26.02.2006 | Сергей Маркедонов

МОЛЧАНИЕ КРЕМЛЯ

На фоне масштабных политических трансформаций в Дагестане и регионализации власти и управления в Чечне осетино-ингушский конфликт до последнего времени оставался политическим событием второго плана. Однако серия недавних обращений представителей Ингушетии (депутатов республиканского парламента к президенту Владимиру Путину, члена Совета Федерации от Ингушетии Иссы Костоева к президентскому полпреду Дмитрию Козаку) заставила снова обратиться к актуальному не только для всего Северного Кавказа, но и для России в целом вопросу.

Гораздо большей жесткостью отличалось обращение представителей высшего законодательного образа Ингушетии (Народного Собрания) к российскому президенту. Фактически его авторы открыто обвинили президентского назначенца в Южном федеральном округе (ЮФО) в политической ангажированности и нежелании урегулировать затяжной осетино-ингушский межэтнический конфликт.

Поводом для подготовки данного текста стало совещание, проведенное Дмитрием Козаком 8 февраля 2006 года с лидерами Ингушетии и Северной Осетии. 'Почему ЮФО и руководство Северной Осетии навязывают беженцам поселение на новых землях вместо того, чтобы вернуть их в места прежнего проживания?'. Депутатов Ингушетии возмутил протокол совещания Дмитрия Козака с главами двух республик. Народное Собрание Республики Ингушетии написало письмо Владимиру Путину с целью обратить внимание главы государства на процедурные «проколы» совещания, а также на ошибочность политико-управленческих инициатив, озвученных там. 'В Протоколе совещания, - пишут депутаты, - заложен ряд мероприятий, направленных не на урегулирование конфликта, но на его усугубление. Федеральный центр подключил к урегулированию последствий осетино-ингушского конфликта руководство ЮФО. Но оно ничего другого, кроме создания поселений в виде резерваций для вынужденных переселенцев ингушской национальности, предложить не в состоянии. Налицо политика ЮФО, направленная на откровенную поддержку плана, предложенного руководством Северной Осетии'. Ингушские депутаты в свою очередь предлагают создать федеральную комиссию для определения административных границ Ингушетии.

В обращении же Иссы Костоева на имя полпреда президента в ЮФО звучит все та же тема - определение административно-территориальной границы самой маленькой республики Северного Кавказа. По мнению Костоева, «образованная в 1992 г, по законодательной инициативе Президента РФ. Республика Ингушетия до настоящего времени не имеет закрепленных в установленном порядке Государственно-территориальных границ. Закон 'Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации' N2927-1 от 4 июля 1992 г. обязывал Государственную комиссию Правительства РФ в рамках реализации Закона 'О реабилитации репрессированных народов' от 26.04.91г. осуществить подготовку правовых и организационных мероприятий по Государственно-территориальному разграничению Ингушской Республики. Бездействие этой комиссии послужило основной причиной осетино-ингушского вооруженного конфликта осени 1992 г., последствия которого до настоящего времени не урегулированы».

Таким образом, проблема административно-территориального размежевания по–прежнему является главным вопросом политической повестки дня Ингушетии, вопросом идентификации ее жителей. Отсюда - перманентные требования к федеральному центру разрешить данный вопрос (обращение Народного Собрания республики к премьер-министру РФ Михаилу Фрадкову в январе 2006 года). Если оставить за скобками эмоциональный тон обращений ингушских политиков, то в сухом остатке будет отчаянный призыв жителей северокавказской республики к Кремлю прекратить «страусиную» политику и приступить к исполнению прямых своих обязанностей - укреплению государственности в конфликтном регионе. Думается, что подобный пафос разделили бы и представители осетинской стороны, несмотря на диаметрально противоположный взгляд на перспективы постконфликтного урегулирования. И Северная Осетия, и Ингушетия заинтересованы в том, чтобы федеральный центр не пребывал в состоянии аутизма, а напротив, играл бы в регионе роль медиатора.

Вообще, недооценивать значение и влияние осетино-ингушского конфликта на формирование будущей этнополитической конфигурации на Северном Кавказе и в России в целом невозможно. Слишком уж очевидны параллели между осетино-ингушским территориальным спором из-за Пригородного района и армяно-азербайджанским конфликтом из-за Нагорного Карабаха, с которого и начался распад 'империи Кремля', чтобы попросту отмахиваться от них, рассуждая о более важных и насущных проблемах.И в первом, и во втором случае мы имеем дело не только с межэтническим противоборством (противоборством двух этнических общин), но и с конфликтом двух административно-территориальных образований. Конфликтом, в котором позиции сторон расходятся диаметрально. В обоих случаях конфликтующие стороны были предоставлены сами себе, а центральная власть (в первом случае союзная, во втором - российская федеральная) не смогла сыграть роль арбитра. Ни в первом, ни во втором случае центр не мог предложить внятный план, адекватную систему действий по разблокированию спорных моментов между конфликтующими сторонами. Именно аутизм центральной власти по 'карабахскому вопросу' способствовал превращению армянской и азербайджанской политических элит из вассалов Кремля в квазигосударственные, а затем и в просто государственные структуры. Спросите у любого журналиста или рядового обывателя, хоть раз в жизни посетившего черменский пост на границе Ингушетии и Северной Осетии: «На что больше похожа сегодня осетино-ингушская граница, на административную или межгосударственную?» Думаю, что подавляющее большинство предпочтет второй вариант ответа. Вместе с тем на сегодняшний день было бы неверно рассматривать политэлиты Северной Осетии и Ингушетии как структуры, идущие семимильными шагами к получению 'государственного' статуса. Но очевидно также и то, что в случае продолжения 'молчания Кремля' такое превращение в будущем возможно. Как возможен и 'оранжевый вариант', то есть приход к власти в конфликтующих республиках контрэлит, способных разыграть карту Пригородного района с выгодой для себя. Именно такой сценарий в конце 1980-х - начале 1990-х годов был реализован АОД (Армянским общенациональным движением) в Армении и НФА (Народным фронтом Азербайджана) в Азербайджане.

28 марта 2005 года попытка 'контрэлитного сценария' в Ингушетии уже предпринималась. Оппозиционное этнонациональное движение «Ахки-Юрт» запланировало проведение несанкционированного митинга в Назрани с требованием отставки главы республики Мурада Зязикова и разрешения проблемы Пригородного района в пользу Республики Ингушетия. Новый виток ингушского «реваншизма» (Пригородный район после трагедии 1992 года остался в составе Северной Осетии) был вызван реакцией ряда депутатов Народного собрания республики на закон «Об общих принципах организации местного самоуправления». В тексте закона среди муниципальных образований Ингушетии не фигурирует Пригородный район.

Но было бы огромнейшей политической ошибкой рассматривать осетино-ингушский конфликт исключительно как проблему этнополитической борьбы двух северокавказских народов. Это - проблема общенационального уровня. До сих пор официальная позиция и политико-правовая оценка российской власти по этому вопросу не прозвучала. Советом безопасности РФ был подготовлен лишь проект политической оценки событий октября-ноября 1992 года. В конфликтующих республиках такая оценка была дана, хотя и с диаметрально противоположных позиций. Она была озвучена Верховным Советом Северной Осетии (10 ноября 1992 г.) и Народным собранием Ингушетии (21 сентября 1994 г.). 'Агрессия' (осетинская сторона) и 'геноцид' (ингушская сторона) - ключевые понятия двух взаимоисключающих подходов к оценке трагедии 1992 года. Получается, что российская власть добровольно отказалась от монополии на интерпретацию конфликта, передав это право противоборствующим сторонам. В результате мы получили две несовместимые историософии конфликта и вместо приближения позиций сторон - радикальное отчуждение и кризис доверия между двумя республиками. Как результат – недовольство российской властью со стороны и Ингушетии, и Северной Осетии, а значит, утрата роли 'честного маклера' и как следствие – потеря влияния на процесс постконфликтного урегулирования. На сегодняшний день российская власть только и делает, что занимается вялым уговариванием осетинского руководства 'не препятствовать возвращению беженцев', а ингушскому руководству советует воздерживаться от 'форсированного возвращения' и этнических эксцессов. Более того, проблема Пригородного района рассматривается как эксклюзивный территориальный спор. Между тем на юге России таких проблем немало. Корни у них общие - последствия сталинских депортаций. И задача федеральной власти - включить и осетинскую, и ингушскую сторону в обсуждение не 'своих' претензий и травм, а в концептуальное обсуждение проблем и принципов профилактики этнотерриториальных споров. Тем самым формировать в Магасе и во Владикавказе основы общенационального, а не регионального (замкнутого) политического мышления.

При этом Кремлю нужны принципиальные позиции по постконфликтному урегулированию. Среди них могли бы быть такие, как:

- утверждение роли арбитра. Российская власть не может выполнять осетинский или ингушский 'заказ', она должна работать не на региональные и узкогрупповые, а на общенациональные интересы. Интересы эти не в том, чтобы обеспечить 'историческую справедливость' или сохранить 'территориальную целостность' одной из республик в составе РФ, а в утверждении региональной стабильности и объединении осетин и ингушей в рамках единой российской политической нации.

- отказ от любых территориальных переделов, даже если за этим стоит восстановление исторической справедливости. Ингушской стороне необходимо понимать, что в случае положительного решения проблемы Пригородного района будет создан прецедент. Им завтра же попытается воспользоваться чеченская элита, предъявив претензии на спорные Сунженский и Малгобекский районы Ингушетии. По этому вопросу в Чечне существует консенсус между сепаратистами и 'пророссийскими силами'. Кстати сказать, с заявлениями о территориальном приращении Чечни накануне нового 2006 года официально выступал чеченский кронпринц Рамзан Кадыров. Такое решение может также подтолкнуть калмыцкую элиту к активизации борьбы за 390 га 'черных земель' с Астраханской областью, а чеченцев-аккинцев за полное и форсированное восстановление Ауховского района в Дагестане (за счет аварцев и лакцев).

- отказ от принципа 'этнической собственности на землю' и этнической чистки как средства решения этнотерриториальных споров. Москва должна четко объяснить Владикавказу, что Северная Осетия - это не этническая собственность осетин. Следовательно, возвращение представителей ингушского этноса на территорию Пригородного района - неизбежный и безальтернативный процесс. Он не обсуждаем.

Обсуждаемы лишь сроки, темпы, объемы финансирования этого возвращения. Очевидно, что этот процесс не должен превращаться в самоцель и форсироваться. Иначе возможны новые эксцессы. Однако же сам факт этнической зачистки октября-ноября 1992 года должен получить политико-правовое осуждение со стороны федеральной власти.

- отказ от апартеида как формы сосуществования Северной Осетии и Ингушетии. Административная граница должна перестать играть роль границы межгосударственной. Необходимо преодолевать и другие формы апартеида. Речь идет о ликвидации фактически установленного сегодня раздельного обучения школьников осетин и ингушей в населенных пунктах совместного проживания представителей этих этносов. Необходимы существенные изменения и программ гуманитарного образования. Автору этих строк доводилось читать учебники для школьников 5-го класса (!), в которых идет речь об «отечественной войне осетинского народа» против ингушей. И по этим учебникам преподают историю осетинским детям в селениях совместного проживания с ингушами! То же можно сказать и о монументальной пропаганде (памятники не жертвам конфликта, а героям «отечественной войны»).

- формирование новой (постконфликтной) политической элиты - в Северной Осетии и Ингушетии через мега-проект 'осетино-ингушский диалог'. Целью такого проекта должно стать разрушение межреспубликанских границ, тяготеющих сегодня к межгосударственным.

Российская власть должна показать, что только она имеет решающий голос в оценке конфликта и ей принадлежит приоритетная роль в его урегулировании. На этом пути неизбежно недовольство с двух сторон. Но очевидно также, что при застойном сценарии недовольство будет еще большим, а сами противоборствующие стороны будут не только все дальше отдаляться друг от друга, но и выходить из-под политического влияния Москвы. В этом случае неизбежен рост экстремизма, а также дальнейшее укоренение этнической идентификации через конфликт. При таком развитии событий аналогии с Нагорным Карабахом будут еще более полными.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати