30.11.2015 | Сергей Маркедонов

Северокавказская карта Украины: повторение грузинского опыта?

27 ноября 2015 года в Верховной Раде Украины появилась межфракционная группа «Свободный Кавказ». Об этом объявил спикер высшего представительного органа украинской власти Владимир Гройсман. Своей главной целью участники новой инициативы обозначили содействие северокавказским «национально-освободительным движениям». И хотя сегодня в состав межфракционной группы вошли политики далеко не первого плана (главным образом, это представители Радикальной партии, возглавляемой скандально известным Олегом Ляшко, а также выходцы из «Батькивщины» и «Самопомощи»), к данному проекту следует присмотреться внимательно.

Если бы не появилась новая межфракционная группа, не исключено, что были бы найдены какие-то другие «зацепки». Новая украинская власть пытается выстраивать свою политику, максимально дистанцируясь от России. При этом утрата Крыма и конфликт на юго-востоке страны воспринимаются не как следствие собственных политических просчетов и ошибок, а как исключительное проявление российской «имперской агрессии». И в этом контексте использование северокавказских сюжетов видится, как средство для противодействия Москве. Логика такова: если Россия поддерживает «агрессивных сепаратистов» внутри Украины, то ей следует всячески поддерживать любые националистические или сепаратистские силы, заинтересованные в распаде или, как минимум ослаблении РФ. Тем паче, что «заботу» о народах Северного Кавказа украинские политики проявляют уже не в первый раз. Так в июне 2014 года законопроект о признании «геноцида черкесов» уже официально вносился на рассмотрение Верховной Рады. Тогда его инициатором выступал упомянутый выше Олег Ляшко. Сегодня представители именно его партии Юрий Шухевич (сын командующего Украинской повстанческой армии/УПА) встал во главе «Свободного Кавказа».

На сегодняшний день российско-украинские отношения переживают самые худшие времена со времени распада Советского Союза. И хотя дипломатические отношения между странами (в отличие от России и Грузии) не расторгнуты, а интенсивность конфликта в Донбассе в осенние месяцы 2015 года несколько снижена, преодоление конфронтации не видится, как ближайшая перспектива. И в этом контексте нельзя исключать, что северокавказская инициатива в той или иной форме будет использована. Если не «здесь и сейчас», то при обстоятельствах, которые могут быть сочтены, как благоприятные. Естественно, борьба за «национальное освобождение» будет вестись не для восстановления какой-то исторической справедливости, а для поддержания конфронтационной формы.

Однако стоит заметить, что если Украина пойдет по этому пути, то она во многом повторит предшествующий опыт Грузии. К слову сказать, в 2012-2015 гг. этот опыт подвергся серьезной ревизии со стороны правительства «Грузинской мечты», пришедшей на смену президенту Михаилу Саакашвили и его команде. К этому опыту имеет смысл обратиться, чтобы понять, насколько он был продуктивен для самой Грузии.

После того, как известный черноморский курорт Сочи получил право принимать зимнюю Олимпиаду, новую политическую актуальность приобрел «черкесский вопрос». Он не был открыт параллельно с решением Международного Олимпийского комитета, поддержавшего на своей сессии в Гватемале российскую заявку. Понятие «геноцид» применительно к истории черкесов (адыгов) прежде уже было использовано в законодательстве субъектов Российской Федерации. В феврале 1992 года соответствующая оценка была дана в Кабардино-Балкарии и в апреле 1996 года в Адыгее (обращение президента и Госсовета республики в российскую Госдуму). При этом сам «черкесский вопрос», как бы его ни трактовали некоторые политики и эксперты, отнюдь не ограничивался проблемами исторического прошлого. Фактически он распадался за несколько отдельных сюжетов, имеющих свою самостоятельную природу. Таковыми можно считать земельные отношения (наибольшая их актуальность наблюдалась в Кабардино-Балкарии), этническое представительство во власти (этот вопрос не раз остро вставал в Карачаево-Черкесии), репатриацию адыгов на земли предков (данная тема активнее всего обсуждалась в Адыгее, где «титульный этнос» не составлял количественного большинства). Вопрос о репатриации обострился в связи с эскалацией гражданской войны в Сирии, где к началу противостояния проживала многочисленная черкесская община. Если же говорить об интерпретациях исторического прошлого, то они были связаны не только с вопросами собственно черкесской истории, но общими для всей РФ проблемами гуманитарного образования и оценками процессов вхождения различных народов в состав России.

При этом все описанные выше сюжеты, включая и отношение к Олимпийским играм в Сочи, по-разному трактовались представителями различных черкесских объединений. Они не представляли и не представляют сегодня какого-то монолита. И было бы крайним упрощенчеством говорить об их позиции, как о каком-то однозначно антироссийском подходе. Даже многие из тех, кто выступал за необходимость признать «геноцид» черкесов в Российской империи, считали необходимым взаимодействовать с государственной властью РФ и критиковали всякие попытки выноса данной проблемы на международный уровень. Справедливо полагая, что «черкесский вопрос» является внутренним делом России, которая в состоянии его разрешить без всякого внешнего вмешательства. Добавим к этому, что адыги в России – это не только активисты-общественники, но и управленцы различного уровня, начиная от рядовых чиновников и заканчивая главами республик. В период подготовки к играм в Сочи они более чем прохладно отнеслись к политизации «черкесского вопроса».

Однако в мае 2011 года понятие «геноцид» было введено в политико-правовой оборот не отдельными субъектами Российской федерации, а независимым государством, признанным ООН и проводящим весьма активную региональную и международную политику. Тогда им стала Грузия, возглавляемая Михаилом Саакашвили, имевшим на тот момент большинство своих сторонников в парламенте. Четыре года назад высший представительный орган закавказского государства единогласно проголосовал за признание событий 1763–1864 гг. в западной части Кавказа «геноцидом Российской империи против черкесского народа». В принятом документе утверждалось, что на протяжении 100 лет Российская империя проводила в отношении черкесов «колониальную политику». Военные действия на Кавказе в XVIII–XIX веках были квалифицированы как «российско-кавказская война».

Но какой бы противоречивой и трагической ни была черкесская история XIX столетия (и вообще вся история Кавказа), вовсе не она определила политический выбор грузинской государственной элиты в мае 2011 года. События прошлого извлечены политическим классом Грузии для реализации задач, которые, по его мнению, соответствовали интересам государства. Начнем с того, что будь грузинские лидеры последовательны, им пришлось бы наряду с резолюцией о «геноциде черкесов» принимать документ «Об ответственности грузинского народа» за участие в этом процессе. Ведь в XIX веке именно грузинское дворянство считалось главным проводником имперской политики на Кавказе, а десятки и сотни офицеров службу в рядах русской армии. В период же президентства Саакашвили Тбилиси был заинтересован в ослаблении связей между адыгскими национальными движениями и Абхазией, а также в срыве Олимпиады в Сочи. И хотя на первом направлении грузинские власти смогли добиться некоторых успехов (главным образом пропагандистских). Так правильность грузинской политики была признана известным черкесским активистом, героем Абхазии и ветераном грузино-абхазского конфликта Ибрагимом Ягановым. Однако коренного разрыва не случилось.

Более того, политика Тбилиси не получила массовой поддержки на Северном Кавказе. И даже черкесские активисты, ориентированные на прежнюю грузинскую власть, стали выражать свое недовольство тем, что политики этой страны отдавали предпочтение общим северокавказским, а не специфическим адыгским сюжетам. Грузия не стала рассматриваться в Северокавказском регионе (несмотря на все сложности в отношениях между национальными республиками и центральной властью РФ), как некий «маяк демократии» и политический «магнит». Идея бойкота Олимпиады также провалилась. Она не получила поддержки со стороны западных стран, на что рассчитывал Саакашвили.

Более того, всплеск террористической активности в российско-грузинском пограничье (Лопотское ущелье) заставил Тбилиси посмотреть критически на «кавказофильство» Михаила Саакашвили и Вано Мерабишвили. Новые власти Грузии не только поддержали Национальный олимпийский комитет своей страны в его стремлении отправить делегацию спортсменов и тренеров в Сочи, но и выразили готовность к кооперации по вопросам безопасности. Об этом публично заявили премьер-министр Грузии Ираклий Гарибашвили и шеф оборонного ведомства Ираклий Аласания. Но самое главное, Тбилиси не удалось консолидировать все черкесские движения вокруг идеи конфронтации с Россией, не говоря уже обо всем регионе Северного Кавказа. И скорее всего, сегодня не исключена скептическая реакция на инициативу Киева. Просто потому, что очевидна мотивация этого решения, не связанного с исторической справедливостью, а с соображениями политической конъюнктуры.

Сегодня многие украинские политики и эксперты высказываются об ослаблении России, как важной предпосылке для решения собственных внутренних и внешнеполитических проблем. Но слабость и уж тем более коллапс соседней страны (обладающей к тому же ядерным потенциалом) не обойдет стороной и Украины, как бы кто об этом ни говорил. Грузия и без всякого коллапса, столкнувшись с проявлениями радикального исламизма на своих границах, уже оценила опасность, которая может исходить от РФ, если та вдруг неожиданно ослабнет. Да и конфликты в Абхазии и в Южной Осетии со значительным вовлечением радикальных сил из северокавказских республик (притом вне всякой санкции со стороны Кремля) доказывают со всей очевидностью опасность утраты контроля Москвы над отдельными регионами России.

Однако «северокавказский вопрос» (точнее сказать, вопросы) не стоит рассматривать исключительно как геополитический инструмент. Он имеет множество внутренних проявлений (не только политических, но и социально-экономических, гуманитарных), решение которых крайне важно для укрепления позиций РФ на Северном Кавказе. Успех Москвы на этом направлении ослабит устремления тех, кто пытается разыграть адыгскую «карту» в своих интересах не на пользу России. Давно настало время дать качественные интерпретации событиям Кавказской войны XIX столетия (не замалчивая острых вопросов, но и не подстраиваясь под националистические настроения), успокоить некоторые «горячие головы» и привлечь к сотрудничеству конструктивные умеренные силы в том же черкесском движении. Надо понять, что простое молчание в обсуждении острых тем приводит лишь к тому, что эту дискуссию возглавляют другие спикеры. И далеко не всегда в российских интересах.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати