20.07.2001 | Алексей Богатуров

Путин в Генуе: еще надежен, уже не партнер

Изживающая свое (и наше) третье десятилетие "семерка" в чем-то похожа на советское Политбюро эпохи брежневско-рейгановского застоя: любовь к рутине, консерватизм, подковерная драка за влияние, отсутствие сил, вкуса и желания дать подлинно новую программу мировой политики на 21 век. Доломать, опираясь на богатство и военную машину НАТО, хронически болезную старушку ООН -- на это "восьмерки" хватает, но дать жизнь приемлемой для всех машине мирового управления - нет. Она неуклонно вырождается, говоря пушкинским языком, во "всемирный английский клуб" - как клубу положено, закрытый, престижно-влиятельный, жестко дисциплинароный и просто жесткий.

Это, наверное, хорошо для ее членов - и не так здорово для остальных. Нехотя сознавая это и смутно тоскуя (о свежей крови - в стиле Ницше ? или сырье и рынках - в логике Ленина ?), "старые семерочники" манят к себе рассказами о принятии новых членов. Россия в контрастно трезвом (после ельцинского) лице Путина - как раз такой новичок. В этом трудность. И хотя генуэзская встреча в содержательном смысле эпохальной стать не обещает, более важной переговорной трибуны для российского президента сейчас нет. Особенно если думать о его личной дипломатии, назначение которой уже стало для московских лидеров "стратегическим" ресурсом, способным отчасти восполнять нехватку способности влиять на мировые процессы, опираясь на материальные составляющие национальной мощи. Вот почему будет так важен личный успех Путина в Генуе, если таковой станет фактом.

Ожидания зарубежных собеседников по части встреч с росийским президентом основаны и на виртуальных мифах, и на живом опыте. В западно-японском восприятии российского президента фантазийно-грубые ("гусь-березовые") стереотипы перемешаны с реалистичными чертами его личности. Работа с селем этой мешанины - не радость, но выявить несколько значимых характеристик западных представлений Путине она позволяет. Три из них кажутся в критическими, три других - скорее сочувственными. Явно позитивных не видно ни одной. Президента нашего в зарубежье скорее ценят и опасаются, чем жалуют доверием и приязнью.

Первый по важности взгляд на Путина из числа настораживающих воплощается в определении "Парень крепкий, но не демократ". Сильным российского президента именуют и его записные критики, и робкие сторонники. Первые акцентируют черты авторитарности в его правлении, уделяют внимание конфликту с медиа-олигархами, считая его конфликтом со свободой слова вообще, а также ссылаются на войну в Чечне как свидетельство наклонности Путина к силовым решениям в ущерб демократическим практикам.

Вторые, не споря о нарушениях прав человека в Чечне, одновременно указывают на важность укрепить целостность России и признают отсутствие в мировом сообществе надежной схемы разрешения конфликтов национального самоопределения без разрушения государства.

Любопытно, что упреки в авторитарности в адрес Президента раздаются почти всякий раз в связи с Чечней и разрушением телеимперий Гусинского и Березовского, но почти никогда - под углом зрения отношений президентских структур с Думой. Казалось бы, главное с точки зрения политической перспективы страны - не конкретные решения в каждый момент конъюнктурного времени, а механизм и правовые основы принятия политических решений вне зависимости от времени и объекта. Интерес западной аудитории тем временем структурируется не вокруг главного, а вокруг броского.

Как бы то ни было, сомнения в демократизме российского государственного устройства и в Путине как носителе демократического сознания - вещь укорененная в зарубежном общественном мнении. Российского Президента не считают диктатором или тоталитарным вождем образца партийных функционеров советской эпохи. Но в его личности непрерывно стремятся отыскать симптомы "неизбежного органического" перерастания в хрестоматийную диктаторскую фигуру. На поприще этого поиска, конечно, неустанно трудятся "беглые олигархи", грамотно играющие на природно-интуитивных либеральных настроениях широкой западной публики, завышенной оценке западным человеком уровня своей вирутальной информированности о междунарордных делах на фоне малой осведомленности о действительной ситуации в России.

Правда, огромный прирост живых контактов между Россией и внешним миром принес результаты в том смысле, что полностью исказить профиль процессов в России не удается. Вопрос о партнерстве с Россией, задаваемый пусть с изрядной долей сомнения, прочно вошел как в интеллектуальный, так и в субинтеллектуальный дискурс западного человека. Рассуждения на эту тему - общее место в "высоких" политических салонах и "разночинских" клубах, учебных центрах разного уровня и деловых собраниях - в той мере, разумеется, как таковые вообще проявляют интерес к российской сюжетике.

Образ российского лидера в этом смысле, как правило, тоже неоднозначен. С одной стороны, западное сознание фиксирует факт: вот уже более 10 лет "русские играют по правилам". С другой - на Западе не исчезают сомнения - а вдруг все же Москва притворяется и ждет своего часа, чтобы снова вернуться к тому, что за рубежом так и не надоело называть "имперскими амбициями". Даже после восьми лет рассуждений Клинтона на тему особых отношений с Москвой российские лидеры полновесными союзниками ни в США, ни в Западной Европе не видятся.

Заинтересованное отношение в Путину на Западе есть. Но оно воплощается в двусмысленной формуле "надежный, но не партнер", или, что может быть: "уже надежный, но еще не партнер". Это второй наиболее распространенный взгляд на личность Президента. С точки зрения западного человека для партнерства мало "субъективной" готовности собеседника исполнить "контракт". Требуется наличие "органической неспособности" даже помыслить о несоблюдении такового, что возможно между сторонами лишь при общности базовых ценностей на уровне этики и морали.

Третий "настораживающий" образ Путина -"борец в броске". Спортивные увлечения Президента - не секрет. Рассказы о них, умноженные на расхоже-бытовые представления о менталитете военных и смягченные признанием безусловнного интеллектуализма российского лидера, формируют комплекс ожиданий от него чего-то "упруго-неожиданного", "кошачьи-мягкого" и "тигрино-мощного". Все знают: Россия - не в лучшей форме. Все понимают: у Путина мало резерва к отступлению по сравнению, скажем, с "величественно-щедрым" (и еще богатым) Горбачевым или "похмельно расточительным" (и полуразорившимся) Ельциным. Либо Путин сможет предложить Западу новую формулу отношений с Россией (вступление в НАТО - вполне серьезная, хотя непреемлемо революционная ее версия), либо он будет должен встать на путь уклонения от объятий с западными партнерами - просто потому что топтаться до бесконечности вне ясных стратегических ориентаций в новом веке страна не может. Причем, Европа и Америка понимают, что предложить России удовлетворяющие ее условия "глобального союза" они не могут и не хотят. С их стороны логично поэтому "ожидать от Путина неожиданного".

Правда, западный прагматизм позволяет не впадать от этой тревоги в крайности враждебности. Настораживающие черты образа Путина уравновешиваются теми его аспектами, которые вызывают уважение и сочувствие.

Во-первых, Путин - "человек надолго". Он недавно избран, сохраняет шансы на переизбрание и в этом смысле равен младшему Бушу и британцу Блэру, а полууходящего и потраченного скандалами француза Ширака даже превосходит, не говоря о премьер-министре Японии, перспективы которого прямо зависят от грядущих парламентских выборов. Основательность политических позиций российского лидера делает его одной из наиболее серьезных фигур в глобальном лидерском раскладе. Другие лидеры понимают: иметь дело с Путины еще придется, что побуждает их быть к нему более внимательными.

Во-вторых, Президент России за прошлый год успел много добиться благодаря неслыханно высокой дипломатической активности. Он по нескольку раз встречался с ведущими европейскими лидерами, успев установить с многими из них прочный рабочий контакт и лично приязненные связи. Прибавим в этому путинскую манеру в буквальном смысле говорить "с немцами по-немецки" и тотчас увидим, что Путин в самом деле - самый "понятный" Западу российский вождь, наверное, за последние 100 лет. "(Еще) не свой, но (уже) понятный"- такой образ может быть и нельзя назвать оптимальным с точки зрения собственно союзнических отношений, но он кажется просто "даром свыше" в виду того объективно крайне сложного набора неразрешимых проблем (конфликт из-за Договора ПРО 1972 г. и расширения НАТО), который ужимает надежды на конструктивный исход дискуссий в Генуе.

В-третьих, и с политико-психологической точки зрения это главный козырь Путина, он - "первый успешный русский", с которым сталкивается Запад за последние двадцать лет. Просто потому, что после непрерывных экономических и политических провалов при Горбачеве и Ельцине в России при Путине наметился экономический подъем и внутренне успокоение почти повсюду за вычетом мятежной Чечни. Можно говорить, что Путину просто повезло, и это правда. Ошибочно не видеть, что это придает ему дополнительный вес и аргументацию в труднейшем диалоге с более сильными и сплоченными натовскими переговорщиками.

Сопоставление плюсов и минусов политико-психологического фона саммита в Генуе дает повод думать, что Путин имеет шансы сделать его выгодным для себя. Объективная слабость переговорной позиции России в конфликтных вопросах предстоящих обсуждений скорее всего не даст ей возможность добиться содержательных успехов. Благоприятный психологический фон личного дипломатического общения может позволить облечь разногласия в необидную для сторон форму и сохранить возможность для компромисса в будущем. Сумеет ли личная дипломатия Путина исполнить роль амортизатора противоречий в этой трудной многоходовке?

Версия для печати