12.08.2015 | Татьяна Становая

Уничтожение продуктов: противоречивый шаг власти

В России началось уничтожение продуктов питания, ввоз которых был запрещен продуктовым эмбарго в качестве ответной меры на западные санкции. Только за 6 августа было уничтожено почти 300 тонн еды. Тема вызвала сильнейшую дискуссию, а в интернете пользуется поддержкой петиция за отмену этого решения. Одновременно в правительстве активизируется обсуждение возможных новых запретов. 3 августа правительство опубликовало для обсуждения проект поправок к тексту постановления от 5 февраля 2015 года, значительно расширяющие перечень медицинских изделий, запрещенных для государственных закупок. В информационном пространстве резко обострилась дискуссия о конструктивности принимаемых решений.

Антисанкционная политика России изначально имела системные изъяны, которые теперь, как представляется, становятся все более выраженными.

Во-первых, это соотношение ущерба, который наносится европейским производителям (вероятно с целью лишить европейские правительства социальной базы при реализации антироссийской политики сдерживания) и ущерба, который наносится экономике России. Вокруг этого на протяжении года были большие споры экономистов, но в любом случае очевидно, что антисанкции привели к значительному росту цен на продукты питания, а также снижению доступности товаров на прилавках. При этом по данным ЕС, экспорт из стран ЕС, напротив, вырос на 5%. Наиболее заметно выросли поставки европейских продуктов в такие страны, как Корея (+30,8%), Китай (+30%), Турция (+27.1%), Гонконг (+24,8%), Египет (+21,7%) и США (+15,1%), следует из отчета Еврокомиссии.

Как показывает проведенный в июле опрос «Левада-центра», 35% опрошенных считают, что российские антисанкции наносят в большей степени ущерб Западу, 15% верит, что в большей степени антисанкции вредят России. И 39% - обеим сторонам. При этом среди тех, кто реально обеспокоен санкциями Запада, мнения, кому ответные российские санкции вредят больше, разделились почти пополам – 29% - Западу и 24% - России.

Однако мартовский опрос «Левада-центра» показал изменения в отношении россиян к продуктовому эмбарго. Если в августе 2014 года определенно положительно к этому относились 36% опрошенных, то в марте этого года – лишь 19%. Скорее положительно контрмеры оценивает стабильное число опрошенных 42%-45%. Зато скорее отрицательно к эмбарго стало относительно гораздо больше людей: 21% в марте против 8% в августе 2014 года.

Таким образом, складывается противоречивая картина: с одной стороны, население поддерживает политику российской власти как ответ на западные санкции, широкой поддержкой пользуется и действия в отношении Украины. Высоким остается уровень антизападных настроений. Однако конкретно в отношении продуктового эмбарго ситуация меняется: число тех, кто против, определенно растет за счет тех, кто был за. Примерное соотношение на март: 64% против 25% при 78% - 13% в августе прошлого года. И скорее всего, такой тренд сохранится.

Во-вторых, есть проблема выполнения принимаемых государством решений. В расследовании русского Forbes 6 августа на тему эффективности продуктового эмбарго было доказано, что поставить барьер на потоке запрещенных товаров в Россию не удалось. Причины носят комплексный характер: начиная с объективной сложности контролировать страну происхождения товара и заканчивая банальной коррупцией. «Контроля как такового сегодня нет, есть только условный по факту прибытия товара — по документам и стикерам на упаковке, — заявил Forbes Руслан Кисс, генеральный директор петербургского ЗАО «Русский Логистический Провайдер». — Электронного документооборота (хотя бы сертификатами) не организовано, и говорить об организации такого обмена со странами, попавшими в список санкций, в ближайшие годы просто смешно. Сегодня около 40-50% товаров из санкционного списка в РФ попадают через Белоруссию и Казахстан. Еще существенная часть [запрещенного импорта] в странах Прибалтики из испанской, немецкой, итальянской и т.д. становится египетской, пакистанской, сербской и т.д.»Но почему для Кремля дыры на таможне были приемлемой ситуацией на протяжении года, а затем отношение к этому как будто было резко пересмотрено? Вероятно, тут совпало два фактора, которые дали кумулятивный эффект. Первое – это приход нового министра сельского хозяйства Александра Ткачева, которому нужно было заявить о себе. Второе – это усиление давления Запада на Россию в связи с голосованием на СБ ООН по резолюции о создании международного трибунала для расследования прошлогодней катастрофы самолёта Boeing-777. Вслед за этим также последовало уточнение санкций со стороны США. Напряженности добавили и аресты российских активов в Европе по искам бывших акционеров ЮКОСа.

Получился психологический эффект падения с горы: сначала иранская сделка на фоне интенсификации мирных переговоров по Украине, а затем резкий откат назад с новыми санкциями и другими мерами давления. Это простимулировало рост интереса к новым ответным мерам. Тут же был принят фактический запрет на импорт голландских цветов. Затем был обнародован проект постановления правительства (подготовлен Минпромторгом) о запрете на ввоз медицинских изделий, среди которых оказались и весьма важные товары: коляски, презервативы, костыли и т.д. В проекте обновленной версии черного списка упоминаются как сложные медицинские приборы (дефибрилляторы, передвижные рентгеновские аппараты, ультразвуковые сканеры, инкубаторы интенсивной терапии для новорожденных, аппараты искусственной вентиляции легких) и протезы (кистей, стоп, грудных желез), так и различные расходные материалы (от тест-полосок для глюкометров до марлевых бинтов) и различное медоборудование (трости, костыли, ходунки, противопролежневые матрацы), а также антисептики и дезинфицирующие препараты, писал РБК.

В-третьих, все сложнее властям объяснить аудиториям логику принимаемых решений. Когда бывший глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко говорит, что запрет на ввоз презервативов будет способствовать более аккуратному выбору партнера, а в итоге – росту рождаемости – это выглядит неадекватным. Кроме того, за год добиться успехов в политике импортозамещения не удалось, практически ни в одной отрасли. В личных подсобных хозяйствах наблюдается устойчивая тенденция к снижению производственных показателей: производство свинины в I полугодии 2015 года снизилось по отношению к аналогичному периоду 2014 года на 12,0%, в коллективных хозяйствах в январе-июне 2015 года – на 6,5%. Поголовье крупного рогатого скота во всех категориях хозяйств к 01 июля 2015 года сократилось 1,7% по сравнению с 01 июля 2014 года. На 8,6% выросло лишь производство мяса птицы.

На этом фоне убедить население в том, что отечественный производитель сможет заместить импортные продукты, вряд ли удастся. Появляется и психологическая проблема: сам факт уничтожение продуктов питания выглядит кощунственным. На сайте Change.org появилась петиция, инициаторы которой просят отменить президентский указ об уничтожении санкционных продуктов и принять закон о безвозмездной передаче изъятой продукции нуждающимся россиянам. Петиция адресована президенту России Владимиру Путину, премьер-министру Дмитрию Медведеву, Госдуме и лидерам думских фракций. На 7 августа под ней значилось 300 тыс. подписей.

На обращение был вынужден реагировать пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. Он заявил, что Кремль примет ее во внимание. При этом он заметил, что продукты питания, подпавшие под санкции, поступают без документов, маркировок, без указания ингредиентов и процентов содержания того или иного элемента, поэтому являются контрабандой. «Как можно администрировать этот поток контрабанды — здесь огромная проблема», — сказал пресс-секретарь главы государства.

Основная аргументация власти в публичном пространстве строится на тезисе о заботе о здоровье граждан. Песков обратил внимание, что продукция, ввезенная без документов и маркировок, может быть опасной. По российскому телевидению также предпочитают говорить о «растительной и животноводческой продукции», «продуктах, которые сыром назвать нельзя», «опасности для здоровья» (хотя в Смоленске население активно уносило домой «недодавленные» персики).

При этом получается, что власть на самом деле ставит перед собой противоположную задачу. С одной стороны, ее официальные лица указывают, что уничтожение продуктов – это мера психологического воздействия на европейских производителей и импортеров, но, с другой стороны, непонятно, как избежать при этом негативного психологического воздействия на собственный народ, чье положение ухудшается.

Продление продуктового эмбарго и начало уничтожения продуктов питания совпало со значительным обесцениванием рубля на фоне падения мировых цен на нефть. Эксперты также указывают на ускорение спада в российской экономике после некоторого замедления в июне. К осени набирается набор системных рисков социально-экономического характера, и на этом фоне уничтожение продуктов вполне может стать одним их психологических раздражителей. Кремлю придётся искать компенсаторы либо в сфере патриотической риторики, либо расширяя социальную политику (но бюджет требует сокращений). Получается, что рано или поздно возникнет вопрос о соотношении политических и социальных приоритетов власти.

Наконец, в-четвертых, проблемной кажется дальнейшая реализация политики уничтожения продуктов. Тут также образуется комплекс вопросов. Например, волюнтаризм в действиях таможенников, которые могут выдавать за незаконный товар продукцию, ввезенную честно. Эксперты по таможенному делу указывают, что доказать свою правоту бизнесменам не удастся, а если даже они выиграют суд, ни денег, ни товара они не вернут. Образуется чрезмерно широкое поле для злоупотреблений и коррупции: импортерам придется платить дополнительный «налог» на несжигание их товара.

Кроме того, как любая демонстративная мера, уничтожение продуктов не может поддерживаться на должном уровне достаточно долго. Внимание СМИ к этому будет снижаться, социальная чувствительность населения к теме – расти. Возможно, что через несколько месяцев властям придется сдавать назад: либо признавать ошибочность решения, либо объявлять о полной победе над незаконным импортом. Уничтожение продуктов может стать новым провокационным фактором в отношении роста цен на продукты питания и сокращения ассортимента в магазинах. Это также придется объяснять, нейтрализуя риски социального недовольства. Создаются основания для появления расслоения между обычным народом и «блатными», которые имеют по разным каналам доступ к более качественным продуктам, а это – уже прямой путь к сакрализации «запрещенки» и росту протестных настроений, как это было в позднее советское время.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати