27.12.2006 | Сергей Маркедонов

Год самоопределения

2006 год может войти в историю как год de facto государств. По степени интенсивности обсуждения проблема самоопределения непризнанных республик в 2006 году опередила многие другие не менее важные проблемы. Во-первых, эта проблема, доселе обсуждавшаяся в рамках «постсоветского дискурса», вышла на международный уровень. Этому помогли два события. Прежде всего, 2006-й год должен был стать годом «окончательного самоопределения» для бывшей сербской автономии Косово. Однако к концу года это готовившееся самоопределение было отложено. Уходящий год стал годом другого самоопределения на Балканах - черногорского. В результате на карте мира появилось (впервые после 1918 года) независимое Черногорское государство (на сей раз в виде республики). И хотя Черногория в отличие от Косово никогда не существовало в формате непризнанного государства, сама возможность нарушения принципа территориальной целостности и этнополитического самоопределения вызвала повышенный интерес у лидеров de facto образований постсоветского пространства.

Во-вторых, именно в 2006 году было зафиксировано два подхода к проблеме самоопределения de facto государств. Первый подход, обозначенный американскими и европейскими политиками, можно определить как «эксклюзивный». Речь в данном случае идет об «уникальности» косовского опыта. По словам заместителя государственного секретаря по европейским делам Розмари ди Карло, «ситуация в Косово стала результатом насильственного распада Югославии. И международное сообщество приняло меры по стабилизации ситуации в Косово, потому что Милошевич нарушил резолюцию Совбеза ООН №1244. А что до возможного разрешения других замороженных конфликтов по косовской модели - к ним не применялись резолюции ООН». Такой подход был поддержан значительной частью европейского и американского экспертного сообщества. «Косовская ситуация уникальна: независимость края и даже его раздел едва ли вызовут процесс дальнейшей дезинтеграции на Балканах». Такое мнение высказал известный специалист по Восточной Европе профессор Джорджтаунского университета Чарльз Капчан. Однако такой подход не был принят в России. Именно представители РФ, начиная с президента Владимира Путина озвучили так называемый «универсальный» подход к косовской проблеме. В данном случае речь идет о том, что косовский опыт сецессии может быть использован и при урегулировании «замороженных конфликтов» на постсоветском пространстве и для возможного самоопределения Приднестровья, Южной Осетии, Абхазии и Нагорного Карабаха. По словам российского президента, «если кто-то считает, что Косово можно предоставить полную независимость, то почему тогда мы должны отказывать в этом абхазам или южным осетинам…Мы знаем, например, что Турция признала Турецкую Республику Северного Кипра. Я не хочу сказать, что и Россия тут же немедленно признает Абхазию или Южную Осетию в качестве независимых и самостоятельных государств, но такие прецеденты в международной жизни есть…Чтобы действовать справедливо, в интересах всех людей, которые проживают на той или иной территории, нам нужны общепризнанные, универсальные принципы решения этих проблем».

К слову сказать, такой «универсальный» подход нашел понимание и среди экспертов в США и в Европе. Естественно речь не шла о том, что американские и британские ученые стали бесплатными пропагандистами путинской концепции. В данном случае мы можем говорить о том, что перспективы de facto государств стали рассматриваться как то иначе, нежели результат российского вмешательства во внутриполитические процессы в Грузии и в Молдове. И это - тоже один из итогов уходящего 2006 года.

Пожалуй, впервые после 1990-х гг. в западной политологии о de facto государствах заговорили не просто как о последствиях неразрешенных «замороженных» конфликтов, а как об образованиях, имеющих внутреннюю динамику, способных к трансформациям. По словам британского эксперта Томаса де Ваала, «многие внешние наблюдатели ошибочно считают Абхазию всего лишь российским марионеточным государством. Конечно, Россия использует ее неопределенный статус в своих целях, но Сергей Багапш, действующий президент был избран вопреки пожеланиям Москвы, а многие абхазы недовольны ползучей аннексией Москвы». Де Ваал даже ставит риторический вопрос: «Но как долго можно отрицать их право на независимость? Здесь не все так просто. Но альтернатива- сохранение конфликтов в замороженном состоянии и целых территорий как мировых «сирот»- также неприемлема». Схожим образом в статье “Let's get real” в “International Herald Tribune” (3 октября 2006 года) Анатоль Ливен и Джон Халсман призывают американских и европейских политиков к реализму. Они также задаются двумя вопросами. Готов ли Запад просчитать последствия даже от непрямого столкновения России и США ради того, чтобы Грузия установила свою юрисдикцию в Южной Осетии? Второй вопрос: «Готов ли Запад рисковать своими бесценными жизнями в будущей кавказской войне?» Ливен и Халсман, сравнивая косовский казус с абхазским и осетинским, делают вывод, что и албанцы не согласятся на реинтеграцию с Сербией, и абхазы с осетинами — на реинтеграцию с Грузией. В целом ряде работ британского эксперта по Нагорному Карабаху Лоренса Броерса звучит тезис о высоких демократических достижениях в этом de facto государстве, которое тот же Freedom House поставил по рейтингу выше, чем Азербайджан, и Армению.

Приднестровская проблема также стала широко обсуждаться в США. В 2006 году в Штатах было опубликовано 2 доклада о ситуации в ПМР. В первом из них «Размораживание одного конфликта: аспекты сепаратистского кризиса в Республике Молдова» (июль 2006 г.), подготовленном Ассоциацией адвокатов Нью-Йорка были изложены следующие выводы:

- Приднестровье не имеет права на внешнее самоопределение;

- результаты приватизации в Приднестровье могут быть не признаны;

- Россия несет ответственность за сохранение сепаратистского кризиса и его последствия.

Во втором докладе (апрель 2006 г.), представленном Международным Советом по демократическим институтам и государственному суверенитету «Государственный суверенитет ПМР в соответствии международным законодательством» были сделаны прямо противоположные выводы. При этом акцент делался, прежде всего, на формировании жизнеспособных институтов власти в ПМР.

К слову сказать, Турецкая Республика Северного Кипра, упомянутая Владмиром Путиным как бы «между прочим» в 2006 году стала яблоком раздора между Турцией и ЕС. ЕС обозначил перед Анкарой требование - начать экономические контакты с греческой частью Кипра, признанной ООН и являющейся членом Европейского Союза. Отказ Турции принять корабли и авиаборты с греческой части Кипра стал причиной не просто очередного обострения отношений между Брюсселем и Анкарой. Позиция Турецкой Республики существенно осложнила ей «европейские перспективы» и получение европейской прописки.

Таким образом, весь 2006 год был периодом интенсивного обсуждения перспектив развития de facto государств, и новых планов по урегулированию «замороженных конфликтов». Тем временем, признанные государства, в состав которых входят «мятежные республики» предприняли попытки «разморозки» конфликтов для того, чтобы решить свои проблемы до окончательного определения статуса Косово. В 2004 году такой сценарий был безуспешно реализован Тбилиси в Южной Осетии. Однако два года спустя «разморозка конфликтов» проводилась более интенсивно. Лидеры Грузии и Молдовы видят опасность в том, что «казус Косово» будет использован лидерами ПМР, Абхазии и Южной Осетии. А потому весной 2006 года Молдова и Украина решили с помощью экономических рычагов вывести из игры строптивых «приднестровских сепаратистов». Решившись на поддержку официального Кишинева, Киев таким образом, фактически в одностороннем порядке изменил свою роль в урегулировании молдо-приднестровского конфликта. Украина из страны-гаранта миротворческого процесса превратилась в государство- союзника одной из сторон конфликта. Затем в дело вступила Грузия. Кодорская операция Михаила Саакашвили, проведенная в конце июля — начале августа 2006 года, имела не только политический смысл (стремление к изменению статус-кво в зоне грузино-абхазского конфликта) и правовое (точнее сказать, антиправовое) измерение (одностороннее нарушение Грузией Московских соглашений 1994 года, регламентирующих миротворческую операцию). Цель, и в первом и во втором случае была одна - изменить формат мирного процесса и способствовать его «интернационализации», чтобы лишить Россию ее эксклюзивной роли главного спонсора мирного процесса. Однако, ни в первом, ни во втором случае поставленные задачи не были достигнуты. В 2006 году предпринимались и попытки «разморозки» в Южной Осетии, однако к ноябрю уходящего года такая задача была временно снята с повестки дня. Косовское самоопределение в конце 2006 года было отложено Западом, а потому «политический антифриз» в Закавказье и на Днестре стал менее востребован.

2006 год стал периодом «парада референдумов» в de facro государствах постсоветского пространства. В сентябре 2006 года статус и будущее самоопределение ПМР было предметом плебисцита на Левом берегу Днестра. В ноябре 2006 года будущее Южной Осетии определяли ее «непризнанные граждане». А в декабре 2006 года в НКР голосовали за проект Основного Закона. Таким образом, ответом на «политический антифриз» стал сценарий «окончательного самоопределения». Оговоримся сразу. Этот процесс может завершиться как блестящим триумфом, так и катастрофическим поражением. В каждом конкретном случае определенное стечение обстоятельств (поведение ведущих мировых игроков, действия государств, к которым «приписаны» de facto образования) может иметь как счастливые, так и роковые последствия для Приднестровья, Карабаха, Абхазии и Южной Осетии. В любом случае 2006 год станет, скорее всего, либо «точкой невозврата» для de facto государств.

Судьба проекта «окончательное самоопределение» во многом зависит от действий России. Здесь следование сложившимся мифам и стереотипам (поддержка исключительно представителей «партии власти», отказ от демократизации de facto государств, нежелание искать союзников в вопросе о перспективах их признания за пределами СНГ и «оси зла») могут существенным образом помешать тому, чтобы постосоветские de facto государства стали бы государствами de jure. Между тем определенные предпосылки для «смены вех» мирового сообщества на этом направлении есть (о чем мы уже писали выше). Более того, представители ЕС и США, все еще не признавая референдумы и выборы в СНГ-2 (параллельном СНГ), уже не могут игнорировать реальный, а не имитационный характер этих образований. В кулуарах различных международных конференций и форумов этот тезис не раз озвучивался американскими и европейскими политиками.

А потому, планируя задачи на 2007 год, России следует исходить из нескольких важных посылок. Во-первых, необходимо убедить ведущих мировых акторов в том, что de facto государства являются жизнеспособными образованиями, а уход России из регионов, в которых они существуют, не обеспечит мира и стабильности. Вывод кастрированной (до двух полков) 14-й армии из ПМР не сделает приднестровцев образцовыми гражданами Молдовы. Уход российских миротворцев не сделает осетин и абхазов грузинофилами. Иначе говоря, России надо доказывать, что ее роль — стабилизирующая. И хотя РФ можно посчитать «нечестным брокером» в этой игре, следует признать, что все остальные — еще хуже и уж точно не столь эффективны.

Во-вторых, существование de facto государств есть сам по себе стабилизирующий фактор. Разрушение их инфраструктуры будет гораздо большей проблемой, чем их существование. Другой вопрос — модернизация и демократизация de facto государств. Чтобы ни говорили критики американской и европейской политики, процессы демократизации и модернизации ПМР, Абхазии, ЮО и НКР — необходимая предпосылка для их будущего признания. И если Россия сегодня не возглавит этот процесс, желающие найдутся. И именно эти желающие поведут под венец признания Приднестровье и Абхазию, а не Россия. Вообще, критика американской внешнеполитической стратегии не должна обозначать автоматический отказ от демократических ценностей и внутри России и за ее пределами (увы, у нас эти явления четко не разграничиваются).

И последнее (по порядку, но не по важности). Для России гораздо важнее политическое, а не правовое (формально-юридическое признание). В конце концов, США работают с Тайванем или финансируют социальные проекты в НКР (по 20–30 млн. долл. США в год) без всяких деклараций об их признании. С Сомалилэндом активно работает Израиль, также не объявляя об официальной поддержке бывшего британского протектората. Естественно, и сама Британия «работает» с бывшими подданными. Факт юридического признания здесь тоже не является ключевым. Главное — это политическое сотрудничество, кооперация в сфере безопасности. И ожидание благоприятной политической конъюнктуры. Ее, естественно, нельзя просто ждать, над ней надо работать. Таким образом, России не следует форсировать процесс официального признания de facto государств. Гораздо более важно сейчас обеспечить их выведение из тени, политическую поддержку и апеллировать к политическому реализму. В конце концов, именно Россия должна объяснить, что распад столь нелюбимого Западом СССР завершится лишь тогда, когда будут учтены постсоветские реалии.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати