14.06.2016 | Татьяна Становая

Провластные СМИ: трансформация роли

Заявления и события последних двух лет указывают на заметное переосмысление властью роли СМИ и их места в политической сфере. Много дискуссий разворачивается вокруг тенденций в журналистике не только между провластными и оппозиционными силами, но и внутри самой власти, которая в последнее время делает очевидные попытки осмыслить новую роль СМИ.

Сразу после возвращения Владимира Путина на пост президента, начала консервативной волны, и, особенно, после присоединения Крыма провластные СМИ заметно сменили риторику. Если ранее от журналистов требовалось соблюдение неких правил политкорректности, понимания интересов государства, что выражалось в красных линиях, выход за пределы которых воспринимался властью болезненно, то на рубеже 2012-2014 годов подконтрольные власти СМИ превратились в фактическое PR-сопровождение государственной политики. Риторика стала гораздо более агрессивной, патриотическая составляющая – выраженной и доминирующей.

Информационная политика российских СМИ превратилась в отдельную большую тему для обсуждения. Это касалось не только проблем пропаганды или замалчивания острых тем. Все чаще стали появляться случаи выдуманных сюжетов. Известный репортаж про «распятого мальчика» на Первом канале (о зверствах «хунты» на востоке Украины) был одним из прецедентов, за которым следовали другие истории. Из последних, примеров - рассказ на Первом канале про якобы изнасилованную мигрантами 13 летнюю девочку в Германии (где, как выяснилось, никакого изнасилования не было), история с поддельным удостоверением украинского бойца дивизиона СС «Галичина», которое легло в основу сюжета программы «Вести недели» Дмитрия Киселева в апреле. Наконец, только в мае французский телеканал Canal+ разоблачил сюжет тех же «Вестей» о евроскептиках: комментарии героев сюжета из Парижа (интервью были взяты с акций протестов против изменений в трудовом законодательстве) были «переведены» не просто ангажированно, но и местами выдуманы с тем, чтобы подтвердить тезис об остроте мигрантского кризиса в Европе.

Откровенная ложь преподносится как норма. Тот же Дмитрий Киселёв всякий раз, сталкиваясь с критикой, признавал факты вранья. В одном из интервью для «Коммерсанта» он заявил, что «признает публично и разбирает по косточкам» каждый из таких «заусенцев» - именно так он назвал случаи подтасовки фактов или лжи. Он тут же выдвинул ответные обвинения в адрес Запада, заявив, что европейцы «бревна в своем глазу не видят». «Взять хотя бы персональные санкции против меня за то, что я «призывал к вводу войск на Украину. Я уж точно этого никогда не говорил», заявил он.

В последние два года происходит новое перепозиционирование российских провластных СМИ. Из лояльных информационных ресурсов, призванных создавать комфортную информационную среду вокруг власти, они становятся частью этой власти. СМИ активно сотрудничают и со спецслужбами, как получая от них материалы, в частности, о лидерах оппозиции или критичных НКО, так и составляя собственные, используя спецсредства и прослушку. Так, представители ассоциации «Голос» жаловались на то, что журналисты НТВ их преследуют и появляются в тех местах, которые обсуждались по телефону.

Это традиционная авторитарная тенденция, однако в российской реальности она оказывается конфликтной. Во-первых, несмотря на сужение поля независимых СМИ, государство не обладает монополией в информационной сфере, и случаи искажения фактов быстро становятся достоянием общественности с помощью интернета и на них приходится реагировать – в отличие от советского времени, когда существовал «железный занавес». Во-вторых, появляется конкуренция между чисто провластными, уже откровенно пропагандистскими СМИ и СМИ, которые являются «системными», но менее ангажированными (об этом речь пойдет ниже).

Такое размежевание внутри российских «системных» СМИ связано с тем, что трансформация роли жестко провластных медиа не является полностью управляемым процессом «сверху». В основе информационной политики таких СМИ – логика военного времени, убежденность в том, что против России ведется информационная кампания, призванная ослабить режим и в итоге добиться развала страны. Ставки оказывается настолько высокими, что искажения реальности в эфире выглядит малозначительными и не заслуживающими внимания нюансами, которыми можно пренебречь. В основу информационной политики закладываются тезисы, не требующие скрупулезного доказывания и опирающиеся на «черно-белый» подход («свои»-«чужие», «мы всегда правы», «у них все плохо»). Основной расчет делается на сильную эмоцию, а не факты, которые играют второстепенную роль – их отбор осуществляется для решения основной задачи – консолидации и мобилизации общества в поддержку «своих» и против «чужих».

Этот процесс, начавшийся с возвращением Путина на пост президента (именно тогда стал расти градус агрессии в СМИ), сейчас получает определённую политическую осмысленность. Идеологи «новой журналистики» пытаются повести под провластные СМИ концептуальное обоснование. Это связано с тем, что политика таких СМИ оказывается дискуссионной и конфликтной. Отсюда и потребность защитить себя, доказать власти свою исключительную пользу.

Защитники этой новой роли СМИ создают и собственный понятийный аппарат, Так, на форуме «Новая эпоха журналистики: прощание с мейнстримом» дискуссия строилась вокруг краеугольной идеи о необходимости противостояния западным и прозападным точками зрениями (и формирующим мейнстрим) через развитие альтернативных СМИ. «После 11 сентября Соединенные Штаты… вмешиваться в разные страны… Вся эта политика предполагала информационное сопровождение. Вот это и есть мейнстрим. Людям в мире это не очень нравится, и возникает запрос на альтернативную информацию — вот это и есть постмейнстрим», - говорил Дмитрий Киселев на форуме. По его словам, у России, Китая, Ирана, Японии и многих других стран другое представление о конструкции мира: «Люди хотят не однополярного мира с лидерством одной страны в собственных интересах, а многоукладной, многоцветной, многополисной конструкции с правом каждого народа на собственный уровень развития, на собственные традиции, и это предполагает и постмейнстримовскую журналистику».

В этом еще одна особенность провластных СМИ – это сильно выраженный внешнеполитический контекст, предусматривающий противопоставление «западной пропаганды» и альтернативной точки зрения. В рамках такой системы координат вопрос о внутриполитической конкуренции информации исчезает, теряет актуальность. Напротив, формируется запрос на информационную консолидацию, предполагающую бОльшую эффективность в противостоянии с западным «мейнстримом».

Еще одна концептуальная особенность нового подхода к функционированию СМИ – это отказ от принципа нейтральности объективности. На форуме Киселев констатировал, что время «дистиллированной», нейтральной журналистики «абсолютно прошло». Из слов Киселева следовало, что телезрители ждут от СМИ принятия решений за них, реализации выбора, который в демократических странах с развитой свободой СМИ остается на усмотрение самих граждан, получающих информацию из разных источников и критически ее осмысливающих. В новой логике провластных СМИ информация должна подталкивать к правильным решениям – в этом случае она становится пропагандой. Вероятно, «правильность» в данном случае определяется интересами государства.

Это тоже важный нюанс: интересы государства все чаще ставятся выше частных (а частные интересы все чаще осуждаются как антиморальные, эгоистичные). Очень показательным был конфликт между политическим обозревателем ВГТРК Ольгой Скабеевой и журналистом немецкого телеканала ARD Хайо Зеппельтом. Последний был автором нового фильма о допинге в российском спорте – «Секретное дело. Допинг: час Икс для России». Скабеева пришла делать интервью, но Зеппельт грубо выставил ее, не выдержав откровенно провокационных вопросов (например, получаете ли вы деньги за свои расследования). Однако интересен тут и небольшой спор, возникший между ними: Скабеева говорила, исходя из интересов государства, а Зеппельт указывал, что журналисты должны быть независимыми. В итоге российские СМИ активно писали про «нападение» Зеппельта на российских журналистов – это преподносилось как очередное подтверждение антироссийской природы западных СМИ, их ангажированности.

Трансформация роли провластных СМИ становится источником конфликтов внутри медийного сообщества, учитывая, что девальвация значимости фактуры и журналистской работы как таковой наносит значительный ущерб репутации всех российских СМИ. Это встречает сопротивление: так, «Московский комсомолец» опубликовал критичную статью о сюжете «Вестей недели» о евроскептиках, что обернулось перепалкой между главным редактором газеты Павлом Гусевым и Дмитрием Киселевым. Киселев назвал статью в «МК» «шнягой», а Гусев в ответ опубликовал обращение в главе «Россия сегодня», назвав того «сексотом и негодяем», который «примазался к российской журналистике». При этом и МК действует в рамках установленных «правил игры», а Гусев является главой Общественного совета Минобороны. Разница состоит в том, что Киселев является жестким пропагандистом, тогда как Гусев стремится к сохранению респектабельного издания в стилистике «нулевых» годов, в котором возможны разные мнения, от провластных до критичных.

Еще одним примером отторжения лжи стала протестная кампания некоторых региональных СМИ, которые сопровождали программу телепередач НТВ предупреждением, что в них может «содержаться искаженная информация или пропаганда». Поводом для акции стал фильм «Должники госдепа», вышедший на телеканале «НТВ». В нем утверждалось, что член АНРИ, газета «Якутск вечерний», а также агентство «Тульские новости», телеканал «ТВ-2», газета «Челябинский рабочий» получали средства из иностранных источников, связанных с государственным департаментом США.

Конфликтность внутри российского медийного сообщества, размежевание между СМИ будет усиливаться и дальше: фактически внутри него формируется некий обособленный привилегированный класс «служителей» государству на фоне остальных, «простых журналистов», действующих в рамках докрымской логики. Тут важно отметить еще одну важную особенность, которая связана со спецификой причин преобразования провластных СМИ в часть самой власти. Судя по всему, происходит это не столько из-за заинтересованности Кремля в управляемых СМИ или осознанной политической линии на усиление агрессии российских СМИ. Гораздо более значимый тренд – это стремление самой медийной элиты самоидентифицироваться внутри российской власти, ее потребность доказать востребованность и актуальность. От этого зависит и получение ресурсов, и реальных властных привилегий: тенденция такова, что медийные игроки на госслужбе превращаются в видных игроков на политическом поле, лидеров общественного мнения. Это подтверждается и заметным ростом числа журналистов в списках партии власти, а также увеличением медийного влияния глав информационных служб российских органов власти (Дмитрий Песков, Владимир Маркин, Мария Захарова).

Если в советские времена обоснованием «пропаганды вместо информации» служила коммунистическая идеология, из которой вытекал «классовый характер» всего, включая мораль, информацию и др., то сегодня государственной пропаганде приходится искать иные квазиидеологические обоснования для своего поведения, выглядящие в XXI веке абсолютно архаичными и искусственными. Одна из причин такого поведения заключается в том, что подобная «квазиидеология», именуемая «постмейнстримом» нужна для обоснования своего превращения в часть новой властной номенклатуры – по аналогии с СССР, где обозреватели «Правды» или Гостелерадио занимали не последнее место в номенклатуре ЦК КПСС.

При этом как и в традиционных авторитарных режимах, потоки информации адресуются уже не столько обществу, сколько «заказчикам» - самой власти, а также персонально Путину. Президент предлагаемую ему систему координат, в которой функционируют российские СМИ, одобряет и легитимирует. Выступая на форме, Путин заявил: «Важно для представителей власти во всех странах мира обеспечить свободу распространения информации». По его мнению, информация не должна подвергаться «никаким репрессивным действиям с целью ее корректировки». Сегодня журналистика, как считает российский президент, «мало чем отличается от того, что было вчера, а по сути — это поиск правды в современном мире, когда так бурно развиваются информационные технологии». Главным в этом вопросе по-прежнему является объективность, а также «информационная добросовестность и правда», добавил он.

Понятно, что критика тут звучит исключительно в адрес «мейнстримовских» СМИ, то есть западных и прозападных. Работу же российских СМИ, в том числе и возглавляемое Киселевым агентство «Россия сегодня», Путин считает примерной. «Очень рассчитываю на то, что ваше агентство будет и дальше, как это было в предыдущие годы, объективно рассказывать о внешней и внутренней политике нашей страны, об инвестиционной привлекательности российской экономики, о нашей богатейшей многонациональной культуре. При этом давать аудитории самую широкую палитру мнений и взглядов», — сказал президент. Это не первое подобное заявление. 13 мая президент, поздравляя поздравил ВГТРК с 25-летием, заявил о вреде монополии в информационной сфере, явно имея в виду мировой «мейнстрим».

За последние два года произошла мощная информационная мобилизация провластных СМИ, роль которых в политической системе и для власти значительно выросла. Провластные СМИ стали внутриполитическим фактором, заметной частью обновлённой посткрымской российской политической элиты, обладающей гигантским потенциалом для влияния на массовое сознание и формирования внутрироссийского мейнстрима, сейчас уже практически безальтернативного. При этом информация, транслируемая этими СМИ, встречает сейчас поддержку со стороны большинства общества не только из-за доминирования провластной повестки на основных медийных ресурсах, но и в связи с общественным запросом на силу и «крутость». По словам социолога из Левада-центра Дениса Волкова, «как рассказывают люди на фокус-группах, страна «показывает зубы», «заставляет с собой считаться», «заставляет себя уважать» и учит других бороться с международным терроризмом. Именно это приносит удовлетворение, придает ощущение собственной значимости. Оказывается, что ощущение сопричастности к сильной державе для просвещенной российской публики почти так же дорого, как и для рядового человека. Напротив, образ страны, очертания которого проступают в публикациях независимых СМИ, гораздо менее привлекателен: Россия как страна-агрессор, страна – мировой шантажист, страна-дауншифтер. Ни тебе славы, ни уважения. Гораздо приятнее закрыть глаза на все эти неприятные вещи и приобщиться к официальной версии происходящего».

В то же время возникает вопрос – в какой степени этот потенциал может адаптироваться к изменению политической реальности – снижению геополитической напряженности, финансово-экономическому кризису (что также подразумевает и изменение повестки дня для населения на более социально ориентированную), отсутствию прежних объемов финансирования. Это новая реальность 2016 года, когда происходит постепенное «омертвение», как написала в своей колонке на сайте «Газета.ру» журналист Екатерина Винокурова, прежних ура-патриотических, консервативных тенденций. Все это может способствовать снижению спроса на агрессию как «сверху», так и, особенно, «снизу» - со стороны все более устающего и не видящего новых успехов населения (образ «крутой» страны надо постоянно подтверждать, что становится делать все сложнее). Однако «омертвение» также сопровождается и ростом внутренней конкуренции в элите – как за сокращающиеся ресурсы, так и между теми, кто сделал ставку на жесткий курс, и сторонниками более осторожной политики. Это находит свое отражение и в конкуренции влиятельных игроков медийной сферы.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати