22.11.2006 | Алексей Рощин

Радость надзирателей

Государственная Дума (под громкие крики «ура!» заждавшихся офицеров Российской Армии) исправила свою давнюю «ошибку» четырехлетней давности. В 2002 году понятие «гауптвахта» было с помпой вычеркнуто из всех воинских Уставов и признано устаревшим пережитком прошлого в новой армии России. В 2006 году, после страшной силы скандала и тайфуна публикаций на тему «дедовщины», гауптвахта возвращается. Даже не то что стыдливо; нет – практически с помпой!

Так как же нам, простым российским обывателям, к этому отнестись? Возрадоваться, что произошло «возвращение к здравому смыслу»? Или обеспокоиться – зачем российской армии покрытое пылью веков учреждение, впервые появившееся еще при Петре Первом?

Одна из основных проблем российской армии звучит парадоксально: оказывается, что воинский командир крайне ограничен в наборе средств воздействия на солдата.

Странно, не правда ли? Мы-то привыкли, что все как раз наоборот: это «на гражданке» обычное начальство бессильно, а уж в армии-то… В армии не забалуешь! Мы привыкли думать, что армейские Уставы дают офицерам поистине безграничные средства воздействия на подчиненных им военнослужащих. Ведь именно от Армии пошло понятие «приказа» - как команды, которая обязательна для исполнения и не подлежит никакому обсуждению. Зачем, казалось бы, офицеру какие-то средства воздействия на подчиненных? Он приказал – они обязаны выполнять! А если что – вон, расстрелять на месте может… Правда, в военное время. А у нас пока мирное.

В этом и загвоздка!

Ограниченность средств командира – несомненный факт. Дело в том, что солдат изначально слишком многого лишен, слишком ограничен в своих возможностях; проще говоря, сильно «депривирован». Его нельзя поощрить деньгами – «деньги солдату не положены»; его мало привлекает карьерный рост – ибо рост этот возможен только в рамках его маленького подразделения: на ограниченное число ступеней и, главное, в организации, в которой солдат вообще не стремится БЫТЬ ни в каком качестве.

Не работает в должной мере и обычный механизм (скажем, в корпорации) «минимизации поощрения»: солдату нельзя «сократить жалованье» (он и так почти ничего не получает), «понизить в должности» (он и так ощущает себя в самом низу социальной лестницы). Конечно же, смешно в армейском контексте говорить о таком страшном для практически любой ДОБРОВОЛЬНОЙ организации механизме, как отчисление (увольнение) или хотя бы угроза этого отчисления (то, что на корпоративном языке называется «выговор»).

А в итоге остаются только самые простые, примитивные, ПЕРВОБЫТНЫЕ механизмы принуждения: ограничения в сне, еде, отдыхе; изнурительные физические нагрузки; наконец, просто физическая боль.Однако заметим, что практически ВСЕ «первобытные механизмы», перечисленные выше, находятся уже за рамками закона. Перед «руководящим составом» легальной «организации принудительного членства» (так на языке психологов называется армия) встает непростая дилемма – как выполнять свои обязанности и при этом по возможности не становиться преступниками? Один из способов «решения проблемы» - наиболее радикальный и в то же время официальный: это выделение из армейской структуры специальной, официально оформленной, но действующей «на грани и за гранью фола», структуры, предназначенной исключительно к реализации на практике «первобытных форм принуждения».

Тут поясним: обычно «губа» - это некое отдельное подразделение, своего рода «изгой» в армейском «строю». На «губу» посылают – т.е., к примеру, из различных частей и подразделений армии или флота периодически отправляют самых «проштрафившихся» в некий Центр, иной раз – за десятки километров. Такая «экстерриториальность» очень способствует «эффективной работе»: к примеру, знаменитые «охранные взводы» или «роты» не могли бы чувствовать себя так вольготно, если бы им приходилось служить бок о бок с солдатами, уже испытавшими на себе все прелести «губы».

Так что же произошло на самом деле? В реальности – разновидность российской тюрьмы под названием «армия» вновь обрела столь необходимый ей атрибут, как карцер. Управляться с солдатами станет полегче. Избиений, издевательств и надругательств станет больше – и, главное, они станут практически ЛЕГАЛЬНЫМИ. Радость тех офицеров, что приветствовали (вместе со своим министром Ивановым) возврат гауптвахты – это радость надзирателей, получивших в руки новую, увесистую дубинку для «контингента».

Повод ли это для радости всех остальных – в частности, родителей будущего «контингента»? Едва ли.

Алексей Рощин – ведущий эксперт Центра политических технологий

Версия для печати