16.08.2001 | Центр Политических Технологий

«Карнавала не будет»: политические будни большой реформы

В центре внимания очередного выпуска «Анализа и прогноза политической ситуации» - начало нового этапа в политическом развитии страны, связанного с «запуском» большой серии институциональных реформ. Эксперты ЦПТ анализируют особенности политической ситуации на начальном этапе преобразований, расстановку сил в верхах и взаимоотношения Кремля с основными институциональными и политическими игроками (элитой бизнеса, региональными лидерами, Государственной Думой).

НАЧАЛО «БОЛЬШОЙ РЕФОРМЫ»

С начала апреля страна как-то незаметно и очень по-будничному вступила в новый этап своего политического развития. В Послании Президента РФ Федеральному Собранию была предъявлена новая идеология развития на ближайшую перспективу. Ее стержнем стала большая серия институциональных реформ, затрагивающих основы экономики и государства.

Вместе с уже начатыми или унаследованными от предыдущего периода, но нереализованными начинаниями, можно выделить следующие основные направления институциональных преобразований:

продолжение реформы федеративных отношений; судебно-правовая реформа; военная реформа; реформа партийной системы; пенсионная реформа и реформа трудового законодательства; реформа естественных монополий; реформа ЖКХ; бюджетная реформа.

Масштабность и глубина затевающихся преобразований дают все основания говорить о «Большой Реформе», событии не только политического, но и исторического значения, по масштабу сопоставимого с реформами М. Горбачева конца 80-х годов и Б. Ельцина начала 90-х годов. По существу, речь идет о реструктуризация всей государственной машины. Пошли глубинные институциональные изменения, длительное откладывание которых придало российскому «транзиту» хорошо знакомые диковатые формы. Трансформации подлежат не только общественный порядок, сформировавшийся при Б. Ельцине, но и унаследованный с позднесоветских времен институциональный и бюрократический эгоизм, обрекавший систему на бесконечный корпоративный торг и неуправляемость.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТИЛИСТИКА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

Новое издание «Большой реформы» отличается целым рядом особенностей, связанных с завершением революционного этапа модернизации и началом нового, технократического. В политической стилистике нынешних институциональных перемен много непривычного.

Скучное начало: конец «всероссийского карнавала»

Начало «большой реформы» было откровенно скучным. Перемены были «запущены» по сценарию, который можно считать классическим. Во-первых, они были официально объявлены в Президентском послании. Во-вторых, им предшествовала демонстрация «политического рефлекса №1»: перед тем, как обнародовать программу преобразований, Президент В. Путин произвел консолидацию политического контроля над ключевым властным ресурсом - «силовым блоком» правительства. Все говорило о предельно серьезном отношении главного действующего лица российской политики к затеваемым переменам.

Тем не менее начало «большой реформы» мало кто заметил и оценил должным образом. Ни общество, ни даже элиты не ощутили в полной мере их значения (пожалуй, только смещение Р. Вяхирева принесло ощущение перемен, адекватное их важности.). Резкий контраст между масштабностью и глубиной нового тура реформ и относительной невыразительностью публичных форм его проявления и составляет на данный момент главную особенность общественного восприятия начального этапа «большой реформы».

Во многом это объясняется несовпадением общественных ожиданий и политической стилистики перемен. Восприятие происходящего и общественные ожидания по-прежнему определяются политической инерцией, заданная предшествующей эпохой и драматическим расставанием с ней. Продолжаются и политические конфликты, связанные с предыдущим этапом развития. Формирование «вертикали власти» требовало слома укоренившихся интересов (vested interests), но их разрушение создавало впечатление, что все остается по-прежнему. Унаследованный от прошлой эпохи конфликт вокруг НТВ серьезно подмочил репутацию власти в глазах либеральных элит, а пришедшаяся на начало апреля «развязка» этого конфликта откровенно смазала общественную презентацию «большой реформы».

Сохраняются многие прежние игроки, а вместе с ними - привычные стереотипы, страхи и надежды. Старые действующие лица, такие, как Б. Ельцин, В. Черномырдин, Е. Примаков, Ю. Лужков, утратили былую масштабность и вес, отступили на второй-третий план политической сцены, но все равно остаются в публичном пространстве, периодически напоминая о себе в новостях.

Все еще остается непривычным и главное действующее лицо российской политики. И дело не столько в том, что одна часть имиджа («человек из КГБ») продолжает «экранировать» другую («реформатор»). Скорее дело в глубоко укоренившейся антитезе «реформы-порядок»: если реформы - то обязательно беспорядок (привычный эквивалент «свободы»), а раз порядок - то сворачивание и прекращение реформ. Сочетание того и другого кажется и непривычным и невозможным.

Между тем, похоже, что именно разрушение привычной антитезы «реформ» и «порядка» и является определяющим для политической стилистики нового издания «Большой реформы». На момент входа в большие институциональные преобразования российская политика уже успела измениться. Решения перемещаются в кабинеты, но это означает не отказ от активных действий, а, напротив, придает им большую упорядоченность.

Масштабная политика протекает по видимости скучно. Она лишается привычного для ельцинской эпохи «карнавального» элемента. В недавнем прошлом для политики была характерна инфляция слов, приоритет зрелищности над содержательностью. Перемены были обязательно театральны, в разных пропорциях сочетали в себе черты трагедии и балагана.

Смена революционеров на технократов подводит черту под всероссийским политическим карнавалом. «Веселой политике» периода позднего Б. Ельцина приходит конец. Перемены теряют зрелищность и театральность. Повседневная политика «большой реформы» суховата, немногословна, серьезна и маловыразительна. Ее неинтересно наблюдать и гораздо сложнее обсуждать и комментировать. Но словам начинает возвращаться их первоначальный смысл (настолько, насколько это возможно в большой политике).

Разрушение «вето-групп», изгнание «шантажистов»

В позднеельцинский период российская политика часто порождала впечатление, что происходит много событий, но ничего не меняется. Возникало навязчивое ощущение постоянного «бега на месте». Теперь же события начинают уступать место процессам, а перемены не всегда заявляют о себе публичными событиями.

Публичная составляющая политического процесса сокращается, а вместе с ней сжимается и пространство для конфликтов. Раньше публичность во многом определялась политической ролью СМИ. После того, как пресса перестала быть «четвертой властью», утратили политическое влияние и те игроки, которые занимали периферийное положение по отношению к решениям, принимавшимся на каком-то конкретном участке. Эти игроки ответственности за принятие (или непринятие) решений не несли, но активно участвовали в процессе, «шантажировали» власть угрозой публичных кампаний.

Функционирование институтов власти превращалось в процесс бесконечных переговоров, которые не приводили ни к каким результатам. Теперь же, освобождаясь от лоббистов и «шантажистов», государственная машина приобретает возможность для нормальной работы.

Формат преобразований: участвуют все

Политическая стилистика технократического этапа «большой реформы» задает такой формат преобразований, который вынуждает участвовать практически все политические силы страны. Раньше было так: одни проводят реформы, другие им сопротивляются, третьи избирают стратегии неучастия. Теперь же избранный формат преобразований не допускает ни неучастия, ни поляризации политических сил по отношению к Большой Реформе. Участвуют все: от СПС до КПРФ, от либералов-рыночников до генералов спецслужб, от предпринимателей до профсоюзных активистов.

Формат преобразований, предусматривающий всеобщее участие, обусловлен и институционально, и идеологически. Внутренняя логика выстроенной Кремлем моноцентричной системы вынуждает все политические силы, стремящиеся сохраниться «на плаву», к сотрудничеству в реализации «больших перемен». Универсальная включенность политических сил в процесс преобразований облегчена размыванием прежних линий идеологической дифференциации. В избранной формуле перемен - «наведение порядка плюс модернизация всей страны» - каждая политическая сила способна найти нечто свое и близкое.

Феномен всеобщего участия в большой реформе рождает самые неожиданные и невозможные политические сочетания. Соавторами восстановления «властной вертикали» оказываются СПС и КПРФ, а среди полпредов президента в федеральных округах либерал Кириенко соседствует с «силовиками» Полтавченко и Латышевым, представления которых о рынке и демократии не поддаются однозначной квалификации. Тем не менее у каждого есть своя роль в рамках большой реформы: одни «наводят порядок» (или, по крайней мере, призваны это делать), другие - проводят модернизацию (как долго удастся выдерживать такой формат - другой вопрос).

ЧЕРТЫ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ СИСТЕМЫ

Моноцентризм

Политическая стилистика «большой реформы» откровенно моноцентрична. Она не терпит политической автономии и стремится к ее ограничению (а порой и упразднению). Раньше основные ограничители для действий власти задавали автономные политические игроки. Весь первый год правления Путина можно представить как «перераспределение» властных ресурсов - от автономных институтов и политических фигур к федеральной «властной вертикали». Реформа «силового блока» стала завершающим аккордом первого года строительства моноцентрической политической системы.

Триумфальная победа политического моноцентризма создает впечатление, что власть в своих действиях практически ничем не ограничена извне, а только изнутри - кадрами, ресурсами, собственными планами. Правда, определенные внешние ограничители все-таки остаются. Они заданы типом государственного устройства и избранной политической и экономической моделью развития. Федеративный характер государства предполагает, что автономия региональных элит в той или иной форме все равно сохранится. Институционализация выборности и партийного плюрализма задает определенный минимум автономии политической элиты, а безальтернативность рыночной системы предопределяет экономическую автономию предпринимателей.

«Новая дисциплина»

Открытое тяготение проводников «большой реформы» к моноцентризму создает латентное напряжение: участники все время опасаются, что их автономия будет окончательно ликвидирована. Но эта внутренняя напряженность придает моноцентричной системе полезные функциональные качества.

Во-первых, оно консолидирует команду Путина: до тех пор, пока остаются реальные или мнимые очаги «олигархического» и регионального сепаратизма, либерал-технократы и силовики, относящиеся с одинаковым подозрением к автономии, будут иметь общего противника, а значит - и основу для совместной деятельности.

Во-вторых, латентная напряженность оказывает дисциплинирующее воздействие на участников. Цена нарушения правил игры существенно повышается. Отчетливое присутствие «полицейского элемента» и фактора элементарного страха - одно из важных особенностей нынешней «большой реформы», резко отличающей ее от преобразований М. Горбачева и Б. Ельцина. Это обусловлено не только широким представительством «силовиков» в команде Путина и наличием общественного запроса на «порядок» в его традиционалистском понимании («наказывать надо строже»), но и различием задач. Реформы конца 80-х - начала 90-х годов проходили под знаменем раскрепощения инициативы и расширения автономии, а нынешний тур «большой реформы» - под знаком институциональной регламентации новообретенных автономий и легализованных практик.

Новая «полицейская» составляющая реформы и активизация «подсистемы страха» не имеют односторонней направленности: они не используются одними фракциями элиты в конкурентной борьбе с другими фракциями. Хотя рудименты подобной практики сохраняются (как и потенциальная возможность их расширенного применения), она выступает скорее как атрибут не нынешней, а прошлой эпохи «приватизированного» и слабого государства, когда силовые структуры вступали в коалицию с различными группировками «олигархии». «Полицейская» составляющая нынешней реформы не служит также целям экспансии государства в ущерб гражданскому обществу: границы государства в его отношениях с обществом подвергаются пересмотру (меняют собственников телеканалы, ужесточаются критерии допуска политических движений к электоральному процессу), но радикального пересмотра «границ» все же не происходит.

«Новая дисциплина» носит универсальный характер, выступая инструментом восстановления публичного порядка. Она в равной степени адресована как представителям элит, так и массовому чиновничеству. Традиционная бюрократия опознается проводниками нынешней «большой реформы» как такое же препятствие для создания современного «регулярного» государства, как и «суверенная олигархия». Бедность и отсутствие надежд на карьерный рост и социальное продвижение толкает постсоветского государственного служащего на коррупцию и кормление. В отсутствие реформы государственной службы только активизация «подсистемы страха» способна дисциплинировать массового чиновника. Фигуры Гусинского и Бородина стали символами новой ситуации: могущественные «олигархические» патроны за пределами госаппарата начинают исчезать, а перспектива найти спокойное убежище за границей становится крайне проблематичной.

Новый реализм и новый патриотизм

Непривычная политическая стилистика «большой реформы» во многом определяется и состоянием общественной среды, в которой начинаются институциональные перемены. Это состояние достаточно противоречиво. Во-первых, продолжали «работать» отрезвляющие и оздоровляющие долгосрочные последствия «дефолта» 1998 г. Изменение экономических условий сделало поведение агентов рынка и административной элиты более реалистическим.

Во-вторых, политической особенностью нынешнего этапа большой реформы стал прирост патриотических настроений в элитных группах. Новый патриотизм элиты носит «компенсаторную» функцию: разочарование в Западе (который «нам не помог») и не реализовавшейся в России «западной моделью» современного общества побуждает элиты к поиску «особого пути» модернизации страны. Но нельзя не отметить и того, что новый патриотизм имеет отчетливую прагматическую основу. Раньше среди «реформаторов» было немало людей, которые держали деньги заграницей и не исключали для себя переезда на Запад. Теперь им на смену приходят игроки, укорененные в реальном секторе и ориентированные на бизнес-карьеру в национальной экономике.

В-третьих, в элитный дискурс вернулось слово «реформа». Правда, в значительной степени это объясняется обыкновенной социальной конформностью: так происходит потому, что это слово с позитивными коннотациями употребляет Президент. Тем не менее общее состояние политической среды можно оценить как благоприятное: возрождение доверия общества к власти, восстановление «вертикали власти» и наступление политической стабильности позволили «запустить» большую реформу.

Линейность вместо бифуркации?

Наступление политической стабильности меняет поведенческий рисунок основных игроков, а вместе с ним - и «технологию» политического прогноза. Раньше в обстановке постоянной неустойчивости прогнозы строились на нахождении «точек бифуркации», т.е. судьбоносных «развилок», при которых один шаг власти мог направить страну по существенно разным сценариям развития. Нынешняя стабилизация заставляет события устойчиво развиваться по линейному сценарию. Предметом прогноза становится не определение «критических точек», а исчисление вероятности исполнения (или неисполнения) конкретных решений и их эффективности.

Правда, это новое правило действительно лишь до тех пор, пока сохраняется политическая стабильность. А ее способны разрушить две других составляющие, определяющие состояние общественной среды. Ухудшение состояние экономики и в целом неблагоприятный для реформы идеологический климат, центральное место в котором занимают «антимодернизационные» настроения , могут отменить «линейное» развития и вновь вернуть драматургию российской политики к «бифуркационному» сценарию. Ход и судьба «большой реформы» во многом будут зависеть от того, успеет ли выстраиваемая Кремлем моноцентрическая система за ограниченный период времени нарастить запас прочности достаточный для того, чтобы выдержать проверку выборами 2003 и 2004 гг.

НОВЫЕ РАМКИ ПОЛИТИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ

Таким образом, события апреля-мая 2001 г. определялись двумя основными факторами:

началом «большой реформы»; дальнейшим укреплением моноцентрической политической системы.

Реализация всей серии институциональных преобразований предусматривает очень большую совокупную нагрузку на общество и основные государственные институты. Однако распределение этой нагрузки во времени, скорее всего, будет отличаться неравномерностью. На своем начальном этапе «большая реформа», равно как и мероприятия по укреплению моноцентристской политической системы, прежде всего, предполагает изменение соотношения сил в верхах и затрагивает преимущественно интересы элитных групп.

Расстановка сил в верхах и взаимоотношения между ключевыми игроками выстраивались в контексте ожиданий, заданных кадровой революцией в силовом блоке. С достаточно высокой долей вероятности предполагалось, что кадровая революция распространится на экономический блок правительства и руководство Администрации Президента. Главные ожидания были сфокусированы на реформе правительства, назначенной на конец весны.

«Затухание» реформы правительства

Первоначальные прогнозы строились вокруг двух сценариев реформы правительства, которые признавались равновероятными - «радикального» и «умеренного».

«Радикальный вариант» предполагал резкое увеличение аппаратного веса «министров-реформаторов» - А.Кудрина и Г. Грефа, вплоть до назначения одного из них на пост премьера. В организационном отношении «радикальный» вариант был сопряжен с крутой ломкой нынешней структуры правительства - резким сокращением числа вице-премьеров и укрупнением министерств, включая создание нескольких «суперминистерств».

«Умеренный» вариант изменений в правительстве означал сохранение этого поста за М. Касьяновым. Соответственно, и изменения структуры правительства предусматривались менее кардинальные: сохранение двух или трех вице-премьерских постов, меньший масштаб структурных изменений и т.п.. Аппаратный вес А. Кудрина и Г. Грефа увеличивались бы не столь значительно.

Тем не менее в дальнейшем ситуация вокруг реформы правительства не прояснялась, а становилась все более неопределенной. Сроки реформы были отодвинуты сначала на конец мая, а затем до середины июня. Позиции премьер-министра М. Касьянова явно укрепились. Становилось ясно, что «радикальный» вариант реформы правительства явно не состоится.

Существенно возросла вероятность не предусмотренного ранее «минимального» варианта реформы правительства - без серьезных кадровых перестановок или сколько-нибудь существенной структурной реорганизации. На возможность такого поворота событий указал и Касьянов, несколько раз озвучив новую формулу перемен - «настройка правительства на реформы». Можно предположить, что в рамках этого варианта перемены в основном сведутся к перераспределению полномочий между основными фигурами и ведомствами.

Можно указать несколько причин «затухания» реформы правительства. Во-первых, это исчезновение (или отсутствие с самого начала) альтернативы премьеру М. Касьянову. Похоже, что в настоящий момент не существует кандидата, который удовлетворял бы основным требованиям к премьеру, а именно - обладал полным доверием Президента, был относительно консенсусной фигурой для основных отрядов элиты и политических сил и располагал административной компетентностью. Во-вторых, сказывается сопротивление vested interests в правительстве и их клиентелы за пределами госаппарата. На реальность этой причины косвенно указал сам Президент, несколько раз публично пожаловавшись, что сопротивление бюрократии тормозит реформы.

Существует несколько обстоятельств, которые побуждают Кремль к особой осторожности в отношении руководства исполнительной власти. Нынешний политический режим - бюрократический по своей природе. Административная элита выступает его главной политической опорой, и с ней нельзя обходится жестко.

Кремль явно располагает необходимой политической волей для структурной и кадровой реорганизации правительства. Первый раунд такой реорганизации был проведен еще в 2000 г. В ходе «малой реорганизации» были ликвидированы нескольких федеральных структур, не имевших жизненно важного значения - комитеты по делам молодежи, по кинематографии, по экологии. Все эти структуры были сломаны и, несмотря на попытки, предпринимавшихся заинтересованными сторонами, ни одна из них не была восстановлена.

В настоящее время речь идет о центральных управленческих звеньях, которые нельзя трогать без угрозы для общей управляемости правительством и экономической ситуацией в стране. Похоже, что изменить ситуацию без разрушения равновесия, подобно тому, как это было сделано в ходе «кадровой революции» в «силовом блоке», в данный момент предельно трудно.

Недавно состоявшийся запуск процесса реформ естественных монополий (МПС, РАО ЕЭС, Газпром) сделал управленческую ситуацию еще более уязвимой. Если в этих условиях начать серьезные перемены в правительстве, итогом может стать потеря контроля над реформированием естественных монополий и хаос в экономике. Заданный правительством ритм реформ теперь помогает кабинету сохраняться в его нынешнем виде. Можно говорить о достаточно устойчивом разделения ролей между ключевыми игроками: в кабинете в общих чертах сохраняется расстановка сил, сложившаяся после его формирования в мае прошлого года.

Дополнительную роль в пользу сохранения общих параметров нынешнего правительства мог сыграть и тот факт, что Касьянов перестал играть в однозначно «семейную политику». Его собственные интересы в правительстве стали более устойчивыми, и в период борьбы вокруг концепции реструктуризации РАО ЕЭС премьер действовал вместе с реформаторами из экономического блока правительства против главы Администрации Президента А. Волошина, который, похоже, в большей степени связан с интересами «семейной» группировки.

В результате по совокупности факторов Президенту в настоящее время выгоднее оставить правительство в нынешнем виде и не затевать перемен. В то же время «минимальный» вариант реформы правительства не исключает возможности отставки остатков «семейных» кадров (прежде всего таких, как Яцкевич) либо «отложенные решения» по кадровому вопросу (которые могут быть приняты ближе к августу).

Статус-кво в Администрации Президента

Аналогичная ситуация сложилась и в Администрации Президента. Похоже, что и в этом случае Президент не нашел кандидатуру, способную заменить доставшегося в наследство А. Волошина. Попытка ослабить позиции нынешнего главы АП, связанная с публикацией материалов «прослушки» телефонных разговоров, успеха не имела.

Здесь, как и в случае с «реформой правительства», судя по всему, сказывается ситуация кадрового дефицита, в которой находится В. Путин с момента прихода к власти. «Питерской команде» Президента явно недостает пользующихся повышенным спросом современных и технологичных бюрократов. Кандидатура «питерца» Дм. Медведева, которого первоначально прочили для замены Волошина, оказалась не вполне удачной. Другие потенциальные кандидатуры представляют «силовиков», типа Патрушева и Полтавченко. Но В. Путин, судя по всему, понимает, что их приход в руководство АП повлечет неизбежную «военизацию» работы и стремится сохранить дееспособность этой ключевой политической структуры.

Пожалуй, единственной переменой в руководящем звене АП стало усиление позиций нового игрока, Дм. Козака, который вышел на авансцену в связи с продвижением судебно-правовой реформы. Козак стал еще одной «восходящей звездой» из «питерской команды» Президента (после Кудрина и Грефа). Но говорить о его превращении в игрока первой величины пока преждевременно. У него трудный участок работы и собственные карьерные планы, связанные с преобразованием правоохранительных органов (слияние Минюста и Генеральной Прокуратуры по американской модели и создание единого следственного комитета).

Преобразования во «втором эшелоне» власти

Столкнувшись с трудноразрешимыми проблемами по обновлению руководства исполнительной власти, Президент провел «сильное решение» во «втором эшелоне» системы власти, который образуют естественные монополии, во многом определяющие состояние российской экономики. Еще недавно руководство естественных монополий выступало в качестве исключительно сильных и влиятельных игроков, которые своими действиями (или бездействием) задавали «контекст» экономической политики правительства.

Таким «сильным решением», призванным отчасти компенсировать паузу в обновлении руководства исполнительной власти, стало смещение Р. Вяхирева с поста председателя правления Газпрома и его замена «питерцем» А. Миллером. С учетом масштабов и веса Газпрома, это событие важно само по себе. В то же время оно представляет собою не изолированное явление, а составную часть целой серии целенаправленных действий, которые в последнее время предпринимались государством в отношении естественных монополий.

Обновлению руководства Газпрома предшествовало утверждение концепции реформ двух других естественных монополий - Министерства путей сообщения (МПС) и РАО ЕЭС. Тот факт, что В. Аксененко и А. Чубайс остались на своих местах, не меняет сути происшедшего. Главное, что институциональными преобразованиями естественные монополии были переведены в новое качественное состояние: они оказались под централизованным контролем государства. Руководители естественных монополий перестали быть автономными игроками, а их возможность оказывать влияние на макроэкономические показатели заметно снизилась.

Вместо реформы правительства и обновления руководства Администрации Президента было завершено преобразование «экономического контекста» большой политики. Смещение Вяхирева завершило первый раунд по переводу естественных монополий в управляемое состояние. Ограничение автономии позиционированных там игроков повысила подконтрольность «экономического контекста» большой политики федеральному центру.

Но на этом активность Кремля во «втором эшелоне» власти не закончились. Показательно, что «дисциплинирование» Газпрома фактически совпало по времени с действиями Генеральной прокуратуры против компании «Сибнефть», входящей в состав крупнейшего российского бизнес-холдинга, возглавляемого Р. Абрамовичем. Эти действия были расценены как попытка Кремля ослабить влияние еще одного ключевого игрока, который по своим масштабам и весу вполне приблизился к естественным монополиям. Политическое давление на Абрамовича, ранее бывшего фактически «неприкасаемым», может объясняться не просто демонстрацией «равноудаленности» со стороны власти, но и приписываемым этому игроку попыткам освоить политическую модель поведения, свойственную статусу «естественной монополии»

По некоторым оценкам, в настоящее время группа Абрамовича пытается играть примерно ту роль, которую в середине 90-х играл «Газпром». Административный ресурс (выходы на Администрацию Президента, в меньшей степени - на правительство) используется не для получения различных льгот и привилегий, а для коррекции базовых макроэкономических показателей (налоги, курс рубля, тарифы естественных монополий, бюджет, денежная политика Центрального Банка).

Тот факт, что к действиям против Абрамовича была привлечена Генеральная прокуратура, свидетельствует также о продолжающемся корпоративном обособлении различных интересов, которые прежде объединяла «семейная группировка». Принято считать, что Д. Устинов был назначен на пост Генерального прокуратура под сильным давлением именно со стороны Р.Абрамовича. Теперь же ситуация изменилась таким образом, что руководство Генпрокуратуры вынуждено отстаивать интересы собственного ведомства. Оно вело часто неудачную борьбу с холдингом «Медиа-Мост» и острую, с выходом в публично-политическое пространство, но завершившуюся поражением аппаратную борьбу с Дм. Козаком вокруг судебно-правовой реформы. Президент, похоже, сильно недоволен и топорными действиями Генеральной прокуратуры в борьбе с холдингом «Медиа-Мост», и поведением Генерального прокурора во время конфликта с Козаком. Генеральная прокуратура изо всех сил стремится «набрать очки», в том числе и за счет того, что начала наносить удары по своим союзникам в бизнес-элите.

Соотношение сил между группировками и роль Президента

Развертывание «большой реформы» постепенно становится основным фактором, задающим линии союзов и размежеваний в верхах и влияющим на исход борьбы между группировками. Наиболее острая конкуренция в апреле-мае определялась борьбой вокруг концепции двух реформ - реструктуризации РАО ЕЭС (А. Илларионов и А. Волошин против А. Чубайса и Г. Грефа) и преобразования судебно-правовой системы (Д. Устинов против Дм. Козака). Представители «силовиков» и «семейной» группировки потерпели поражение, а влияние «питерских технократов» возросло. Но в целом они продолжают занимать подчиненное положение. «Силовики» и выходцы из «семейной» группировки сохраняют серьезные позиции в верхах, обусловленные старыми связями, слабостью конкурентов и спецификой кадровых запросов Кремля.

В борьбе группировок в верхах Президент сохранял преимущественно позицию арбитра, вмешиваясь в ситуацию лишь в исключительных случаях (к числу последних, судя по всему, относится смещение Вяхирева и его замена Миллером в Газпроме). В целом Путину удавалось проводить линию на перемены, не нарушая серьезно сложившегося политического равновесия. Соотношение сил начинает постепенно меняться в пользу «команды Путина», но общие параметры паритета со «старыми кадрами», доставшимися в наследство от Ельцина, продолжают сохраняться.

Политическая экономия нового издания «большой реформы» совершенно очевидно работает на усиление федеральной административной элиты, а внутри нее - двух сегментов - «силовиков» и «питерцев». Тем не менее, кадровая бедность «питерской группы» создает потолок компетентности и задает достаточно жесткие границы для вертикальной экспансии «питерской группы» во властных структурах. Пока баланс в пользу президентских назначенцев удалось изменить только в силовом блоке правительства. Эта ситуация обрекает «питерцев» на продолжение сотрудничества с «москвичами» (разумеется, «федеральными москвичами», а не «лужковцами»). Без «москвичей» А. Волошина и М. Касьянова обойтись пока не получается. Но все же в окружении В. Путина «питерская группа» продолжает оставаться «головной». Она сохраняет свою автономию, черты своеобразного «землячества» и роль трамплина для первоочередного продвижения наверх: именно из этой среды рекрутируются кадры на замещение ключевых постов на новых стратегических позициях.

КРЕМЛЬ И ЭЛИТЫ В МОНОЦЕНТРИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ

Во взаимоотношениях с основными отрядами элиты - верхушкой бизнеса и региональными лидерами - Кремль продолжает следовать в русле «сдвоенной» стратегии, сочетающей в различных пропорциях подчинение и диалог. Однако с каждымиз отрядов элиты «сдвоенная» стратегия строилась по-разному и приносила разные результаты.

Отношения с лидерами бизнеса

Во взаимоотношениях с экономической элитой Кремлю удалось закрепиться на позициях лидерства, занятых в предшествующий период. Основными объектами активности оставались политически изолированные бизнес-диссиденты (медиа-магнаты В. Гусинский и Б. Березовский) и лояльное большинство сообщества бизнеса.

Кремль и «бизнес-диссиденты»

Наиболее существенным успехом в борьбе с бизнес-диссидентами стало решение «проблемы НТВ». Переход телекомпании под контроль Газпрома и развал холдинга Медиа-Мост означал ликвидацию одного из двух самых крупных очагов сопротивления Кремлю в сообществе бизнеса. Как политический игрок В. Гусинский исчез с российской политической сцены.

Исчезновение активного оппонента Кремля не могло быть компенсировано даже повышенной активностью оставшегося очага олигархического сопротивления, представленного Б. Березовским и его медиа-империей. Правда, за последнее время медиа-империя Березовского потеряла значимые структуры - телекомпанию ОРТ и «Независимую газету». Он сохранил лишь контроль над телекомпанией ТВ-6, газетами «Коммерсант» и «Новые Известия». ТВ-6 смогла нарастить свой вес в результате перехода туда части коллектива «старого НТВ» во главе с Е. Киселевым.

Остатки медиа-империи - не единственная политическая опора Березовского внутри страны. В последнее время он создал несколько фондов правозащитной ориентации и продолжает действовать как меценат в отношении интеллигенции и культурной элиты. В последнее время Березовский развернул кампанию по созданию новой оппозиционной политической партии, к которой стремится привлечь периферию демократических сил, в том числе - «выпавших» из СПС (Юшенков, Головлев, Ковалев). Слабость позиций компенсируется агрессивной публичной риторикой и демонстрацией непримиримости к Кремлю.

В то же время политическая эффективность этих проектов весьма проблематична. Положение Березовского на политической арене становится все более маргинальным. Не видно такого поворота событий, при котором он смог бы восстановить свои политические позиции. Правда, в отличие от Гусинского, у него сохранились реальные проекты внутри страны. Пока неясно, удастся ли команде Е. Киселева реализовать амбициозный проект «НТВ-2» на относительно «периферийном» канале ТВ-6 .

Сомнительная политическая эффективность нынешних проектов Березовского в сочетании с их активным продвижением позволяет предположить, что они ориентированы преимущественно на внешнюю аудиторию. Не исключено, что с помощью этих проектов Березовский стремится изменить свой имидж с олигархического на диссидентский и заручиться поддержкой Запада на случай возникновения угрозы его безопасности со стороны Кремля.

Кремль и лояльные бизнес-лидеры

В отношениях Кремля с лояльной частью экономической элиты (к числу которой к настоящему времени относятся практически все) сколько-нибудь существенных изменений не произошло. Отношения выстраивались на прочной основе, созданной в предыдущий период.

Раньше положение в экономической элите определялось двумя основными факторами - экономическим весом и автономными политическими ресурсами. Теперь растущее значение приобретает место бизнес-лидера в иерархически построенной и институционально закрепленной системе отношений с государством. Власть ориентируется на новый тип отношений с бизнесом, исключающий само существование института «олигархов». Формулу «равноудаленности» следует прочесть по-иному - как «равноудаленность» крупных предпринимателей от большой политики и противодействия воле исполнительной власти. Отказ от борьбы с исполнительной властью в политическом поле обменивается на членство в «избранном круге» предпринимателей, включенном в режим постоянных консультаций с властью. Для представителей экономической элиты само содержание привилегированного статуса изменилось. С известной долей упрощения можно сказать, что «олигархов» сменяют «иерархи» .

Можно говорить об определенном уточнении схемы взаимоотношений власти с лояльными бизнес-группами. Помимо организованного диалога по вопросам экономической политики (о нем речь пойдет ниже), обозначились два новых направления сотрудничества, где Кремль начинает делегировать лояльным бизнес-группам выполнение определенных политических функций. Одной из таких областей стал контроль над медиа-пространством. Кремль переходит на схему совместного управления медиа-пространством, при котором медиа-структуры (прежде всего, федеральные телеканалы) включаются в сферу политического влияния Кремля, а оперативное руководство и финансирование осуществляется лояльными бизнес-группами.

Таких примеров уже достаточно много, чтобы можно было говорить о тенденции: ОРТ (группа Абрамовича), «третий канал» (Межпромбанк Пугачева), не исключена и схема «НТВ + Альфа-групп». Эти примеры не ограничиваются федеральным уровнем, но начинают возникать и на региональном (иллюстрацией может служить ТВ-проект О. Дерипаски в Свердловской области, ориентированный на нужды полпреда в федеральном округе Латышева).

Другой областью сотрудничества становятся совместные действия по замене региональных лидеров, которые по тем или иным причинам перестали устраивать Кремль. Есть уже несколько примеров фактического делегирования политического контроля над конкретными регионами представителям лояльных бизнес-групп, или фигурам, тесно с ними связанным: хозяин «Сибнефти» Абрамович (Чукотка), представитель холдинга Интеррос Хлопонин (Таймыр), представитель НК ЮКОС Золотарев (Эвенкия). Был близок к тому, чтобы официально выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах в Нижнем Новгороде глава «Русского алюминия» О. Дерипаска (в конце концов, решил не участвовать). Можно говорить об избирательном союзе Кремля с бизнес-группами против региональных лидеров .

Происходит и расширение сферы применения «новых правил игры» во взаимоотношениях между государством и бизнесом. Эти правила начинают распространятся на тех игроков, которые ранее считались «неприкасаемыми». То, что начало происходить с Абрамовичем, еще раз подтверждает: правила игры поменялись. «Неприкасаемых» становится все меньше, даже среди тех, кто находится с властью в привилегированных отношениях.

Теперь одной политической лояльности уже недостаточно, необходима большая «прозрачность» перед государством и отказ от автономного влияния на экономическую политику правительства. Исчезновение категории «неприкасаемых», помимо прочего, несколько меняет иерархию внутри привилегированной экономической элиты. Возникает коридор для статусного возвышения той части бизнес-лидеров, которая встроена в режим официальных консультаций с властью и смогла набрать очки во время встреч с Президентом. Среди претендентов на повышение - наиболее активные члены бюро РСПП (Потанин, Фридман, Ходорковский, Бендукидзе, О.Киселев, Мордашов).

Взаимоотношения с организованным бизнесом

Дальнейшее развитие получили и взаимоотношения Кремля с организованным бизнесом, при этом позиции власти в этих взаимоотношениях усилились, а сообщества бизнеса - ослабли. В руководстве РСПП обострилось соперничество за право быть посредником в контактах с властью.

Превращение депутатской группы «Деловая Россия» (И. Лисиненко), ранее выполнявшей функции парламентского представительства РСПП, в самостоятельную силу, раскололо корпоративное представительство бизнеса. Теперь каждое из двух звеньев корпоративного представительства будет взаимодействовать с властью порознь. Рабочим группам в бюро РСПП, курирующим конкретные блоки нового законодательства, придется выходить на Государственную Думу не напрямую, через собственное парламентское представительство, а в обход, через правительство. Объективно это сокращает потенциал сообщества бизнеса в отношениях с исполнительной властью и создает дополнительное препятствие для превращения консультационных структур в лоббистские.

В руководстве РСПП не прекращалась борьба за «наследство Вольского» (при том, что он продолжает оставаться главой РСПП). В числе основных претендентов называют Киселева и Фридмана, с одной стороны (которым вменяется коалиционная игра), и Потанина, с другой. Последнему приписывают публичную заявку на лидерство.

В газете «Время Новостей», был опубликован материал, в котором заслуга в налаживании диалога бизнеса с властью приписывается Потанину. Правда, потом, в газете «Ведомости» появилось нечто вроде опровержения: сообщалось, что указанный материал разместил не Потанин, а, наоборот те, кто Потанина пытался подставить.

Тем не менее определенные основания говорить о новой роли В. Потанина есть. Он стремится играть активную роль в институционализованном диалоге с властью и единственный из представителей элиты бизнеса, кто дважды лично встречался с В. Путиным.

Третья встреча Президента В. Путина с представителями бизнес-элиты, состоявшаяся 31 мая 2001 г., показала, что формат постоянного диалога был выбран удачно. Кремлю удалось создать эффективный механизм взаимодействия с одним из ключевых отрядов элиты. Этот механизм встроен в моноцентрическую систему и хорошо приспособлен для нужд разворачивающейся «большой реформы».

Отношения с региональными лидерами

Отношения Кремля с региональными лидерами отличались большей конфликтностью и были подвержены неожиданным поворотам. Тем не менее, как и в случае с бизнес-лидерами, в целом в отношениях с губернаторами Кремль придерживался стратегии, сочетающей диалог и подчинение.

С одной стороны, региональные элиты последовательно привлекались к сотрудничеству в отработке ключевых концепций экономической реформы. В новый раунд «больших реформ» Кремль входит крепко «обнявшись» с губернаторами. Есть основания говорить о тактическом союзе федерального центра с региональными лидерами, отчасти реальном, отчасти виртуальном, в сфере экономической реформы.

Сотрудничество Кремля с региональными элитами в разработке курса экономических реформ позволяет:

сохранить управляемость процессом перемен; корректировать первоначальные разработки в соответствии с интересами регионов; разделить политическую ответственность за перемены; использовать губернаторов в качестве противовеса политическим силам на федеральном уровне (коммунистам и левым - по земельной реформе, либералам в экономическом блоке правительства - в том, что касается экономической реформы в целом и, отчасти, реформы естественных монополий).

В то же время во взаимоотношениях с региональными лидерами задачи подчинения продолжали оставаться приоритетными для Кремля. Главная цель состоит в том, чтобы добиться как можно более полного встраивания губернаторов в воссоздаваемую «вертикаль власти».

Последовательно реализуется линия на ограничение экономической автономии регионов. Важными событиями на этом направлении стали:

поражение комиссии губернатора Кресса, представлявшей интересы регионов, в борьбе вокруг концепции реструктуризации РАО ЕЭС; новая программа по межбюджетным отношениям, предусматривающая дальнейшее перераспределение финансовых ресурсов в пользу федерального центра; обещания Президента наделить полпредов в федеральных округах полномочиями по контролю над деньгами по федеральным программам в регионах.

Стремление ослабить экономическую автономию региональных лидеров побуждает Кремль использовать любую политически благоприятную ситуацию для достижения своих целей. При Б. Ельцине лидеры Якутии добились больших уступок от федерального центра не хотели интегрироваться в выстраиваемую В. Путиным «вертикаль власти»: более 50 якутских законов до сих пор противоречат Конституции России, а недра по якутским законам объявлены республиканской собственностью.

Политически уязвимая для республиканских властей ситуация вокруг наводнения на Лене была использована федеральным центром для того, чтобы начать действия по выведению алмазной компании АЛРОСА из-под юрисдикции республиканских властей и установления над ней федерального контроля.

Политический статус региональной элиты на федеральном уровне снижен. Госсовет, созданный в наиболее острый для губернатором момент после реформы Совета Федерации, утвердился в консультативной роли и не приобрел никаких более широких функций.

Принятие закона о партиях приведет к еще большему ограничению политического влияния губернаторов. Общее повышение роли партий и предоставление им исключительного права выдвигать кандидатов в депутаты как по спискам, так и по одномандатными округам сокращает возможности губернаторов влиять на состав Государственной Думы. Это ограничит губернаторский лоббизм в нижней палате федерального парламента. Правда, в распоряжении губернаторов остается много инструментов влияния - собственная административная вертикаль, кадры, финансы, но исчезновение привычных каналов влияния в значительной степени обесценит политические ресурсы региональных лидеров. В свою очередь, усиление федерального контроля над финансовыми потоками и экономикой регионов затруднит функционирование созданных в регионах «машин для голосования».

Наконец, самым сильным «ходом» по ограничению политического веса региональных лидеров стало ужесточение позиции Кремля в отношении права губернаторов избираться на третий срок, предоставленного им в начале 2001 г. Это была едва ли не единственная серьезная уступка, которую федеральный центр сделал губернаторам в рамках восстановления «вертикали власти».

Первоначально право избираться на третий срок было предоставлено губернаторам в конце 2000 г. Основной мотивировкой этого законопроекта называлось избрание на третий срок президента Татарстана Минтимера Шаймиева, который взамен соглашался привести местное законодательство в соответствии с федеральным. «Поправка Бооса», принятая в январе 2001 г., дала право на третий срок руководителям 69 из 89 субъектов РФ.

Задуманное как индивидуальная уступка, право на третий срок под воздействием «губернаторского лобби» в нижней палате превратилась в корпоративную привилегию, распространявшуюся на абсолютное большинство губернаторов. В мае 2001 г. Кремль решил продемонстрировать, что компромиссы с наиболее влиятельными главами регионов не предусматривают уступок губернаторскому корпусу в целом.

Госдума приняла в первом чтении поправки в закон «Об общих принципах организации законодательной и исполнительной власти в субъектах РФ», в соответствии с которыми количество субъектов, где главы исполнительной власти могут избираться на третий срок, сокращается с 69 до 9. К числу субъектов Федерации, где избрание глав на третий срок остается возможным, отнесены Кабардино-Балкария, Калмыкия, Коми, Татарстан, Ленинградская, Новгородская, Сахалинская и Тверская области, а также город Москва.

Как и прежде, поправка носит сугубо персональный характер. Ее главным адресатом выступает Ю. Лужков, а сама она является частью общей договоренности, предусматривающей, помимо прочего, объединение «Отечества» и «Единства» и отказ московского мэра от всякой критики в адрес Президента и его ближайшего окружения. Таким образом, новая редакция «права на третий срок» носит принципиальный характер: она призвана продемонстрировать перевод взаимоотношений Кремля с региональными лидерами на основу полной взаимности. Губернаторский корпус никакими «врожденными» привилегиями не обладает, на уступки может рассчитывать каждый губернатор в отдельности - в зависимости от готовности занять свое место в «вертикали власти».

Первоначально предполагалось, что новую поправку по третьему сроку удастся провести без особых проблем. В Государственной Думе она получила внушительную поддержку (370 голосов), что практически гарантировало преодоление возможного вето Совета Федерации. И, тем не менее, «ход» с фактической отменой права губернаторов избираться на третий срок оказался настолько сильным, что его, похоже, начали отыгрывать назад. В начале июня руководство фракции «Единства», образующей основу пропрезидентского большинства в Государственной Думе, после совещания с представителями группы «Федерация» из верхней палаты приняло решение об отзыве своей поддержки новой, «запретительной» редакции права на третий срок.

Неожиданная коллизия вокруг третьего срока (вне зависимости от того, чем она закончится) продемонстрировала возникновение внутреннего конфликта в политике Кремля в отношении региональных лидеров. Длительное время действия федерального центра были подчинены задачам интеграции региональных лидеров в возрождающуюся «вертикаль власти». Но недавно появилась новая цель - обеспечить политическое воссоздание «партии власти». В рамках партии власти региональные лидеры для Кремля - не подчиненные, а партнеры или «коллеги». К ним неприменимы команда или приказ, а их интересы принято учитывать и всячески оберегать.

Между тем формат реинтеграции партии отличается чрезмерной жесткостью, и не предусматривает автономии, к которой привыкли «тяжеловесы». Он оказывается неприемлем для тех региональных лидеров, которые после всех поражений сохранили вкус к политической самостоятельности и автономной игре. Несоответствие задачи (создание единой политической партии) и предлагаемого решения («жесткий» формат), судя по всему, и привело к кризису партийного строительства на участке партии власти. Итогом стало поведение фракции ОВР на втором чтении закона о партиях в Государственной Думе, отказ Ю. Лужкова от ранее провозглашенного слияния с «Единством».

Тем не менее насущная необходимость воссоздания партии власти побуждает к позитивной переоценке ресурсов региональных лидеров. Из потенциальных «сепаратистов» они превращаются в строителей общероссийской избирательной машины, подчиненной политическим нуждам Кремля. Судя по всему, именно эти обстоятельства и обусловили резкое изменение позиции пропрезидентской фракции «Единство» по вопросу о третьем сроке для губернаторов.

К необходимости политического воссоздания партии власти подталкивает и еще одно обстоятельство: Кремль не в состоянии в одиночку контролировать политическую ситуацию на местах. Показательно, что тема партии власти активно обсуждалась на фоне очередной демонстрации ограниченных возможностей федерального центра проводить своих кандидатов на региональных выборах. Наглядным подтверждение политического бессилия Кремля в регионах стал «казус Дарькина» в Приморье.

Конечно, не все региональные лидеры являются столь искусными политическими игроками, как бывший губернатор Приморья Е. Наздратенко. И далеко не все из них смогли настолько прочно врасти в элиты своих регионов, чтобы и после ухода со своих постов сохранить фактический контроль над политической жизнью, включая способность успешно продвигать «собственных дарькиных» на пост губернатора. Тем не менее, «казус Приморья» еще раз напомнил: с региональными элитами жестко не получается.

Статусные парадоксы моноцентризма

В целом в отношениях с региональной элитой Кремль сумел добиться меньшего, чем во взаимоотношениях с бизнес-лидерами. Региональные элиты оказались более трудным партнером. Рамки естественной автономии бизнес-групп, действующих в общероссийском масштабе, заметно уже, а их уязвимость по отношению к дисциплинирующей власти федерального центра - выше. Но как партнеры они более удобны для Кремля.

Интеграция губернаторов в «вертикаль власти» идет тяжелее, чем выстраивание отношений с элитой бизнеса. Масштабы естественной автономии и соучастие в системе власти превращают губернаторский корпус в наиболее проблемную часть моноцентрической системы.

В настоящее время можно говорить о постепенном выравнивании статуса двух элитных групп. В первоначальный период становления моноцентрической системы обе фракции элиты потеряли в статусе, но экономическая элита в большей степени. Сейчас с явным опережением восстанавливается статус лидеров бизнеса.

Виртуально региональные лидеры начинает проигрывать элите бизнеса. Встречи Путина с лидерами бизнеса начинают сравнивать с заседаниями Госсовета, чего не было раньше. Во взаимоотношениях с федеральным центром губернаторы продолжают оставаться наиболее сильной элитной группой, но они начинают проигрывать в статусе элите бизнеса. Этот процесс только наметился, но представляет интерес для понимания внутренней логики моноцентричной системы.

В системе, где все тяготеет к федеральному центру, а статусы определяются успешностью в лояльных взаимоотношениях с Кремлем, сильным игрокам действовать тяжелее. Выигрывая в автономии, региональные лидеры проигрывают в статусе. Ситуация может измениться в случае успеха политического воссоздания партии власти: тогда региональные лидеры окажутся в состоянии восстановить свое иерархическое преимущество.

ВЛАСТЬ И ЭЛИТЫ В ДВУХ КРЕМЛЕВСКИХ ПРОЕКТАХ

Итак, Кремль в настоящее время реализует два широкомасштабных проекта - «большая реформа» и «моноцентрическая политическая система». По сути, второй проект является частью первого, но из-за своей специфики имеет самостоятельное значение. Проект «моноцентрическая система» был запущен раньше и призван создать благоприятные условия для реализации проекта «большая реформа».

Реализация обоих проектов невозможна без участия в них основных отрядов российской элиты - бизнес-лидеров и губернаторского корпуса. В соответствии с «профессиональной специализацией» лидерам бизнеса отведено важное место в экономическом проекте, руководителям регионов - в новой системе власти.

У обоих отрядов элиты Кремль стремится изъять политическую составляющую и оставить только профессиональную. Внутренняя логика обеих проектов предполагает подавление политических рефлексов элит. Они просто не предусмотрены «по смете».

Бизнес-лидеры, похоже, относительно довольны своим местом. Они востребованы как предприниматели, инвесторы, менеджеры. Во взаимоотношениях с властью они нашли себя в роли консультантов по разработке экономической политики. Привлечение бизнес-лидеров к политическим проектам Кремля носит пока единичный характер, а в самих проектах им отводится периферийное место.

Региональные лидеры выступают участниками «проекта моноцентризм». Но своим местом в проекте губернаторы явно недовольны, а их положение особенно противоречиво. По условиям проекта региональные лидеры подлежат безусловному встраиванию в «вертикаль власти», воссоздаваемую Кремлем. Но масштабы «неустранимой автономии» губернаторов и объем неконтролируемых из центра политических ресурсов заметно больше. На этом участке моноцентрической системы возникает явное напряжение.

Это напряжение вроде бы снимается, если возникает партия власти. Политическая партия принципиально нужна, поскольку моноцентрическая система должна проходить испытание выборами, чтобы избежать авторитарного вырождения.

Партия власти позволит востребовать для нужд укрепления системы все автономные свойства региональной элиты, которые создают помехи внутри вертикали власти. Но здесь начинаются новые противоречия.

Проблема в том, что пройдя испытание выборами с опорой на партию власти, система может перестать быть моноцентричной. Партия власти подрывает особое положение центра внутри всей системы, возвращает ее в олигархическое состояние.

Во-первых, потому что партия власти неизбежно предполагает компромисс с элитами, а такой компромисс противоречит внутренней логике моноцентрической системы и логике другого проекта Кремля - проекта «большой реформы»

Во-вторых, партия власти подрывает политическую основу моноцентричной системы - «президентское большинство». Моноцентризм основан на прямых связях между обществом и центром моноцентрической системы - Президентом.

Подключение посредника во взаимоотношения между Кремлем и обществом снижает уровень поддержки моноцентрической системы в обществе.

Есть и другие противоречия.

Противоречие первое: консолидированная партийная система, создание которой стимулирует Кремль, легче поддается управляемости, но она предоставляет более широкие возможности наиболее крупной оппозиционной партии - КПРФ. Это подрывает моноцентризм изнутри, создавая угрозу политической поляризации по отношению к другому проекту Кремля под названием «большая реформа»

Противоречие второе: теоретически воссоздания партии власти можно избежать, если продолжить традицию «одноразовых партий» (Выбор России -НДР - Единство), но институционализация партийной системы, предпринятая по инициативе Кремля, закрепляет привилегированное положение партий-инкумбентов и затрудняет, если не закрывает полностью такую перспективу.

Получается, что моноцентрическая система ни в том, ни в другом случае выборов пережить не сможет. Так или иначе, но ей предстоит политическая смерть (или трансформация, что в данном случае одно и то же).

Хорошо это или плохо? Плохо, потому что в олигархической системе мы уже побывали. Плохо, потому что проект под названием «большая реформа» не завершится к дате выборов. Он рассчитан лет на 10 или все 15.

Итак, на ближайших выборах, Кремлю может потребоваться еще один проект.

Версия для печати