03.04.2017 | Марина Войтенко

ЕС и Британия – «развод» по-европейски

Минувшая неделя, добавив определенности в «график» продвижения по маршруту перезагрузки финансовых и торговых потоков на европейском экономическом пространстве, лишь умножила вопросы к содержательному наполнению трансформаций. И хотя надежд на победу прагматических подходов не становится меньше, путь этот обещает стать весьма сложным и растянутым во времени.

29 марта с передачей Европейскому совету уведомления правительства Соединенного Королевства о решении Великобритании покинуть Евросоюз, формально стартовала процедура Brexit. Ранее министр по вопросам выхода из ЕС Дэвид Дэвис даже обозначил ожидаемый срок ее завершения – первый месяц весны 2019 года (что полностью соответствует максимально возможному времени переговорного процесса, обозначенному в статье 50 Лиссабонского договора о создании ЕС).

Председатель совета ЕС Дональд Туск, в свою очередь, 31 марта опубликовал проект руководящих принципов переговоров о Brexit. Он исключает двусторонние соглашения между Британией и отдельными странами ЕС, предусматривая исполнение Лондоном всех все юридических и бюджетных обязательств^[1], а также то, что будущее торговое соглашение должно включать «гарантии защиты от получения нечестных конкурентных преимуществ посредством фискального, социального и экологического демпинга».

29 апреля (то есть, через неделю после первого тура президентских выборов во Франции) на экстренном саммите Европейского союза должна быть одобрена стратегия по переговорному процессу «развода», а сами переговоры могут начаться только 22 мая после утверждения соответствующих директив 27 странами-членами ЕС. До этого момента все обсуждения будут качаться формата переговоров, но не их сути. Пока же содержательное наполнение намерений остается неопределенным по обе стороны Ла-Манша.

Глава Евросовета Дональд Туск 31 марта отметил: «Переговоры будут сложными, запутанными и иногда даже конфронтационными». До их завершения Великобритания будет продолжать оставаться членом ЕС. При этом наблюдатели уже не исключают, что «бракоразводный» процесс может и не уложиться в отпущенные два года.

В Соединенном Королевстве с начала года обсуждалось несколько сценариев выхода, но теперь премьер-министр Тереза Мэй уже ясно дала понять, что наиболее предпочтительным (по меньшей мере в начальной стадии переговоров) является «жесткий» вариант, предполагающий уход с единого европейского рынка, ограничения на трудовую миграцию из стран ЕС, отказ от Таможенного союза и выход из-под юрисдикции Европейского суда. Переговорщики ЕС готовы предложить Соединенному Королевству совершенно новое соглашение о свободе торговли. Содержание этого будущего документа (практическая работа над ним по сути и не начиналась) важно и для сохранения целостности Великобритании. 28 марта депутаты парламента Шотландии поддержали инициативу Шотландской национальной партии по проведению через полтора года (в период между осенью-2018 и весной-2019) второго референдума о независимости региона. Его первый министр Шотландии Никола Стерджен 31 марта направила соответствующий запрос в канцелярию премьер-министра Великобритании. Сходные настроения усиливаются и в Северной Ирландии. Не случайно Европейский совет в проекте руководящих принципов переговоров о Brexit особо подчеркивает необходимость «избежать жесткой границы между Ирландией и Северной Ирландией».

В ЕС также понимают, что запуск Brexit положит начало новой трансформации интеграционного объединения (готовность к этому закреплена в документах недавнего «юбилейного» саммита Евросоюза в Риме). В начале марта Еврокомиссия представила «Белую книгу о будущем Европы». Председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер предложил к обсуждению пять сценариев «жизни после Brexit». Первый – «Продолжаем в том же духе»: концентрация усилий всех 27 стран ЕС на позитивной программе реформ на основе Братиславской декларации, согласованной в 2016 году. Второй – «Единый рынок прежде всего»: согласованные действия ЕС фокусируются на едином рынке товаров и услуг, капитала и рабочей силы, движения на других направлениях не форсируются, пока для этого не возникнут необходимые и достаточные условия. Третий – «Те, кто хочет больше, делают больше»: Страны ЕС по собственному выбору усиливают интеграцию в конкретных областях (оборона, внутренняя безопасность, социальная политика и т.п.). Кто не готов – свободен следовать курсом Великобритании. Четвертый – «Выполнять меньше, но более эффективно»: ЕС сосредотачивается на более глубоком и быстром взаимодействии в отдельных областях политики, но снижает уровень взаимодействия там, где прогресс незаметен или труднодостижим. Пятый – «Работаем больше и вместе»: предполагается передача больших власти, ресурсов и ответственности наднациональным структурам, что будет содействовать повышению эффективности принятия и исполнения решений на общеевропейском уровне. Но все эти предположения пока вызвали (в том числе со стороны евроконтинентальных бизнесов и банков) отклики преимущественно скептические – развитие событий может пойти совершенно иначе.

Несмотря на растущую напряженность (главным образом из-за отсутствия деталей «евроразвода») в ожиданиях участников рынков, экономики и Великобритании, и Еврозоны выглядят достаточно уверенно. Прогнозы и ОЭСР, и ЕЦБ, и Еврокомиссии на 2017 и 2018 годы предполагают рост ВВП в первом случае 1,5-1,6% и 1,0-1,2%, во втором – 1,6-1,8% и 1,6%. У Банка Англии ожидания для собственного хозяйства более комфортны: в 2017-2019 годах – 2%, 1,6% и 1,7% соответственно. Замедление налицо, но оно не носит критического характера. Инфляция, как ожидается, превысит 2% уже в ближайшие месяцы (повышение ставки регулятора вероятно текущим летом) дойдя до 2,8% в первом полугодии-2018 и снизившись до 2,4% к концу 2019 года. Есть риски повышенной волатильности фунта стерлингов уже в апреле. В то же время, индекс экспортных заказов, рассчитываемый Конфедерацией британской промышленности (CBI) находится на трехлетнем максимуме^[2].

Деловая активность в Еврозоне тоже демонстрирует умеренное оживление. В марте-2017, несмотря на снижение на 0,1 п.п. (со 108 до 17,9 пункта) сводный индекс делового и потребительского доверия остается близко к максимальному уровню с 2011 года. Внимательно отслеживая инфляционные процессы, в ЕЦБ даже не исключают «мягкого ужесточения» денежно-кредитной политики через постепенное повышение ставки по депозитам (в настоящее время – минус 0,4%). Однако в общеэкономической ситуации есть и настораживающие сигналы: начали снижаться профициты торгового баланса и счета текущих операций, по итогам 2016 года впервые с 1999-го зафиксировано сокращение инвестиций (на €192 млрд) в бонды, более чем вдвое (до €126 млрд) уменьшился чистый приток капитала в акции.

Общий вывод наблюдателей – макротренды в Великобритании и зоне евро в целом позитивны, хотя и неустойчивы, в том числе в связи с неопределенностью хода Brexit. Тем не менее, никто не ожидает его прояснения до завершения электоральных циклов во Франции и Германии. Их новые политические лидеры и будут определять формат отношений континентальной Европы и Соединенного Королевства.

Обсуждая перспективы, наблюдатели обращают внимание на то, что прошлогодний рыночный шок от общебританского референдума длился около трех недель. В дальнейшем игроки предпочитали как бы не замечать сохраняющиеся риски. С конца марта игнорировать их далее будет затруднительно. Уже сейчас, согласно результатам опроса, проведенного швейцарским инвестиционным банком UBS среди 600 глобальных компаний, фактор неопределенности Brexit в «пакете» европейских бизнес-рисков с весом в 28% вышел на первое место. И это – новая реальность в евродивизионе глобального хозяйства. В таком контексте более рельефно выглядят и другие «узлы напряженности» в мировой экономике.

В том же опросе UBS не многим меньшее число (27%) респондентов определили фактором риска политику новой администрации США. После провала планов отмены Obamacare (24 марта) участники финансовых рынков умерили свои ожидания в отношении налоговой реформы Доналъда Трампа. Напомним, новый президент Соединенных Штатов практически главной темой своей предвыборной кампании 2016 года обозначил снижение налогов для корпораций с 35% до 15-20%. И хотя вера в возможность реализации этой инициативы все еще жива, снижение налогового бремени из 2017 года перешло в разряд среднесрочных ожиданий.

Немало вопросов вызывает и инфраструктурный план администрации Трампа. На минувшей неделе были публично подтверждены его предполагаемая стоимость ($1 трлн в течение 10 лет) и срок его одобрения – в текущем году. Однако детали финансирования проекта и источники пополнения доходной части бюджета так и не прояснены. Между тем, согласно расчетам Бюджетного управления Конгресса США (опубликованы 29 марта), даже при сохранении нынешнего уровня расходов дефицит бюджета дефицит федерального бюджета к 2047 году увеличится более чем в три раза – до 9,8% с прогнозируемых 2,9% ВВП в 2017-ом, а госдолг страны может достичь 150% ВВП.

Значительные опасения вызывают и усилия администрации Белого дома по переформатированию торговых потоков. В преддверии встречи с председателем КНР Си Цзиньпином (7 апреля) 31 марта Дональд Трамп подписал два указа. Один касается так называемых компенсационных пошлин «с импортеров, которые, которые занимаются мошенничеством». Согласно другому, министерства и ведомства в течение 90 дней должны предоставить ему отчет с указанием стран и наименований продукции, «виновных» в образовании торгового дефицита США. Кроме Китая в «черно списке» числятся Япония, ФРГ, Мексика, Ирландия, Вьетнам, Италия, Южная Корея, Малайзия, Индия, Таиланд, Франция, Швейцария, Тайвань, Индонезия и Канада. Эксперты не исключают, что новая торгово-экономическая политика президента США может вылиться пусть и краткосрочные, но торговые войны с крупнейшими мировыми экономиками. В то же время, планы администрации Дональда Трампа заключить торговое соглашение с Великобританией как с привилегированным партнером на этом фоне заслуживают особого внимания. Реализация этого плана, естественно, не сможет не повлиять на ход Brexit.

Не стоит упускать из вида и настойчивость Соединенного Королевства в повышении значимости международного финансового центра в Лондоне. По большому счету, именно последнее сейчас важнее дискуссий о будущих пошлинах в торговле с ЕС. По оценкам, отделение Сити от единого рынка капитала в ЕС приведет к сокращению стоимостного объема финансовых операций на нем на 18-20%, затронув интересы не менее 13 тыс компаний (в том числе инвестбанков США, 90% доходов которых в Европе формируются через операции в Лондоне). Как показал опрос UBS, более 40% компаний еврозоны в Великобритании намерены перевести часть своего бизнеса из страны на континент после Brexit, выполняя требования Евросоюза. Вместе с тем, 54% всех респондентов не собираются менять свои инвестиционные планы, 10% намерены их увеличить, а 2% – значительно нарастить объемы.

Показательно и то, что Лондон стремится закрепиться и в роли общеевропейского лидера по привлечению венчурного капитала (в 2016 году доля Британии на этом европейском рынке выросла с 32% до 43%). Тяжеловесы на континенте теряют позиции. На этом фоне инвесторы, понятно, не могли не обратить внимания на слова Терезы Мэй: «Мы покидаем лишь институт Евросоюза, ноне Европу».

В ближайшие два ведение бизнеса на европейском направлении будет требовать максимального внимания к Brexit-сигналам, включая возможные новые обстоятельства. Нелишне иметь в виду и то, что среди участников рынков набирает популярность сценарий, согласно которому в финансовых кругах Великобритании сделан выбор в пользу еще большей глобализации LSE и других площадок за счет привлечения неевропейских инвесторов и эмитентов, прежде всего, из Большой Азии. Решение антимонопольных органов ЕС (29 марта) заблокировать планируемое слияние Deutsche Borse и London Stock Exchange лишь усиливает эту тенденцию. У российских игроков тем самым могут появиться «новые окна возможностей».

Марина Войтенко – экономический обозреватель

[1] Их общий объем в конце марта оценивался Еврокомиссией в €50-60 млрд. Однако официально этот расчет представлен не был, не говоря уже о согласии с оценкой Лондона (в минфине Британии пока признают обязательства на сумму вдвое меньшую). Учитывая же участие, в том числе и финансовое, Соединенного Королевства в ряде программ ЕС, по сравнению с необходимостью непростого поиска алгоритмов решения других проблем выверка взаиморасчетов при «разводе» пока рассматривается почти «технологической» процедурой. Но канцлер британского Казначейства Филип Хэммонд уже заявил о возможных «подводных камнях».

[2] Согласно последней оценке Национального статистического управления (ONS), экономика Великобритании в четвертом квартале-2016 выросла на 0,7% к третьему и на 1,9% относительно октября-декабря 2015 года. Ослабление фунта стерлингов способствовало росту экспорта, и внешняя торговля прибавила 1,7 п.п. (максимум за два года) к росту ВВП страны.

Версия для печати