27.09.2006

«Невозможно осудить военные структуры. Но можно дать судебную оценку их действиям»

Главный обвиняемый по нашумевшему делу рядового Андрея Сычева приговорен военным судом в Челябинске к четырем годам лишения свободы в колонии общего режима и лишен военного звания. Приговор младшему сержанту Александру Сивякову оказался чуть более мягким, чем просило государственное обвинение. Сивяков признан виновным в превышении должностных полномочий, повлекшем за собой тяжкие последствия. Родственники и защита Сычева не удовлетворены приговором суда – они считают его слишком мягким и собираются обжаловать это решение в кассационной жалобе. Приговор комментирует эксперт Института прав человека Лев Левинсон:

- Некоторые правозащитники назвали приговор слишком мягким. Согласны ли Вы с такой оценкой?

- Не могу согласиться с такой однозначной оценкой по нескольким причинам. Во-первых,если даже считать, что вина Сивякова полностью доказана, то у меня нет оснований считать, что 4 года - это маленький срок за какое бы то ни было преступление. На мой взгляд, не очень хорошо измерять справедливость наказания американскими мерками сроков лишения свободы. Человек живет не 7000 лет, и 4 года человеческой жизни - это довольно много. Меня вообще коробит, когда даже по самым отвратительным преступлениям говорят о том, что нужно наказывать жестче. Но жесткость никого не исправляет и не защищает общество от подобного рода преступных посягательств.

Можно подумать, что если бы Сивякову дали восемь лет, а не четыре, то такие явления в армии прекратились бы. Для того чтобы они прекратились, нужно делать совсем другое. И мне кажется, что кое-что уже делается в верном направлении. Но нужно еще больше, нужно организовывать гражданский контроль за армией, нужно ликвидировать военную юстицию. Сокращение срока, которое должно произойти с 2008 года – это правильное решение, но это только частичное решение проблемы дедовщины.

А тот факт, что у нас иногда за кражи дают пять-семь лет, не является, на мой взгляд, доводом для того, чтобы из этой неоправданной жесткости делать общее правило.Это первое соображение, оно довольно общее.

Второе соображение основывается на том, что дело Сычева - системное преступление. То есть этот не тот случай, когда кто-то по собственной инициативе на улице нападет на человека. Имеет место совсем другая ситуация, когда совершенное преступление - настолько общее и массовое явление, что, не меняя положения дел в воинских частях, радикально не исправив ситуацию с призывной армией, бессмысленно устраивать показательный процесс над одним или двумя солдатами, которые ведут себя как тысячи других.

Конечно, преступление должно быть осуждено. Но не будем забывать, что основная задача уголовного судопроизводства – общественная защита, а она-то самим фактом наказания в данном случае никак не обеспечивается. И важнейшей задачей суда, как мне представляется, было не дать Сивякову какой-то еще больший срок, а восстановить, насколько это возможно справедливость в отношении потерпевшего и максимально материально взыскать в его пользу. Если Сивяков виновен, то он должен быть серьезно обременен материальными обязательствами. Другое дело, что вряд ли с него можно много взыскать, и уж точно – ничего сопоставимого с тем ущербом здоровью, который был нанесен Сычеву.

Но главное, что надо было сделать суду, – взыскать весь возможный вред с министерства обороны или с военной части, где это произошло. Потому что на 90 процентов ущерб (который так велик, что его даже сложно материально оценить) должен был быть взыскан с военной организации, и только на 10 – с частного лица.

- Были ли у суда правовые возможности это сделать?

- Ситуация сложная. В этом уголовном процессе формально таких возможностей не было. Это вопрос гражданского процесса.

Но если говорить шире по судопроизводству, то у суда все же были возможности заявить свою позицию. Поскольку процесс был уголовным, и об ответственности военного ведомства речи вообще не шло, суд мог вынести так называемое частное определение о прямой причастности к преступлению военного учреждения – такое право у него было. Если совершение преступления обусловлено общими причинами, которые выявлены в процессе, суд может обозначить эту обусловленность. Таким путем, направив обвинение в адрес военных, суд мог указать на подлинные причины того, что произошло. А в дальнейшем, это помогло бы Сычеву в гражданском иске, и могло бы стать основой для того, чтобы в каждом подобном случае, ссылаясь на это уже один раз выраженное судом частное определение, взыскивать с военной организации, а не с частного лица. Потому что, повторю, подлинные цели суда в таком случае сводятся не столько к наказанию виновного, сколько к максимально возможной защите потерпевшего.

Другое дело – что суд у нас достаточно зависимый.

- То есть если бы суд вынес частное определение, то это создало бы прецедент для других подобных случаев?

- У нас не прецедентное право, и одно заключение не несет последствий для других, а является, скорее, морально-юридической оценкой неких обстоятельств. Потому что невозможно в уголовном процессе осудить Генеральный штаб или командование того или иного округа. Но зато можно дать судебную оценку их действиям – признание ответственности организации. Это дает основание в другом судебном производстве ссылаться на это обстоятельство, хотя оно и не имело бы обязательной силы, но, бесспорно, являлось бы существенным аргументом на аналогичных процессах.

Мне кажется, что общественное значение суда именно в таких решениях.

Подготовила Любовь Шарий

Версия для печати