30.05.2007 | Алексей Рощин

Уничижение суда

Во второй декаде мая Конституционный Суд РФ подверг УПК серьезным изменениям. Были отменены и признаны неконституционными сразу три статьи кодекса, запрещающие возбуждать уголовное дело по вновь открывшимся обстоятельствам, если дело находится в стадии судебного разбирательства или по нему есть вступивший в силу приговор, и все это может привести к ухудшению положения обвиняемого или осужденного.

История вопроса такова. На начало 2000-х мы имели вполне еще советскую, доставшуюся нас еще от времен Вышинского систему правосудия, в которой даже вступивший в силу приговор суда, по сути, еще ничего не означал: по кассационной или надзорной жалобе его всегда могли пересмотреть в любую сторону. Это вполне отвечало реалиям репрессивной, по сути, модели советской правоохраны, в которой прежде всего защищались интересы государства, а не личности. Естественно, что в этой модели суд должен был быть не последней инстанцией, не самостоятельной ветвью власти, но не более чем «приводным ремнем» в системе вынесения приговоров.

Однако в начале правления Путина позиции либералов-западников оказались достаточно сильны, и ими были предприняты серьезные усилия для того, чтобы похоронить советскую систему правосудия и поставить во главу угла интересы личности, а не государства. Для этого, с одной стороны, в 2002 году был принят и вступил в силу новый Уголовно-Процессуальный Кодекс – основной документ, определяющий порядок рассмотрения дел в суде, определения вины и вынесения приговоров. Новый УПК стал практически революционным: его 405-я статья однозначно запретила пересматривать уже вступившие в силу приговоры в сторону ужесточения наказания.

В июле 2002 года и Конституционный Суд РФ выступил в унисон с только что вступившим в силу УПК: он признал неконституционными положения предыдущего УПК, позволявшие ряду руководящих работников прокуратуры (областному прокурору, генпрокурору и его заместителям) опротестовывать в течение года оправдательные (или чересчур мягкие, по их мнению) приговоры, уже утвержденные кассационной инстанцией. Фактически КС выступил против норм, позволявших ужесточать приговоры суда после их вступления в законную силу.

Это был, как мы теперь понимаем, пик в стремлении реформаторов цивилизовать судебную систему. Дальше пошел откат назад, к советской репрессивной системе. Причем особенно печально, что противники реформ принялись править УПК, приводя его к советским образцам, используя в качестве послушного инструмента Конституционный Суд.

В 2005 г. Конституционный Суд вернулся к рассмотрению УПК – и признал несоответствующей Конституции знаменитую 405-ю статью – ту самую, которая однозначно запрещала пересмотр приговоров в сторону ухудшения. 405-я пала тихо, реформаторы оказались настолько слабы, что даже не смогли поднять голос в ее защиту. КС, правда, в 2005 году сопроводил отмену этой статьи «либеральной» оговоркой: мол, приговоры можно ужесточать только в том случае, если при рассмотрении дела в суде были допущены очень серьезные нарушения закона и процедуры (скажем, выяснится, что судья был подкуплен).

Однако и такой компромисс оказался недостаточным: в своем последнем решении от 16 мая 2007 года Конституционный Суд добил всю прежнюю идеологию нового УПК 2002 года и фактически вернул ситуацию к советской модели: отныне опять приговоры можно пересматривать не только в случае грубого нарушения судебной процедуры, но и вообще «по вновь открывшимся обстоятельствам». Уже, казалось бы, похороненный 5 лет назад институт «доследования» триумфально возвращается под аккомпанемент слов насчет «соответствия Конституции», «неуклонной защиты прав граждан», «соответствия европейским нормам» и т.п. КС в 2007 году даже не смутило, что он фактически выступил против себя самого образца 2002 года.

И никого это не удивило. Подумаешь! В 2002 году Конституция РФ утверждала (со слов ее штатного толкователя - КС) одно, в 2007 году – другое. Обычное дело, не правда ли?Что же, собственно, произошло? Больше всего похоже на то, что КС своей серией постановлений упразднил судебную власть как таковую. То есть – именно как власть. Заодно, правда, КС снял с судей также и ответственность – неизбежную спутницу власти; уже сейчас видно, что многие судьи за это премного ему благодарны.

Фактически КС утвердил неокончательность любого приговора суда, а все так называемое «судебное следствие» превратил де-факто в нечто под названием «Мели, Емеля!» Это не должно быть чем-то из ряда вон выходящим для «советских» - они жили при таком суде все годы советской власти.При этом ясно, что лишить суды власти, никому ее при этом не передав, нельзя: власть не может просто «исчезнуть». Куда же и к кому она перешла? Ответ очевиден: она перешла (а точнее – окончательно вернулась) в прокуратуру.

Неуловимо сместились акценты. Если раньше, в 2002 – 2007 гг. прокуратура должна была искать доказательства и обосновывать обвинение, а суд оценивал качество ее работы и выносил вердикт – то теперь будет наоборот, так, как «привычно»: суд рассматривает дело и пишет приговор, а если он прокуратуру не устраивает – она его с легкостью отменяет «по вновь открывшимся обстоятельствам» и заставляет суд потрудиться еще. В точности как хозяин наказывает нерадивого работника.Впрочем, в нынешней суровой реальности для рядовых граждан в равной степени далеки и непонятны обе фигуры – что судья, что прокурор. Едва ли хотя бы один из ста представляет себе, откуда они берутся, кто их назначает и кто увольняет. Рядовые граждане твердо знают только одно – что сами они к этим процессам никакого отношения не имеют и иметь не могут. Почему? Бог весть.И пока это – главное наследие советской системы - не преодолено, все новации КС, все незримые битвы «реформаторов» и «контрреформаторов» обречены наталкиваться на стойкое равнодушие большей части общества.

Версия для печати