прошлого года это сделали Грузия, Украина и Молдова. Этот шаг со стороны Киева, Тбилиси и Кишинева представители Брюсселя (а также и Вашингтона) стали рассматривать едва ли не как «цивилизационный выбор».

Но если внимательно приглядеться к списку стран, подписавших соглашения об Ассоциации с Евросоюзом, то нетрудно увидеть, что все три государства имеют серьезные проблемы в области национально-государственного строительства. Как следствие, нарушение их официально признаваемой территориальной целостности и несовпадение юридических и фактических границ. Все конфликты в Грузии, Молдавии и на Украине в постсоветский период имеют свои неповторимые отличия (как политические, социально-культурные, так и юридические). Но объединяет все описанные случаи одно. Все территориальные проблемы возникли, как результат фундаментального противоречия между границами, созданными и принятыми в советский период и самоопределением союзных республик. Которые не учитывали (или учитывали в недостаточной степени) «особые мнения» автономий и этнических групп, входивших в их состав. Получался парадокс: территория, полученная в результате национально-территориальной инженерии партии и правительства, принималась. Но этническое и политическое многообразие, имевшееся на вверенной административной единице, рассматривалось лишь как тяжелое и нежелательное бремя, а то и как инструмент «имперской политики» России. Отрицать интересы Москвы во всех этнополитических конфликтах на территории бывшего СССР наивно и непродуктивно. Но в той же степени бесперспективно сводить все имеющиеся коллизии к «руке Кремля».

Но как бы мы ни оценивали решение трех стран-участниц «Восточного партнерства», их выбор сделан, а внешнеполитическая мотивация понятна. Но способствовал ли этот шаг разрешению тех головоломок, которые стояли перед этими государствами два или три года назад? Если говорить о восстановлении их территориальной целостности, то не в малейшей степени. Даже если предположить ускоренное вступление Украины, Грузии и Молдовы в ЕС и в НАТО это не сделает автоматически абхазов, южных осетин, жителей Приднестровья горячими поборниками своих «материнских образований». В особенности, если такой прием будет обеспечен ценой конфронтации с Россией. К слову сказать, эту ситуацию неплохо понимает Азербайджан, предпочитая выстраивать равновесные отношения между разными центрами силы и осознавая, что не один из них не будет проводить курс, целиком выгодный Баку. Просто потому, что интересы у всех разные. Тем более, что если твердо и последовательно стоять на позициях территориальной целостности постсоветских стран, то придется признать, что все они, как правило, имеют расколотую идентичность, разное понимание внешнеполитических целей и задач. Следовательно, и «склеивать» их на основе масштабного конфликта крупных международных игроков не получится, скорее наоборот.

При этом и по более «приземеленным вопросам», таким как отмена виз для граждан Грузии или Украины, европейские чиновники не испытывают особого энтузиазма. Неконтролируемый наплыв украинской рабочей силы (грузинский случай в этом плане не представляет столь масштабный вызов) заставляет многих отделять прогрессистскую риторику от реальной политики, тем паче, что миграция из стран Ближнего Востока и Северной Африки уже толкает Брюссель к поиску нетривиальных решений. Добавим к этому неурегулированный конфликт в Донбассе (де-юре территория Украины) и торможение столь ожидаемых в Брюсселе реформ от новой киевской власти. Как следствие, осторожность ЕС по поводу возможного расширения и ускорения интеграционных проектов.

В силу этих причин «Восточное партнерство», скорее всего, так и останется «предбанником» ЕС, идеологическим инструментом, призванным сдерживать «российскую экспансию, а не действительным и эффективным этапом на пути бывших союзных республик к «единой Европе». По справедливому замечанию тбилисского политолога Кахи Гоголашвили, отсутствие каких-то серьезных изменений в Риги «даст России еще один шанс разжечь скептицизм в бывших странах СССР». Думается, и помимо рижского саммита таких шансов у Москвы было и будет немало. Однако обольщаться по этому поводу не стоит. Критиковать Европу за идеализм, лицемерие и отсутствие реальных дел недостаточно. Нужны свои альтернативы, которые могли бы сделать привлекательным евразийскую интеграцию. Не на уровне лозунгов и заявлений маргинальных политиков о «вечной дружбе» (за счет российского налогоплательщика), а прагматически, с выгодой для сторонников этого пути. В противном случае скепсис относительно провальных действий Брюсселя не будет иметь никаких практических результатов.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати