27.02.2017 | Марина Войтенко

Устойчивость роста – требуются стимулы

Последняя неделя февраля отметилась «смешанной» картиной макроэкономических показателей по итогам первого месяца зимы-2017, одновременно выплеснув в публичное пространство ряд предложений по переформатированию фискальных режимов и другим мерам подстраховки и стимулирования восстановительных процессов в российском хозяйстве. Неопределенности при этом меньше не стало, но она начала меняться. Традиционный вопрос «когда наступит перелом?» передал эстафету другим – о сроках значимых перемен к лучшему и необходимых для этого действиях в экономической политике. Понятно, что убедительные ответы предполагают более интенсивные и глубокие размышления по поводу наблюдаемых трендов. Начало им, впрочем, судя по всему, уже положено.

В МЭР констатировали: завершение рецессии происходит более быстрыми темпами, чем ожидалось. Пересчет Росстатом динамики промвыпуска (в соответствии с новым классификаторами ОКВЭД 2 и ОКПД 2) показывает, что последним месяцем спада производства стал январь, а не октябрь прошлого года. Сжатие-2015 составило 0,8%, рост-2016 – 1,3%. В январе же текущего 2017-го увеличение промышленных объемов достигло 2,3% (добыча – на 3,3%, обработка – на 2,0%, обеспечение электроэнергией, газом и паром – на 0,8%, водоснабжение и водоотведение – на 1,6%). С сезонной очисткой прибавление насчитывает 0,8% к декабрю-2016: быстрее всего росли добывающие отрасли, в обработке же – пищевые производства и сельхозмашиностроение (в первую очередь за счет господдержки и импортозамещения).

Эксперты ЦМАКП отмечают: смена статистической методологии повлияла на досчеты объемов примерно на четверть, но не сказалась принципиально на траектории тренда. Даже учитывая все «эффекты методы», можно сделать вывод, что спад в промсекторе прекратился к началу второй половины 2016 года. Впереди, однако, путь не легкий. В январе-2017 рост цен производителей в годовом выражении достиг 12,7% (3,3% к декабрю-2016). Разрыв с темпом потребительских цен – более чем в 2,5 раза год к году и более чем в 5 раз месяц к месяцу. Дальнейшее его нарастание таит в себе серьезные риски, причем не только общеинфляционные, но и спросовых ограничений для самой промышленности.

Версия Росстата по динамике показателей потребления в январе-2017 в годовом выражении, на первый взгляд выглядит вполне оптимистично: торговая розница притормозила падение до 2,3%, объемы платных услуг населению выросли на 2,2%, реальная заработная плана прибавила 3,1%, реальные располагаемые доходы населения – 8,1% (!). В сопоставлении с уровнем декабря-2016 картина, впрочем, смотрится заметно скромнее – 75,5%, 89,5%, 74,6% и 52,3% соответственно. К тому же 4,5% к декабрю-2016 прибавила общая численность безработных (по методологии МОТ) – до 4,3 млн человек. Состояние потребительского спроса, несмотря на все справедливые оговорки по поводу традиционно низкой репрезентативности январских данных, тем не менее, по-прежнему остается существенным фактором сдерживания общеэкономического восстановления.

Далеко не благостны и ощущения от инвестактивности. В середине февраля Росстат уточнил темпы спада вложений в основной капитал за 2015 год (на основании годовых отчетов предприятий и организаций, а также расчетов объемов капвложений, не наблюдаемых прямыми статистическими методами) – с минус 8,4% до минус 10,1%. За счет более низкой базы показатели текущего года, естественно, окажутся несколько лучше. В то же время, «повышение» темпов не способно радикально решить проблему отставания объемов: к концу 2016-го по сравнению с показателями начала 2013 года, по предварительным оценкам, производство инвестиционных товаров сократилось почти на треть, валовая добавленная стоимость в строительстве – на 11%.

К тому же не срабатывает сложившаяся система госвливаний. По оценкам Счетной палаты, неисполнение Федеральной адресной инвестиционной программы в 2016 году составило рекордные 90,4% (!) – на 1 декабря из 501 назначенного к вводу объекта вступили в эксплуатацию лишь 73. Не в полной мере предоставляемыми бюджетными средствами распоряжаются и институты развития. Госаудиторы отмечают: из ежегодно выделяемых 350-450 млрд рублей почти 30% «всегда остаются неиспользованными на начало нового финансового года».

Скорость наверстывания «упущенного» будет важным ориентиром в оценке макроэкономических перемен. Официальные инвестиционные итоги-2016 еще не опубликованы. Что же касается такого показателя деловой и потребительской активности как динамика кредитования, то январь не развеял разочарований: розничный портфель потерял 0,4%, корпоративный – 0,3%. В то же время, объем депозитов юрлиц и средств на счетах организаций в первый месяц текущего года заметно вырос – на 2,7%. И этот низкий спрос на деньги указывает на то, что экономические агенты все еще весьма сдержанно оценивают перспективы и не готовы включаться в долгосрочные проекты, например, связанные с расширением производственных мощностей или повышением качества конечной продукции, в том числе за счет наращивания инвестиционного импорта.

«Смазанность» наблюдаемой макрокартины, между тем, пока не поколебала ожиданий правительственных аналитиков и независимых экспертов: рост по итогам первого квартала-2017 состоится как в годовом выражении, и так и при сезонно очищенной динамике. С другой стороны, очевидно (и в этом плане также сложился определенный консенсус), что для его устойчивости, особенно на среднесрочном треке, требуются стимулы. В поисках ответа на вопросы «какие именно» и «когда» на минувшей неделе прояснились некоторые замыслы и завязались новые «интриги».

Одна из них касается вероятных сроков снижения ключевой ставки ЦБ РФ. Немало финансовых аналитиков высказались следующим образом: если промышленность демонстрирует столь уверенный рост, то дополнительное денежно-кредитное стимулирование вроде бы ни к чему. Поэтому регулятор будет выжидать, тщательно взвешивая все риски разгона инфляции. Другая же часть экспертов предупреждает: укрепление рубля способно притормозить начинающийся рост. Более же умеренные значения ставки будут подталкивать курс вниз, к тому же ослабляя аппетит внешних (спекулятивных) инвесторов к российским активам. Поэтому Банку России стоило бы дать старт этому процессу уже в марте. Аргумент оппонентов – тот же эффект может возникнуть при изменении базовой ставки ФРС США, причем вероятность этого «события» именно в марте, по оценкам участников рынков, плавно усиливается (в феврале инфляция в Штатах в годовом выражении добралась до 2,5%). Мировой рынок нефти, в свою очередь, находится под риском снижения цен на $5-10 за баррель. Зачем в такой ситуации укреплять проинфляционный потенциал?

Обе позиции в настоящее время как бы уравновешивают друг друга, указывая на то, что ЦБ РФ вряд ли изменит кондиции денежно-кредитной политики как минимум до середины второго квартала.

Несколько больше определенности (по замыслу, но не по срокам) у возможных изменений в налоговой политике. У экономического блока правительства, бизнеса и экспертного сообщества в принципе сложилось общее понимание – фискальная нагрузка на фонд оплаты труда (13% НДФЛ + 30% страховые взносы в социальные фонды) чрезмерна. В результате как минимум 5 трлн зарплатных рублей в «тени» (оценка МЭР), а согласно соцопросам, до 33% трудоспособного населения в той или иной степени получают вознаграждение за труд в «конвертах» или «черным налом» (отсюда и чрезмерная доля наличных в обращении – около 9% ВВП).

Вместе с тем, общая фискальная нагрузка на бизнес продолжает расти: в некоторых регионах установлено уже до 70 видов неналоговых платежей, а их объем в экономике без учета страховых взносов работодателей, по оценке Торгово-промышленной палаты, уже составляет порядка 1% ВВП.

Общий тренд размышлений участников поиска решения фискальных проблем – сокращение прямых налогов (то есть, бремени для производящей экономики) за счет увеличения косвенных (на потребление) при общем неповышении налоговой нагрузки. Главная же идея – без учета расходов на обслуживание госдолга достичь в бюджете нулевого первичного дефицита или даже профицита.

В пакете обсуждаемых предложений есть повышение НДФЛ. В версии Минэкономразвития его планка должна быть поднята до 15%, из которых 6-8 п.п. должны будут направляться в федеральный бюджет. В Минфине полагают, что сбалансировать бюджетную систему можно было бы при ставке в 17%, поскольку это позволило бы сократить дефицит бюджета на 1% ВВП (в варианте МЭР – на 0,5% ВВП). Обсуждаются и различные варианты налогового вычета для граждан. При этом вопрос, в какой мере рост ставки скажется на динамике потребления, пока остается без убедительного ответа.

Компенсировать снижение страховых взносов с 30% до 21% (для всех зарплат) предполагается и за счет повышения НДС тоже до 21% (сейчас 18%). Рассматриваются и другие варианты этого «паритета» – 20/22, 22/22 и 21/22. Расчеты, как и возможные последствия, постоянно уточняются. Эксперты обратили внимание на инфляционный характер повышения НДС (0,5 п.п. роста цен на каждый 1 п.п. поднятия ставки налога). С учетом же повышения НДФЛ снижение доходов населения вкупе с удорожанием товаров несут в себе высокие социальные риски. Кроме того, неясен темп выхода зарплат из «серо-черных схем».

Между тем, в Минтруде уже заявили, что в ходе «налогового маневра» в формате 21/21 социальные фонды могут недосчитаться 2 трлн рублей. По оценке же Экономической экспертной группы, даже в этом случае выпадающие доходы бюджета за счет необходимости дополнительных трансфертов могут составить 682 млрд рублей.

Как видим, рецепты стимулов, призванных обеспечить устойчивость экономического роста, пока довольно «сыроваты» и требуют основательной доработки в том числе и в ходе публичных дискуссий, которые все еще в явном дефиците. Предполагаемые меры (в общемировой практике они обычно называются «фискальной девальвацией») в принципе действительно могут дать среднесрочный эффект, сопоставимый с существенным ослаблением рубля. В этом плане они, безусловно, – альтернатива манипулированию валютным курсом. В то же время, ясно, что заменить глубокие структурные реформы они не в состоянии, поскольку и неконкурентоспособность экономических субъектов, и высокая доля «неформальных» доходов и зарплат лишь отчасти определяются тяжестью налоговой нагрузки.

Тем не менее, принципиально важно, что начавшееся обсуждение фискальных проблем уже показало – качественные перемены в экономической политике неизбежны.

Марина Войтенко

Версия для печати