12.01.2017 | Татьяна Становая

Внешнеполитическая доктрина Франсуа Фийона: интересы и чувства

Одного из фаворитов президентской кампании во Франции Франсуа Фийона и западная пресса, и российская называют дружественной Москве фигурой, от которой ждут снятия санкций и отказа от политики сдерживания. Вместе с этим, однако, было бы правильнее говорить о внешнеполитических позициях Фийона в контексте не «pro et contra», а, в первую очередь, возвращения Франции активной роли в международных делах, что задает совершенно иную систему координат для анализа его приоритетов.

Первое, что стоит выделить во внешнеполитической программе Фийона – это желание вернуть Францию на мировую арену в качестве активного и уважаемого игрока. Причем игрока, который будет действовать не в хвосте интересов США или России, а исключительно самостоятельно. «Мы оказались вне игры на дипломатической сцене», писал Фийон в своей программной статье для Le Monde в ноябре прошлого года, добавляя, что сегодня Франция оказалась «задвинута» американцами и русскими, больше не считающими с нашими интересами, указывал он. Именно вернуть Францию в центр игры мировой политики обещает Фийон избирателям, призывая говорить на равных с США, Россией и Китаем.

В связи с этим появляются как объективные факторы, определяющие внешнеполитическую концепцию Фийона, так субъективные, играющие далеко не последнюю роль, но не являющиеся исключительными. К последним, в частности, и стоит отнести особенно теплое личное (взаимное) отношение главного кандидата на пост президента Франции и к России, и к ее президенту Владимиру Путину. L’Express в 2014 году писал, как уходящий со своего поста премьер Франции в 2012 был тронут телефонным звонком российского лидера, озабоченным будущей судьбой своего коллеги. А когда Фийон потерял свою мать, Владимир Путин прислал в знак соболезнования бутылку вина 1931 года, год ее рождения. В этом контексте, эмоциональный, психологический фон отношений Росси и Франции в случае избрания Фийона, безусловно, будет гораздо более доброжелательным.

Однако есть и объективная сторона внешнеполитической концепции фаворита президентской гонки, и в этом контексте ситуация кажется более сложной. Фийон обращает внимание на два ключевых приоритета. Первое - восстановление политической роли единой Европы, которая должна сконцентрироваться на стратегически важных вопросах: обеспечение безопасности, прежде всего на внешних границах ЕС, усиление контроля над потом мигрантов и укрепление политики обороны, более эффективное управление зоной евро и поддержка крупных инновационных проектов. Для решения этих задач Фийон особо подчеркивает исключительную важность, безальтернативность франко-немецкого союза. Причем Фийон говорит, прежде всего, о наращивании оборонительной политики, призывая не рассчитывать на «американский зонтик», возможности которого ограничены.

В этом контексте европейский приоритет Фийона автоматически делает его «пророссийскость» более противоречивой. Москва, оказавшаяся в остром кризисе не только геополитических, но и персональных отношений с руководством Германии, подозреваемая в ведении активной игры против канцлера и попытках повлиять на будущую парламентскую кампанию, рассчитывающая при этом на общее ослабление ЕС как института, с которым труднее иметь дело, чем с отдельными правительствами, вряд ли будет испытывать положительные эмоции от европейских, франко-немецких, мечтаний Фийона.

Позиции Фийона гораздо сложнее и по ряду других значимых для России вопросов. Например, важно понимать, что критичное отношение Фийона к расширению НАТО абсолютно не является следствием понимания обеспокоенности Москвы и желания эту обеспокоенность снять. Фийон на протяжении всей своей карьеры никогда не был пылким сторонником расширения и укрепления североатлантического альянса, а также в свое время весьма сдержанно встретил решение Николя Саркози вернуть страну в 2009 году в военные структуры блока. В этом контексте Фийон призывает выйти за рамки блокового сознания, однако вовсе не для того, чтобы затем уступать своим контрагентам. Ставка на союз с Германией и оборонные приоритеты единой Европы могут быть восприняты российскими военными как угроза ослабления российского потенциала.

Показательно, что в числе провалов внешней политики нынешнего руководства Франции Фийон называл сохранение сирийского режима, а также «одностороннее и разрушительное вторжение в Сирию российских войск». В этом смысле нельзя ставить знак равенства между признанием Фийоном важным (с точки зрения противостояния терроризму) вмешательства России в сирийский кризис на фоне бездействия других стран, и одобрением штурма Алеппо.

Реализм внешнеполитической позиции Фийона совершенно не идентичен «дружественности» к России в контексте пророссийскости. Москве в случае избрания Фийона стоит приготовиться не к признанию Парижем легитимности кампании в Алеппо, а к торгу за раздел сфер влияния в управлении сирийским кризисом, где наряду с едиными интересами (в противостоянии международному терроризму) сохраняются и крупные стратегические разногласия (прежде всего, по вопросу о работе с вооруженной оппозицией, а также будущей политической конфигурацией власти после Асада). Притом, что такое возвращение Франции на мировую арену, что названо вторым приоритетом во внешней политике, будет сопровождаться и более активным вовлечением в ситуацию Германии, что для Москвы скорее фактор, усиливающий уязвимость сирийской линии.

Практически вся внешнеполитическая конструкция Фийона строится на одном фундаментальном интересе – повышении безопасности Франции, для чего спорные с точки зрения морали и демократических ценностей принципы отодвигаются на второй план. Если для снижения террористической угрозы рационально поддерживать режим Асада, Париж должен это делать, считает Фийон. Точно также возвращение к диалогу с Россией обусловлено не столько симпатией к Путину, сколько пониманием опасности изоляции и радикализации самой России. Мотивация тут крайне важна: победитель праймериз правых совершенно не выступает защитником сирийского режима или режима Путина и тем более их адвокатом, как это делал в свое время Сильвио Берлускони. Отношение Фийона к Асаду и Путину - абсолютно инструментально, причем гораздо в большей степени, чем отношение к президенту Сирии со стороны Путина.

Сам Асад, который 8 января дал интервью французским СМИ, выражал большую надежду на избрание Фийона и симпатию к публичной позиции «республиканца» в отношении «сирийского досье», но при этом оговаривался, что у западных политиков часто слова расходятся с делом. Сирийский лидер явно не торопится авансировать будущую внешнеполитическую линию Франции в случае избрания Фийона, но при этом очевидно, рассчитывает на смягчение позиции Парижа в отношении собственной судьбы.

Критики Фийона часто указывают и на «пророссийскость» его окружения, в непосредственной близости уже много лет с ним работает главный политический советник Игорь Митрофанов и давний друг и помощник Жан Де Буасю, имеющие тесные связи с Россией. А очень близкий к России депутат Национального собрания Франции и сопредседатель ассоциации франко-российский диалог (вместе с бывшим главой РЖД Владимиром Якуниным) Тьери Мариани также поддерживает Фийона и считается одним из представителей его окружения.

Однако у этой медали есть и вторая сторона. Так, сам Фийон очень четко дистанцировался от визита Марини и двух других членов парламента Франции, в Сирию (визит приурочен к празднованию армянского рождества и предусматривал встречу с Асадом), назвав решение о поездке «личной инициативой». Французская пресса указывает, что такое дистанцирование связано со страхом команды Фийона ослабить позиции кандидата от правых на выборах. Однако вряд ли тут можно говорить исключительно о предвыборных ограничителях: позиция самого кандидата от Республиканцев заключается вовсе не в безусловной поддержке Асада как легитимного правителя, а вынужденной, конъюнктурной коалиции в отсутствии иных, более эффективных путей консолидации сил для противостояния «Исламскому государству» (запрещено в России»). Кстати, нельзя забывать, что сам Фийон однозначно осуждал «зверства» российской армии в Алеппо, хотя и избегал называть действия Москвы «военными преступлениями», оговариваясь, что для этого нужно досконально разбираться в ситуации на месте. Кроме того, в одном из октябрьских интервью он весьма резко высказался в отношении Москвы: «мы знаем, что Россия – это не демократия, мы знаем, что в России режим нестабилен и опасен. Но вопрос заключается в том, должны ли мы и дальше провоцировать русских, отвергать любые возможности для диалога, толкая их к большей агрессивности и насилию, в сторону от Европы?», - говорил Фийон, также подчеркивая невозможность признания легитимности аннексии Крыма.

Но еще более интригующим фактором для анализа внешнеполитической позиции Фийона стало его решение назначить своим представителем по вопросам европейской им международной политики бывшего конкурента по праймериз Брюно ле Мэра, занимавшего одну из самых жестких позиций в отношении России среди правых. В рамках своей кампании, он говорил, что даже если Россия остается неизбежным партнёром, нельзя закрывать глаза на ее действия. В 2014 году Брюно Ле Мэр выступал резко против приезда Путина на годовщину высадки союзных войск в Нормандии. Во внешней политике его позиция оставалась гораздо ближе к позиции Алана Жюпе, последний, например, считал ошибкой поставку «Мистралей» в Россию.

После осени 2015 года позиция ле Мэр смягчилась. Будучи дипломатом, он стал высказываться осторожней в отношении России. Представители его окружения анонимно говорили в СМИ, что в дипломатии не должно быть идеологических ограничителей. Ле Мэр призывал к диалогу с Путиным, отказался от прежней жесткой позиции по санкциям, считая, что Франция должна добиваться отмены продуктового эмбарго (что, в общем, подразумевает и как минимум смягчения санкционного режима в отношении России).

Уже будучи представителем Фийона, Брюно ле Мэр стал транслировать компромиссную позицию по Сирии. Так, Фийон поддержал идею ле Мэра о введении на территорию Сирии международного контингента войск, а Ле Мэр смягчил позицию в отношении ухода Асада (сейчас Ле Мэр говорит, что судьбу Асада должны решать сами сирийцы). Ранее Ле Мэр подчеркивал, что «с Асадом мы разберемся позднее», считая, что важно правильно выстроить приоритеты (сначала ИГИЛ, потом Асад). Кстати, именно Брюно Ле Мэр комментировал позицию Фийона в отношении нынешней поездки Мариани в Сирию: он указывал, что последний выполняет свою работу парламентария, что не имеет никакого отношения к работе Фийона.

В более глобальном масштабе позиция Фийона выглядит попыткой найти новый баланс сил для позиционирования Франции на мировой арене, признавая, с одной стороны, ошибочность чрезмерного заигрывания Парижа со странами Персидского залива (что накладывает свои лимиты на политику борьбу с суннитским радикальным исламизмом ), но, с другой стороны, ища больше возможностей и перспектив в многовариантности, диверсификации своей игры, в том числе и возвращая в число партнеров Россию, что вовсе не означает легитимации действий России ни в отношении Украины, ни в отношении Сирии. При этом опорной точкой в своей внешнеполитической концепции Фийон делает вовсе не Москву, а Германию, что на практике приведёт к значительному осложнению и противоречивости реально проводимой политики. Важно также не забывать и том, что в отличие от Дональда Трампа, Фийон принадлежит к традиционным элитам, это человек власти, представляющий уже сложившийся истеблишмент. А значит он заведомо будет менее радикален в своих решениях, и более ориентирован на элитные настроения, где отношение к России крайне поляризовано.

Геополитическая проблема внешнеполитической программы Фийона заключается в том, что она предлагается в период нарастающего общего тренда на хаотизацию мировой политики, размывание прежних линий разломов, где голос Франции может оказаться еще более слабым, чем в коалиции крупных единомышленников. А желание восстановить ось Париж-Берлин и вернуться к партнерству с Россией выглядит и вовсе попыткой угнаться за двумя зайцами. Мировая политика становится все более полицентричной и менее организованной, где задавать тон будут лишь те, кто силен своими геополитическими мускулами.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий, представитель ЦПТ во Франции

Версия для печати