29.04.2019 | Марина Войтенко

Политика роста: стимулы и риски

22 апреля Минэкономразвития опубликовало на своем сайте характеристику базового варианта среднесрочного прогноза. Оценка темпов роста ВВП не изменилась. Однако подчеркнуто, что, начиная с 2020 года, главным его драйвером станут вложения в основной капитал.

После замедления-2019, прежде всего, из-за снижения вклада чистого экспорта (до 0,2 п.п. после 0,9 п.п. в 2018-ом) и торможения потребления домашних хозяйств (вследствие низкой скорости реальных зарплат) в 2020 году суммарный эффект всех факторов приведет к повышению темпов до 2,0%. В 2021-2022 годах ожидается ускорение до 3,1-3,2%, причем опережающий вклад в 1,8-2,0 п.п. выпадет на долю инвестиций. В 2023-2024 годах ВВП назначено расти на 3,3% в год. При этом вес конечного потребления населения повысится до 1,5 п.п., чистого экспорта – до 0,4 п.п. Предполагается, что в этот период экономика будет расти быстрее, чем глобальное хозяйство в целом. Сбываемость любого макропрогноза, как известно, существенным образом зависит от изменчивости внешних условий (включая, например, вероятность нового мирового циклического спада в начале следующего десятилетия[1]) и содержания внутренней экономической политики. Последняя, между тем, только складывается в некую систему регулятивных ускоряющих действий. Некоторые будущие стимулы к этому вполне просматриваются. Но и обозначившиеся риски уже вызывают вопросы.

Неустойчивый баланс возможностей и сдержек российской макродинамики в полной мере отразился в решении Совета директоров ЦБ РФ (26 апреля) сохранить ключевую ставку на уровне 7,75% годовых. В пресс-релизе Банка России подчеркнуто: в марте годовая инфляция прошла локальный пик, затем начала замедляться (до 5,1% по состоянию на 21 апреля). Напомним, что это текущее значение «вписалось» в прогнозный годовой интервал регулятора в 4,7-5,2%. Как отмечают центральные банкиры, повышение ставки в сентябре и декабре 2018 года способствовало возврату месячных темпов потребительских цен к уровням вблизи 4% в годовом выражении. Сдерживает их и слабый потребительский спрос. Кроме того, влияние оказали такие временные дезинфляционные факторы как укрепление рубля (в январе-марте его реальный эффективный курс вырос на 3,6%, в том числе к доллару США на 4%, к евро – на 5,2%), снижение цен на основные виды моторного топлива и отдельные продовольственные товары. Краткосрочные проинфляционные риски снизились. В то же время, остаются значимыми те, что связаны с повышеннами и незаякоренными ожиданиями роста цен у населения и предприятий, а также нарастающей волатильностью мировых товарных и финансовых рынков[2].

Прогноз по инфляции ЦБ РФ пока оставил без изменений, подтвердив, тем не менее, уверенность в том, что она в годовом выражении вернется к цели в 4% в первом полугодии 2020-го[3]. Последовательный курс денежных властей на восстановление и последующее удержание низкоинфляционной среды усиливает запрос на смягчение денежно-кредитных условий, что способно поддержать замедляющуюся экономику[4]. Главная интрига заседания 26 апреля как раз и состояла в том, что Центробанк обозначит время для первого шага в этом направлении. Ответ обнадежил: регулятор «допускает снижение ключевой ставки во II-III кварталах 2019 года». Можно констатировать почти 100%-ое попадание в ожидания участников рынка. В марте, напомним, по данным Reuters, 15% аналитиков надеялись, что первое снижение состоится уже во втором квартале, 38% – во втором-третьем кварталах, 77% – во II-IVкварталах. Одно из наиболее популярных предположений финаналитиков на прошедшей неделе: «не раньше июня, не позже сентября», а затем опять пауза – до тех пор, пока годовой рост цен не окажется устойчиво ниже даже ожидаемых МЭР 4,3%.

Кроме того, срок первого снижения ключевой ставки (вполне возможно, что и единственного в текущем году) будет зависеть от решения ЦБ РФ ряда актуальных задач: сдерживания потребительского кредитования (в марте его годовой темп достиг 23,6%) в условиях околонулевой скорости реальных зарплат; усиления притока вкладов (весьма существенная часть ресурсной базы банков); запуска регулятивных мер, тормозящих рост закредитованности компаний. Нелишне также отметить, что смягчение денежно-кредитной политики – это лишь одно из необходимых условий желаемого общеэкономического ускорения, но далеко не достаточное.

Пересмотр Росстатом данных по динамике ВВП в 204-2018 годах не изменил взгляда ЦБ РФ на текущее состояние экономики. Она по-прежнему находится вблизи потенциала, что позволяет оценить рост-2019 в 1,2-1,7%. Причем во втором полугодии, очевидно, усилятся госрасходы инвестиционного характера за счет дополнительных средств, полученных от повышения НДС и начала реализации нацпроектов, призванных обеспечить ускорение темпов ВВП в последующие годы.

Заметим, что такой подход в целом согласуется с базовым сценарием МЭР, где капвложения в основной капитал после разворота понижающейся траектории (2017 год – 4,8%, 2018-й – 4,3%, в 2019-ом прогнозируется 3,1%) должны стать главным фактором ускорения макродинамики. В свою очередь сами инвестиции будут, как предполагается, крепнуть и расширяться на основе:

ü во-первых, общесистемных мер, создающих стимулы для частного бизнеса (стабильных налоговых условий, предсказуемого тарифного регулирования, реформы контроля и надзора, сокращения доли государства в экономике и повышения его регуляторной эффективности, создания «длинных финансовых источников», например, в виде перезапуска накопительной пенсионной системы и т.п);

ü во-вторых, отраслевых и секторальных механизмов, включая фискальные преференции, субсидии и льготные кредиты;

ü в-третьих, эффективной реализации инвестпроектов с госучастием.

Ожидаемые структурные сдвиги в результате этих усилий, между тем, пока (?) выглядят не слишком радикальными. Представленная МЭР на минувшей неделе версия «Сценарных условий …»[5] предполагает, что доля инвестиционных отраслей (прежде всего, строительства и машиностроения будет увеличиваться. Но в результате за шесть лет прирост обработки в общем объеме ВВП составит только 0,8 п.п. (с 12,3% в 2018 году до 13,1% в 2024-ом), в том числе и за счет развития импортозамещения в отраслях пищевой промышленности. Увеличение доли строительства на те же 0,8 п.п. (с 5,4% до 6,2%) произойдет на фоне «интенсивного роста в прогнозный период после серьезного спада в 2014-2016 годах, а также реализации национального проекта «Жилье и городская среда». Доля же здравоохранения и образования вырастет на 0,4 и 0,3 п.п. соответственно (с 3,0% до 3,4% и с 2,9% до 3,2%). При этом снижение веса в ВВП добычи полезных ископаемых составит 0,5 п.п. (с 11,5% в 208 году до 11,0% в 2024-ом).

Важно, однако, иметь в виду, что речь идет по сути дела о первой, во многом предварительной версии оценок, проведенных в условиях высокой неопределенности в отношении того, как именно будет происходить реализация российской структурной повестки и как будет складываться баланс ее двух важнейших составляющих – собственно реализации нацпроектов (их финансирования, результативности и т.п.) и создания деловой среды, стимулирующей бизнес на их поддержку и соинвестирование[6]. Тем не менее, вопросы у экспертов возникают уже на подступе госуправления «к снаряду».

Так, согласно расчетам экономистов Альфа-банка Наталии Орловой и Наталии Лавровой, приведенным в обзоре «Национальные проекты. Эффект на экономический рост» (опубликован на минувшей неделе), несмотря на амбициозные размеры финансирования (в 25,7 трлн рублей с 2019 до 2024 года), влияние их реализации на общеэкономическую динамику может оказаться ниже ожидаемого, в том числе:

- прямой эффект может быть ограничен и достигнет всего 0,2% ВВП ежегодно в течение 2019–2021 годов, если новые расходы будут профинансированы за счет повышения налоговой нагрузки или сокращения прочих расходов;

- коэффициент косвенного, то есть мультипликативного эффекта от госрасходов эксперты оценили в 0,3 (в ноябре-2018 исследовательский департамент ЦБ РФ – в 0,5), что добавит 0,1 п.п. к темпу ВВП в год (в параметрах расчетов экономистов Банка России – 0,2–0,3 п.п. в среднем за год за период до 2024).

Основным позитивным результатом, по мнению экспертов Альфа-банка, может стать ускорение динамики потенциального роста ВВП до 1,6% к 2024 году, что ниже не только цели прогноза МЭР в 3%, но и среднего потенциального показателя по странам G 7 в 2%.

На обозначившиеся риски нацпроектного госуправления обращает внимание и Счетная палата. В их числе:

- отсутствие организованного статистического наблюдения – к моменту утверждения паспортов национальных проектов более 75% показателей не имели утвержденных методик расчета и не были включены в федеральный план статистических работ;

- несопряженность заявленных целей со сроками разработки методик их расчета (не позднее декабря-2019), что повышает вероятность уточнения плановых значений показателей и оценки хода реализации национальных проектов не ранее 2020 года;

- трудности и/или даже невозможность проведения регулярного в рамках года мониторинга исполнения – значительная часть целевых показателей вычисляется с годовой периодичностью, но при этом более 77% ожидаемых результатов реализации нацпроектов запланированы на четвертые кварталы;

- ключевыми инструментами осуществления мониторинга национальных проектов становятся планы их реализации и объемы освоенных средств федерального бюджета, что представляется недостаточным.

В годовом отчете СП РФ за 2018 год[7] подчеркивается: отсутствие достоверной информации о значениях целевых показателей и неопределенность результатов федеральных проектов создает риски принятия недостаточно обоснованных или несвоевременных решений в ходе их реализации.

В перечне поручений премьера Дмитрия Медведева по итогам отчета правительства в Госдуме обозначена проработка вопроса «об увеличении доли оплаты труда в структуре ВВП до 60%». Внимание к повышению социальной отдачи от будущего роста (в 2018 году доля зарплат в общеэкономическом «пироге» составляла 46,4%) логично и справедливо. Однако привлекательность высокой цели требует одновременно и более глубокого анализа причин того, что баланс возможностей и рисков на пути к ускорению остается неустойчивым. Выстраивание системы проектного управления госфинансами перевешивает усилия по созданию деловой среды, стимулирующей частные инвестиции. При этом по меньшей мере не снижается вероятность расширения практик «ручного управления» в ущерб замыслам укрепления конкуренции. Распознанные риски, впрочем, – это всегда руководство к действию. Обилие инициатив в экономической политике пора приводить в работающий «регулятивный порядок». Главное, чтобы намеченные решения, прежде всего, связанные с законопроектами о защите и поощрении капиталовложений и об индивидуальном пенсионном капитале, не остались «полуфабрикатами», не добавляющими новых мотиваций деловой активности.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

[1] Примечательно, что консервативный вариант прогноза, предполагающий снижение нефтецен в 2020 году до $42,5 за баррель (вполне возможно, такой «эзопов тренд» не исключает вползания в мировую рецессию) исходит из темпов-2020 в 1,5% с возвращением к 2,8-3,0% в 2022-2024 годах. В альтернативных сценариях аналитиков рост 2020-2021 в этом случае оказывается близким к нулю (не выше 0,5%) при ключевой ставке Центробанка в 9,5-11,5%.

[2] Наглядное свидетельство тому – расхождение трендов нефтецен и курса рубля, наблюдавшееся на минувшей неделе. Brent торговалась выше $75 за баррель (на максимумах с осени-2018), курс же потерял примерно 1 рубль к доллару. Причины – сокращение притока средств нерезидентов в российский госдолг (в первом квартале cash flow составил $7,5 млрд) вследствие снижения аппетита инвесторов к рискам развивающихся стран и новый виток геополитической напряженности в мире. Нелишне иметь в виду и ожидания участников углеводородного рынка – нефть со второго полугодия будет дешеветь на росте предложения. Отсюда не удивителен и размах прогнозов курса рубля на конец лета – начало осени: от 64,5-65,5 до 68-70 руб/$.

[3] Это обстоятельство уже заложено в среднесрочный прогноз МЭР по тарифам на услуги инфраструктурных монополий. При этом предполагается, что единые принципы ценообразования в этом секторе будут установлены новым законом «Об основах государственного регулирования цен (тарифов)» на основе приоритетного метода эталонных расходов. Индексация оптовых цен на газ для всех категорий потребителей в 2020-2024 годах не превысит 3%. Такая же планка предусматривается для потребителей электроэнергии за исключением населения, тарифы для которого будут индексироваться на 5,0% ежегодно. Рост цен на услуги теплоснабжения, водоснабжения и водоотведения, как и предельные индексы изменения платы граждан за коммунальные услуги в 2020-2024 годах сохранятся на уровне, не превышающем целевую инфляцию. Тарифы на железнодорожные перевозки в 2020 году индексируются на 3,8%, в 2021-ом – на 4,1%, в 2022-ом – на 3,8%, в 2023-2024 – на 3,9%. Ставки портовых сборов повышаются на 3,7% в 2020 году, на 4,0 в 2021-2024 годах.

[4] Первые апрельские замеры общеэкономической конъюнктуры заметных позитивных перемен не зафиксировали. Индекс предпринимательской уверенности Росстата вырос в добывающих отраслях (вместе с нефтеценами) до 3% с 1% в марте, в обработке остался на уровне минус 2%, в обеспечении электроэнергией, газом и паром снизился до минус 8% с минус 7%.

[5] Полное название документа: «Сценарные условия, основные параметры прогноза социально-экономического развития Российской Федерации и прогнозируемые изменения цен (тарифов) на товары, услуги хозяйствующих субъектов, осуществляющих регулируемые виды деятельности в инфраструктурном секторе на 2020 год и на плановый период 2021 и 2022 годов». Опубликован 22.04.2019 http://economy.gov.ru/minec/about/structure/depmacro/2019042102.

[6] Из-за фактора неопределенности в экономической политике доля инвестиций в ВВП в текущей версии базового прогноза МЭР снижена в оценке-2024 с 26,4% до 25,2%.

[7] См. подробнее: http://audit.gov.ru/activities/annual_report/annual-report-2018.pdf, с 25

Версия для печати