05.09.2007 | Сергей Маркедонов

Армянская оппозиция: внутренняя конкуренция за Карабах

Армянская оппозиция пытается перехватить политическую инициативу у власти на “патриотическом поле”. 28 августа 2007 года глава оппозиционной парламентской фракции “Наследие” (а также экс-министр иностранных дел Армении) Раффи Ованнисян представил на рассмотрение республиканского парламента законопроект “О признании Нагорно-Карабахской Республики (НКР). “Сейчас идут переговоры. Мы хотим, чтоб они принесли свои плоды на основании реально взаимных уступок, а если они не принесут желаемых плодов, признание станет необходимостью, и тогда уже настанет очередь исполнительной власти, поскольку необходимо, чтобы признающее государство было демократичным и правовым, имеющим поддержку мирового сообщества”, - заявил Ованнисян.

При этом лидер “Наследия” добавил, что Парламент республики должен учитывать и ситуацию вокруг Косово, и динамику, связанную с так называемым “косовским прецедентом”. Как известно лидеры косовских албанцев заявили о готовности в одностороннем порядке провозгласить свою независимость. Сегодня многие политики и эксперты в Армении прочат Раффи Ованнисяна в лидеры объединенной оппозиции, и даже готовят ему роль одного из претендентов на пост главы государства на предстоящих в 2008 году президентских выборах. Насколько оправданы такие прогнозы - отдельная тема. Однако нельзя не увидеть, что карабахская “заявка” экс-главы МИД Армении- хороший фон для начала борьбы за голоса армянских избирателей.

Карабахская проблема традиционно является для Армении основным, как внешнеполитическим (так во многом и внутриполитическим) вопросом. В свое время известный политолог Александр Искандарян даже ввел в оборот термин “карабахизация”, говоря о современной армянской историографии. На наш взгляд, этот термин вполне применим и к характеристике современных политических процессов в Республике Армения.

С одной стороны, карабахская проблематика превратилась за долгие годы в хороший инструмент социальной и политической мобилизации. С другой стороны, к самим выходцам из Нагорного Карабаха и в обществе, и среди представителей элиты далеко не однозначное отношение. Некоторые представители политического класса, обойденные при раздаче должностей и постов, считают, что в Ереване, начиная с 1997 года (то есть с того момента, когда Роберт Кочарян приступил к исполнению обязанностей премьер-миниистра Армении), существует “карабахское засилье”. Многие рядовые граждане Армении считают, что карабахцы заняли чересчур привелигированное положение внутри самой республики. В рассуждениях “ереванской улицы” образ Карабаха чем-то напоминает образ Москвы для рядовых граждан из российской глубинки (мол, де все деньги туда идут, все лучшие проекты реализуются там и прочее в том же духе). Интересно наблюдать и своеобразную конкуренцию “патриотизмов” между выходцами из Армении и карабахскими армянами. Каждая из двух групп считает, что именно ее представители выиграли в 1994 году войну у Азербайджана (полагая соответственно, что все плоды победы используют их визави). Однако вся сложность восприятия Карабаха внутри Армении не отменяет того факта, что непризнанная НКР является для Армении (и ее избирателей) важным символом и мифом. В свое время один из лидеров комитета “Карабах” Вазген Манукян справедливо заявил, что эта спорная территория “изменила Армению”.

В этой связи очевидно, что на будущих президентских выборах карабахский вопрос станет важным компонентом политических программ для любого из кандидатов. При этом “партия власти” и ее лидер Серж Саркисян (сам выходец из Карабаха, один из создателей НКР) имеют ряд ограничений для эксплуатации карабахского патриотизма. Во-первых, лидеры Армении просто по своему статусу вовлечены в процесс переговоров по Карабаху. Многие из них считают этот процесс не слишком эффективным (а в кулуарах нередко говорят о том, что затяжка времени на переговорах вполне отвечает армянским национальным интересам). Однако никто из первых лиц в Ереване не может позволить себе официально торпедировать мирный процесс, апеллируя к “естественно-историческому праву” армянства на спорные земли. В число переговорщиков по статусу НКР входят и США, и Россия. То есть те государства, каждое из которых с одной стороны активно поддерживает Армению, но с другой заинтересовано в сотрудничестве с Азербайджаном. А потому и Москва, и Вашингтон оказывают (хотя с разной силой и разными методами) давление на Ереван. А потому лидеры Армении обречены на демонстрацию политической корректности, использование миротворческой риторики, а также на своеобразную конкуренцию “по миру и демократии” с Баку. Использование милитаристской риторики не даст победу в борьбе за симпатии сенаторов, конгрессменов, российских думцев, депутатов Национального Собрания Франции. А потому каждый армянский политик, приходя во власть, проделывал схожую эволюцию (не исключение и уже упомянутый Раффи Ованнисян). Левон Тер-Петросян был одним из лидеров комитета “Карабах” до получения Арменией независимости в 1991 году. Став же президентом независимого государства, он отказался, во-первых, от признания НКР (провозглашена в сентябре 1991 года), а во-вторых, начал активное использование “мирной риторики”. Во многом именно это и стало причиной его “добровольной отставки” в 1998 году. Так вот, в октябре 1991-октябре 1992 гг. главой МИД Армении был никто иной, как Раффи Ованнисян. Однако все надежды на то, что преемник первого президента Республики Армения Роберт Кочарян (прежде президент НКР, а в военное время глава - Государственного комитета обороны Карабаха) быстро признает “второе армянское государство”, не оправдались. Да, время от времени Кочарян говорил о том, что на фоне стагнации переговорного процесса вопрос о признании может стать в повестку дня (это было сделано после провалов нескольких саммитов по Карабаху в 2006 году). Однако реально армянская власть не делала шаги в этом направлении. Не случайно, комментируя последнюю инициативу Раффи Ованнисяна, пресс-секретарь МИД Армении Владимир Карапетян отметил, что “признание Арменией независимости Нагорно-Карабахской республики всегда было и сейчас также находится на повестке внешней политики страны. Независимость должна быть признана в тот момент, когда это станет наиболее эффективным шагом, и будет способствовать окончательному урегулированию конфликта... Этот момент пока не настал”.

Таким образом, у оппозиции гораздо больше свободы в выдвижении нестандартных идей и предложений. Сегодня не Раффи Ованнисян - партнер Мэттью Брайзы, Юрия Мерзлякова и Бернара Фасье на переговорах о будущем Карабаха. А значит, он может себе позволить и критику властей за недостаток патриотизма и инструментальное использование “карабахского вопроса”. Стань он завтра президентом Армении, думается, его риторика будет гораздо более сдержанной. Появятся в его речах и политическая корректность, и призывы к сдержанности и отказу от радикализма. Однако инициатива партии “Наследие” интересна еще и с другой точки зрения (то есть не только как предвыборнный инструмент). Ованнисяна нельзя назвать типично постсоветским политиком (как того же Сержа Саркисяна, воспитанного на территории бывшей “одной шестой части суши”). Он родился 20 ноября 1959, в Фресно (США). Далее лидер “Наследия” окончил факультет ближневосточных исследований Калифорнийского университета, Флетчерскую школу права и дипломатии Массачусетского университета Тафта в Бостоне, Юридический факультет Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Ованнисян получил степень доктора права. А далее был преподавательский опыт в том же Тафтском университете, адвокатская работа в престижных юридических консультациях, лоббисткая деятельность в Армянской Ассоциации Америки (ААА). Как сказали бы в советские годы, “типичный представитель” буржуазной политики и Западного мира (прошедший все положенные этапы карьеры). Однако же “западный бэкграунд” и понимание основ западной политики не мешают лидеру армянской политической партии играть на патриотическом поле. И эффективно играть. И рискнем предположить, что даже в случае президентского триумфа (хотя сегодня шансов, откровенно говоря, маловато) “западник” Ованнисян не “сдаст НКР”.

Да, он будет вести переговоры. Возможно, его риторика, обогащенная американским опытом, будет гораздо более “типичной” для западной дипломатической аудитории. Однако “решительного прорыва” в деле мира и “демократ-западник” не сделает. Разве что возрастет цитирование трудов американских правоведов. Таким образом, сегодня архитекторам мира на Южном Кавказе следует помнить, что урегулирование конфликтов на период выборов точно откладывается. Более того, приверженность демократической риторике вовсе не означает готовности идти на односторонние уступки. Скорее наоборот, “мнение народное” поддержит гораздо более “крутых патриотов”. И в этом плане заявление Ованнисяна – не сенсация, а скорее закономерность. Следовательно, миротворческий оптимизм следует оставить, заменив трезвым реализмом. А реальность такова, что демократизация не будет означать автоматического разрешения конфликтов в Евразии (диктатура в гораздо большей степени гарантирует уступки и “сдачи”). Таким образом, для понимания конфликтных реальностей потребуются новые методология и методика, свободные от “научного демократизма”.

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати